Сатир и нимфа, или Похождения Трифона Ивановича и Акулины Степановны

– Нет, я дело говорю. Баба красивая, статная, деликатная… Подластится, да и выманит. Я ведь тебе, как соседу, советую. Двадцать восемь лет мы с тобой на одной линии торгуем, так уж, слава богу… Чего самому недомек, на то другой всегда надоумить может. Давно уж про нее у нас слух в рынке ходит, да все не верил я; и вот теперь своими глазами увидал.

– Неужто все узнали и процеживают меня?! – всплеснул руками Трифон Иваныч.

– А ты думал как? Шила в мешке не утаишь, а на чужой роток не накинешь платок. Одно могу сказать: баба важная, и вкус у тебя отменный. Сейчас видно, что губа не дура. Прощай.

Трифон Иванович стоял, как ошалелый, и почесывал затылок. В простоте своей душевной он полагал, что об Акулине все еще шито и крыто среди его знакомых и соседей.

Дверь из комнат в прихожую отворилась, и показалась голова Акулины.

– Трифон Иваныч, о чем он так долго разговаривал? – спрашивала она.

– А тебе какое дело! – огрызнулся Трифон Иванович. – Везде свой нос суешь, везде лезешь. Вот хоть бы и давеча тоже… при постороннем человеке… Не могла в своей комнате посидеть. Вылезла, расселась, распустила телеса… Вот-де я какая… Глядите на меня… Вся тут на блюде… Славьте во все колокола.

– Странное дело… Я, кажется, с ним учтиво и самым деликатным манером… – обиделась Акулина. – Даже угощала и все эдакое…

– А вот эдакого-то делать и не следовает.

– Трифон Иваныч… Голубчик… Расскажите вы мне, что он обо мне говорил?

– А тебе какое дело? Что ты, в самом деле, во все дела нос суешь!

– Я хотела послушать у дверей, да вы уж оченно тихо разговаривали. Скажите, не говорил он про меня, что я на новомодную даму похожа?

– Ничего не говорил. У нас свой собственный разговор промеж себя был. А только ты вот что… Вот тебе мой сказ: ты в другой раз при посторонних не лезь, а сиди в своей комнате. Ну, я теперь пойду к сестре и поздравлю ее с праздником, а через час вернусь, – закончил Трифон Иванович, надел на себя парадную, праздничную шубу и ушел из дома.

XV. Нимфа принимает визитера

– Погрызть разве орешков от скуки, – сказала сама себе Акулина, оставшись дома одна, и начала щелкать кедровые орехи, как вдруг в прихожей раздался звонок.

В прихожей чей-то мужской голос спрашивал:

– Дяденька Трифон Иваныч дома?

– Были дома, но сейчас только ушли, – отвечала кухарка Анисья, отворившая дверь. – Через час ладили опять вернуться.

– Неприятно. А я мечтал сделать болгарский переворот рюмки мадеры в рот… И никого из ваших приказчиков дома нет?

– Усидят ли они, батюшка, дома! Похватали наскоро праздничного харча, вырядились, да давай бог ноги…

Акулина приотворила дверь и выглянула в прихожую. В прихожей стоял молодой человек в ильковой шинели нараспашку и в глянцевой шляпе-цилиндре. Она улыбнулась приветливой улыбкой и сказала:

– Трифон Иваныч ушедши свою сестрицу с праздником поздравить, а вы милости просим и без него, потому я дома.

– Мерси, мадам… – поклонился молодой человек и спросил: – Только позвольте прежде опрос сделать: не вы ли та самая Акулина Степановна, о которой слухом земля полнится?

– Мы самые и есть. Прошу покорнейше выпить и закусить.

– Тре жоли и даже, можно сказать, авек плезир… Бери, старушенция, одежу и вешай! – сбросил молодой человек с себя шубу на руки Анисьи и ринулся из прихожей в комнату.

Он был во фраке, в белом галстуке, с бриллиантовыми запонками в груди сорочки, с маленькими закрученными усиками и уже заметно навеселе.

– Прежде всего, мадам, позвольте отрекомендоваться, – расшаркался он перед Акулиной, – Николай Семенов сын Куролесов… Племянник Трифона Иваныча. Я сын той самой сестрицы, к которой Трифон Иванович отправился. Прошу любить и жаловать. Сукном торгуем.

Акулина совсем сомлела от такого приема и, указывая на закуску, могла только выговорить:

– Выпить и закусить пожалуйте.

– Выпить мы выпьем, своего не упустим, это само собой, – отвечал молодой человек, – но прежде всего позвольте насладиться лицезрением прекрасной дамы. Вы дама или девица?

– Замужняя.

– Еще того лучше. Вот насчет этого происшествия у нас в рынке разные разговоры: одни говорят, что вы мадам, а другие – что мамзель… Знаете что, мадам? Дяденька Трифон Иваныч хоть и старого сорта человек, но у него вкус отменный… Это я по вашей физиономии личности сужу. Умеет выбирать дамский пол.

– Выпейте и закусите, пожалуйста, – говорила совсем смущенная Акулина.

– Нет, уж прежде позвольте на вас со всех сторон налюбоваться, – говорил племянник Трифона Ивановича и, приложив кулаки к глазам, обходил Акулину со всех сторон.

– Полноте… Что вы! Ведь это вы в насмешку… – жеманилась Акулина.

– Помилуйте, какая тут насмешка, коли я очарован. Ну, дяденька! Исполать тебе! Умеешь экономок выбирать. Или пардон… Может быть, я не так… Вы в воспитальницах?.. – задал он вопрос.

– Не понимаю даже, что вы и говорите… – отвечала Акулина, смущенно опуская глаза.

– То есть на каком вы положении у дяденьки существуете: в экономках или в воспитальницах?

– Я ни на каком положении, а так как он вдовый человек и без хозяйки, то и взяли меня в ключницы, чтобы по хозяйству… Только они меня предпочитают и приказали, чтоб и приказчики, и знакомые ихние также меня предпочитали и Акулиной Степановной звали. Да вы выпейте и закусите. Что ж вы, в самом деле?..

Племянник поклонился.

– Вот теперь, когда я насладился лицезрением вашей распрекрасной красоты, я готов и выпить, и закусить, но только с тем, чтобы и дама сердца моего дяденьки выпила со мной вместе, – отвечал он.

– Да уж дамам-то как будто и много… Ведь уж былое дело сегодня.

– И у меня былое, стало быть, два сапога пара… Прошу нацедить сосуды из ваших белых ручек.

Акулина налила, и они выпили. Племянник Трифона Ивановича, подбавив хмелю, приходил еще в больший восторг от Акулины и восклицал:

– Ай да дяденька! Утер нос даже и племяннику! Ну, Акулина Степановна, признаюсь, распрекрасная вы мадам… Первый сорт!

Акулина возносилась чуть не в облака. У ней даже дыхание сперло от похвал, и она только и твердила:

– Выпейте и закусите, пожалуйста.

– С вами ежели, то готов пить до могилы.

– Нет, уж мне-то много… Я дама… Дамы много не пьют. А вы одни выпейте.

– Разве за ваше здоровье только? Ну хорошо, извольте… За здоровье распрекрасного предмета – Акулины Степановны! – вскричал Куролесов, подняв рюмку.