Сборник "Чарли Паркер. Компиляция. кн. 1-10

И это его мучило. Он ждал второго ребенка от другой женщины, и сознание своей измены терзало его. Каролина сказала ему, что ей от него ничего не нужно, кроме того, чтобы он защитил ее до той поры, когда родится малыш.

– А потом?

Но, как и в случае с матерью Джимми Галлахера, она уходила от ответа на этот вопрос.

– Посмотрим, – говорила она и отворачивалась.

Ее ребенок должен был родиться месяцем раньше, чем у его жены. Оба будут его детьми, и все же он знал, что ему придется одного бросить, если хочет сохранить брак – а он хотел, больше всего хотел этого, – и тогда он не сможет стать частью жизни своего первенца. Он даже не был уверен, что сможет предложить ему что-либо сверх минимальной финансовой поддержки со своим-то жалованьем полицейского, несмотря на заявления Каролины, что ей не нужны его деньги…

И все же он не хотел, чтобы этот его ребенок просто так исчез. Несмотря на свои слабости, он был порядочным человеком. Раньше он никогда не изменял жене и чувствовал свою вину за то, что спал с Каролиной, и эта боль была так сильна, что он терял почву под ногами. Больше чем когда-либо ему хотелось признаться, но как-то вечером за пивом у Кэла после дежурства Джимми Галлахер убедил его не делать этого.

– Ты с ума сошел? – сказал Джимми. – Твоя жена беременна. Она вынашивает ребенка, которого вы оба так желали столько лет. После всего случившегося у тебя может не быть другого шанса. Кроме того, потрясение может повлиять на нее и сломить, а вместе с ней и ваш брак. Твоя жизнь – это твои поступки. Каролина говорит, что не хочет, чтобы ты участвовал в жизни ее ребенка. Она не хочет твоих денег и не хочет твоей заботы. Большинство мужчин в твоей ситуации были бы счастливы этим. Если ты не рад, то эта утрата – расплата за твои грехи и цена за сохранение брака. Ты меня слышишь?

И Уилл согласился, понимая, что Джимми прав.

– Ты должен кое-что понять, – сказал Джимми. – Твой старик был порядочным, верным и храбрым человеком, но он был человеком. Он совершил ошибку и пытался найти способ жить с этим, жить и поступать правильно по отношению ко всем, но это было невозможно, и понимание этого разрывало его на части.

Одна свеча зашипела, собираясь погаснуть. Джимми встал, чтобы заменить ее, а потом, помолчав, сказал:

– Если хочешь, я могу включить свет.

Я покачал головой и сказал, что мне нравятся свечи.

– Так я и думал, – сказал он. – Почему-то не кажется правильным рассказывать такие истории при ярком свете. Это история не для яркого света.

Он зажег новую свечу и, снова усевшись, продолжил рассказ.

По просьбе Эпштейна ему устроили встречу с Каролиной. Она состоялась в задней комнате еврейской булочной в Мидвуде. Джимми и Уилл привезли Каролину тайно под покровом ночи, к этому времени она была уже на сносях и кое-как улеглась под несколькими пальто на заднем сиденье «Эльдорадо» миссис Галлахер. Двух мужчин не посвятили в то, что произошло между раввином и Каролиной, хотя те провели вместе больше часа. Когда они закончили, Эпштейн поговорил с Уиллом и спросил его о мерах, принятых в отношении родов Каролины. Джимми никогда раньше не слышал такой формулировки и встревожился, когда ему объяснили. Уилл дал Эпштейну фамилию акушера и название больницы, где Каролина собиралась рожать, а раввин сказал ему, что будут приняты альтернативные меры.

Через связи Эпштейна для Каролины нашли место в частной клинике в самом Герритсен-Бич, близ школы № 277, на другом берегу залива, напротив дома миссис Галлахер. Джимми всегда знал, что там есть клиника и что она оказывает услуги тем, для кого деньги не проблема, но не знал, что за ее дверьми рожают детей. Позже он узнал, что обычно такого и не бывает, но по просьбе Эпштейна сделали исключение. Джимми предложил одолжить Уиллу денег, чтобы покрыть часть медицинских расходов, и тот согласился при условии, что они оговорят строгий график выплат с процентами.

В тот день, когда у Каролины отошли воды, миссис Галлахер позвонила в участок и оставила сообщение для Джимми с просьбой позвонить ей, как только сможет. Джимми и Уилл были на дежурстве с восьми до четырех и, получив сообщение, вместе поехали в клинику. Уилл позвонил жене, собираясь сказать ей, что им с Джимми нужно кое в чем помочь миссис Галлахер, и в этой лжи была крупинка правды, но жены не было дома, и звонок остался без ответа.

Когда они приехали в клинику, в регистратуре им сказали:

– Она в восьмой палате, но вам туда нельзя. Дальше по коридору, налево, есть помещение с кофе и печеньем, где можно подождать. Кто из вас отец?

– Я отец, – сказал Уилл. Эти слова прозвучали странно в его устах.

– Ну, мы вам сообщим, когда все закончится. Начались схватки, но она не родит еще часа два. Я попрошу доктора поговорить с вами, и, может быть, он разрешит вам побыть с ней несколько минут. Можете идти. – Девушка сделала руками быстрый жест, который, наверное, демонстрировала тысячам бесполезных мужчин, настоятельно просивших или пытавшихся скандалить в ее отделении, где им было нечего делать.

– Не беспокойтесь, – добавила она, когда Уилл и Джимми отказались так долго ждать, – она там не одна. С ней приехала ее подруга, пожилая дама, а всего несколько минут назад к ней зашла ее сестра.

Оба полицейских окаменели.

– Сестра? – переспросил Уилл.

– Да, ее сестра. – Служащая взглянула на лицо Уилла и мгновенно заняла оборону: – У нее было удостоверение личности, водительские права. Та же фамилия – Карр.

Но Уилл и Джимми уже бросились по коридору – направо, а не налево.

– Эй, я же вам сказала, вам туда нельзя, – кричала вслед девушка из регистратуры, но, увидев, что они не обращают внимания, по телефону вызвала охрану.

Когда они добежали до палаты № 8, дверь оказалась заперта, и коридор был пуст. Они постучали, но ответа не последовало. Когда Джимми дернул за ручку, из-за угла вышла его мать.

– Что ты делаешь? – спросила она.

И тут увидела револьверы.

– Нет! Я только ходила в туалет. Я…

Дверь была заперта изнутри. Джимми отошел и два раза ударил в нее ногой, прежде чем замок сломался, и дверь распахнулась. Оттуда дунул холодный ветер. Каролина Карр лежала на каталке с подложенными под голову и спину подушками. Рубашка пропиталась кровью, но она была еще жива. В палате было холодно из-за открытого окна.

– Позовите доктора! – сказал Уилл, но Джимми уже звал на помощь.

Уилл подошел к Каролине и попытался помочь ей, но у нее начались судороги. Он увидел рану у нее на груди и животе. «Лезвие, – подумал он. – Кто-то зарезал ее и ребенка. Нет, не кто-то, а женщина, которая видела, как ее друг погиб под колесами грузовика». Глаза Каролины обратились к нему, ее рука ухватилась за рубашку, оставив кровавые следы.

А потом появились врачи и санитары. Его оттащили от нее, вывели из палаты, а когда дверь закрылась, он по-прежнему видел ее, неподвижно лежащую на подушках, и знал, что она умирает.