Сборник рассказов
Шрифт:
Молодым налили по стакану водки, как полагается.
После первых глотков особенно оживился толстяк Леонтий.
– Я жить хочу!
– закричал он на всю комнату, из которой состоял этот домик. В углу были только печка и темнота.
– Да кто ж тебе мешает, жить-то?
– выпучил на него глаза мужичок Пантелеймон.
– Живешь и живи себе!
– Много ты понимаешь в жизни, - прервала его старушка Анатольевна. Леонтий другое имеет в виду. Он хочет жизни необъятной... не такой.
И она тут же задремала.
Звенели стаканы, везде раздавались стуки, хрипы. Было мрачно
Свет - окна были махонькие - с трудом попадал внутрь домика, а электричества здесь не любили.
– Молодым надо жить и жить, пусть Сема наш хворый, это ничего, кто в наше время здоров!
– завизжала вдруг старушка Анатольевна, пробудясь.
Ее слушали снисходительно. Круглый резвый подросток лег четырнадцати, непонятно как попавший на эту свадьбу, плюнул ей в затылок. И сказал, что он еще, например, и не родился.
Его сурово оборвали.
Часа через два-три веселье стало почему-то потише и посмиреннее.
Толстячок поглаживал себе брюшко, а Антон, друг Семена Петровича, рассказывал:
– Я, когда со своей женой разошелся, все куклы ее поленом угробил.
Откуда у вашей жены были куклы? Сколько ей было лет?
– чуть-чуть разинула рот от удивления Клеопатра Ивановна, сотрудница Семена по позапрошлой работе.
– Как хошь, так и понимай, - оборвал ее Антон.
– Я повторяю: всем ее куклам я головы разбил. Лучшую выбросил на по мойку: пусть детишки поиграют.
На другом конце стола началось неестественное оживление. Николай, школьный приятель Иры, обнимался с девушкой, до странности похожей на него, как будто она была его двойник, но только в женском виде.
Собачка норовила пролезть куда-то между их рук и помешать.
На левом конце стола, возле Семена Петровича, поднялся, желая произнести тост, высокий седой старик. Но тост не произнес, и только вымолвил:
– Пропали!
Внезапно Семен Петрович умер. Это случилось мгновенно, он просто опустил голову и онеподвижел на своем кресле, точно стал с ним одним существом. Не все сразу поняли, что случилось, но неподвижность увидели все. Тот самый круглый резвый подросток лет четырнадцати подбежал и дернул Семена Петровича за нос, чтобы тот подскочил. Но Семен Петрович не подскочил и даже не пошевелился. Только Ирина Васильевна распознала сразу, что муж умер, и заревела, глядя прямо перед собой.
Полная растерянность и вместе с тем остолбенелость наконец овладели всеми. Нашедшийся все-таки среди гостей полудоктор подтвердил, приложившись, что Семен Петрович умер. Водки и закуски оставалось еще на столе необычайно, к тому же уходить никто не хотел. Да и куда было уходить? За окном дикая темень, телефона нет, автобуса долго не будет. С трупом Семена Петровича тоже ничего нельзя было придумать. В домишке лишнего помещения, куда его можно было бы положить, не существовало, невеста же была запугана, и мысли мешались в ее мозгу. Ей вдруг опять стало казаться, что Сема, напротив, жив и только так присмирел около нее.
Антон предложил вынести Семена Петровича во двор, но его никто не поддержал.
– Кому охота такого тащить!
– плаксиво заверещала одна женщина.
– Да и зверье может съесть, - подтвердила Клеопатра Ивановна.
– Его ведь хоронить надо
– Какое же тут зверье может быть?!
– донельзя испугался толстяк Леонтий.
– Что вы людей-то зазря с ума сводите, - набросился он на Клеопатру Ивановну и даже чуть не ущипнул ее, для верности.
– Что же делать с трупом?
– раздавались кругом голоса.
Кто-то даже выпил стакан водки с горя и предложил другому.
– Да пусть сидит, кому он мешает, - вдруг громко высказался один из гостей и встал.
Эти слова неожиданно были поддержаны - и почти единодушно.
– Действительно, чего заздря человека толкать, - добавил мужичок Пантелеймон.
– Сидит себе и сидит.
– Мы сами по себе, а он сам по себе, хоть и жених, - вмешалась полная дама.
– А как же невеста?!
– Пущай как было, так и останется, - отрезал один угрюмый гость, пускай невеста рядом так и сидит...
– Тебя не спрашивают об этом, - накинулись на него.
– Что невеста-то думает?
Невеста думала, что Семен Петрович еще не совсем мертвый, но что трогать его не надо - умрет. Она сказала, что надо продолжить свадьбу, ну, если не свадьбу, то чтоб было, как было.
– А если Семен Петрович умер, а не в обмороке, то я на его похороны не приду, - заплакала Ирина Васильевна, но как-то смиренно.
– Мне мертвые женихи не нужны, я не монашка какая-нибудь...
Вдруг истошно залаяла собачонка и цапнула Семена Петровича за ногу. Тот не пошевелился.
– Какой... в обмороке, доктор же сказал: умер, - вмешался кто-то из молодых.
В ответ Ирина Васильевна расстегнула воротник у Семена Петровича и брызнула на него водой... целым графином: но безрезультатно.
Между тем веселье опять понемногу стало вступать в свои права, а мрачноватость, того и гляди, отступать, Сначала веселье, правда, было робкое, недетское.
Да и ветер стал шуметь по крыше. Антон, однако, жалел друга, и ему стало так невмоготу, что он лег на печь. Оттуда он и смотрел опустошенными глазами на пиршество. Двигались тени, люди, потом все уселись и смирились.
Клеопатра Ивановна рассказала даже анекдот, правда смущенно поглядывая на труп Семена Петровича.
Но Пантелеймон заметил этот ее взгляд и устыдил.
– Ведь он не слышит, дурочка, - каркнул он на Клеопатру Ивановну.
– Ты ему хоть в ухо ори - все равно ничего.
– Неприличный анекдот, может быть, и услышит, - задумчиво сказал в ответ Николай.
Его оборвала девушка-двойник.
– Хватит о потустороннем, - сказала она.
– Лучше давайте поживей веселиться. Что такие вялые стали, ребята?
Ее никто не поддержал, но перелом наступил, когда невеста запела. Вообще, в своей жизни Ирина Васильевна никогда не пела - до того была робка и тиха. А сейчас, после всего, взяла и запела. Песня была детская, шуточная и ни к чему как бы не имела отношения.
И тут-то все началось.
Николай прямо-таки сорвался с места и поцеловал невесту. Поцеловал раз, другой, а на третий поцеловал мертвеца. Тут же получил оплеуху от девушки-двойника: а за что, непонятно было.
– К кому ж она его ревнует теперь, - прошипел сквозь зубы ее молодцеватый сосед.
– Наглая!