Сборник "Чарли Паркер. Компиляция. кн. 1-10

Джимми и Уилл услышали музыку с верхнего этажа дома без лифта. Разумеется, они держали руки на пистолетах. Нельзя было понять, то ли это обычная вечеринка, немного чересчур разгулявшаяся, то ли что-то посерьезнее. Как всегда в таких ситуациях, Джимми ощутил сухость во рту, и его сердце заколотилось чаще. Неделей раньше какой-то парень во время вечеринки вроде этой совершил полет с верхушки многоквартирного дома и чуть не убил одного из прибывших копов, приземлившись в нескольких дюймах от него и забрызгав кровью, когда ударился о землю. Оказалось, что прыгун крышевал парней, чьи фамилии заканчивались на гласную, – итальянцев, проявлявших свой предпринимательский талант на недавно возродившемся рынке героина. Этот рынок спал с двадцатых годов, и итальянцы еще не поняли, что их время подходит к концу и их господству скоро бросят вызов черные и колумбийцы.

Дверь в квартиру была открыта, и из стереосистемы орала музыка, Джаггер пел о какой-то девушке. За дверью виднелся узкий коридор, ведущий в жилую комнату, в воздухе стоял запах табака, алкоголя и травки. Полицейские переглянулись.

– Давай, – сказал Уилл.

Они вошли в прихожую, Джимми первый.

– Полиция Нью-Йорка! – крикнул он. – Всем оставаться на месте, не двигаться!

Джимми осторожно заглянул в комнату, Уилл двигался за ним. Там было восемь человек в разной степени опьянения или наркотическом ступоре. Большинство сидели или лежали на полу, некоторые явно спали. Молодая белая женщина со светлыми волосами в фиолетовую полоску растянулась на кушетке у окна, из ее руки свисала сигарета. Увидев копов, она сказала:

– Вот дерьмо! – и попыталась встать.

– Оставаться на месте, – скомандовал Джимми, левой рукой сделав жест, чтобы она оставалась на кушетке. Теперь один или два из наименее пьяных участников попойки начали приходить в себя и выглядели испуганными. Пока Джимми присматривал за людьми в комнате, Уилл осмотрел всю квартиру. Там была спальня с двумя кроватями – пустой детской кроваткой и двуспальной со сваленными на ней пальто. В санузле он обнаружил молодого человека лет девятнадцати-двадцати едва ли в здравом уме, стоявшего на коленях и безуспешно пытавшегося смыть унцию марихуаны в унитаз со сломанным бачком. Обыскав его, Уилл нашел у него в кармане джинсов три пакетика героина.

– Ты что, идиот? – спросил Уилл.

– А? – не понял парень.

– Ты носишь на себе героин, а смываешь марихуану? В колледже учишься?

– Да.

– Но ученым тебе не стать. Ты хоть понимаешь, как ты вляпался?

– Но как же, мужик, – промямлил парень, уставившись на пакетики, – это дерьмо кучу бабок стоит!

Уиллу стало чуть ли не жаль его, так он был туп.

– Давай, олух, – сказал он, втолкнул его в комнату и велел сесть на пол.

– Ладно, – сказал Джимми. – Остальные – руки на стену. Если у вас есть что-то, о чем мне нужно знать, – говорите сейчас, и вам будет легче.

Те, кто был в состоянии, встали и заняли позицию у стены. Уилл пошевелил ногой одну коматозную девицу.

– Вставай, спящая красавица. Тихий час закончен.

В конце концов, все девять поднялись. Уилл обыскал восьмерых, так как девятого парня уже обыскал раньше. Кое-что нашлось только у девицы с волосами в полоску: три косяка марихуаны и пакетик героина. Она была одновременно пьяна и под кайфом, но уже прошла через худшую стадию.

– Что это? – спросил ее Уилл.

– Не знаю, – ответила она. Язык у нее слегка заплетался. – Дружок дал мне, чтобы я сохранила для него.

– Сказка. Как зовут твоего дружка? Ганс Христиан Андерсен?

– Кто это?

– Не важно. Это твоя квартира?

– Да.

– Как твое имя?

– Сандра.

– А фамилия?

– Хантингдон.

– Ну, Сандра, ты арестована за хранение с целью распространения. – Он надел на нее наручники и прочитал ее права, потом сделал то же с парнем, которого обыскал раньше. Джимми записал имена остальных и сказал, что они свободны остаться или уйти, но если он увидит их снова на улице, то арестует за праздношатание, даже если они в это время будут участвовать в забеге. Все опять уселись. Они были молоды и напуганы и начали постепенно осознавать, как им повезло, что на них не надели наручники, как на их товарищей, но еще не пришли в себя настолько, чтобы смыться.

– Ладно, пора уходить, – сказал Уилл двоим в наручниках. Он повел Хантингдон из квартиры, а Джимми за ним повел парня, которого звали Говард Мэйсон, но вдруг что-то как будто вспыхнуло у Хантингдон в голове и пробило туман.

– Моя малышка, – сказала она. – Я не могу оставить мою малышку!

– Какую малышку? – спросил Уилл.

– Мою девочку. Ей два годика. Я не могу оставить ее одну.

– Мисс, в квартире нет никакого ребенка. Я сам ее обыскал.

Но она продолжала вырываться.

– Говорю вам, моя малышка здесь! – кричала она, и он видел, что она не притворяется и не бредит. Ее тревога была искренней.

Один из оставшихся в комнате, негр лет двадцати пяти, недавно начавший отращивать шевелюру для афро, сказал:

– Она не врет, мужики. У нее в самом деле ребенок.

Джимми посмотрел на Уилла.

– Ты точно все осмотрел?

– Это же не Центральный парк.

– Черт. – Он развернул Мэйсона обратно в комнату. – Ты, сядь на кушетку и не двигайся. А ты, Сандра, говоришь, что у тебя дочка. Давай ее искать. Как ее зовут?

– Мелани.

– Хорошо. Мелани. Ты точно не попросила кого-нибудь приглядеть за ней сегодня вечером?

– Нет, она здесь. – Хантингдон уже плакала. – Я не вру.

– Ну, скоро мы это выясним.

Обыскивать было особенно нечего, но они все же стали звать девочку. Двое полицейских заглянули за кушетки, в ванну, в кухонные шкафы.

Нашел ее Уилл. Она была под кучей пальто на кровати. Он убедился, что девочка мертва, как только коснулся ее ноги.

Джимми отпил из бокала.

– Девочка, наверное, хотела полежать на кровати матери, – сказал он. – Может быть, она заползла под первое пальто, чтобы согреться, а потом уснула. На нее стали складывать прочие пальто, и она под ними задохнулась. До сих пор помню, какой звук издала ее мать, когда мы нашли дочку. Он исходил откуда-то из глубины. Как от умирающего животного. А потом рухнула на пол со сцепленными сзади руками в наручниках. Она на коленях подползла к кровати и стала зарываться головой в кучу пальто, чтобы быть ближе к своей дочурке. Мы не мешали ей. Мы просто стояли и смотрели.