Сборник рассказов

Его уже все прозвали между собой лесным, не лесником, а именно лесным. Правда, Пантелеймон осторожно тявкнул:

– Фамилия-то как ваша, имя, отчество?

Но его устыдили: у таких, мол, не спрашивают.

– Ну, ежели он начальство, тогда конечно, - бормотнул Пантелеймон и выпил.

Потихоньку обстановка разрядилась. Только Клеопатрушка периодически взвизгивала:

– Я жить, жить хочу! Очень хочу!

Толстяк Леонтий глядел на нее влюбленными глазами. А невеста плакала.

Вдруг, среди опять возникшей мертвой тишины, незнакомец, посмотрев на пол, сурово проговорил:

– Ирина, давай я на тебе женюсь. Будем в лесу или где-нибудь еще жить. У меня семь жен было, и все померли. Выходи за меня, далеко-далеко пойдем. Я тебя уму-разуму научу.

Все ошалели.

А Ирина, заплаканно взглянув на гостей, внезапно закричала:

– Согласная! Согласная! Хочу замуж!

– Иринушка, ты што?
– ахнул Антон.
– Ты погляди, как он страшен!

Антон сам испугался своих слов. Но все и так видели, что незнакомец страшен. Страшен не только своей формой и ростом, взглядом - темным, пригвождающим, а еще более страшен - духом.

Но на замечание Антона незнакомец, оглядев всех и покачав головой, ответил спокойно:

– Ох, ребята, ребята. И девочки. Страшных вы еще не видали. Жалею я вас. Да разве я страшен? На том свете вы, что ли, не бывали? Жути не видели? Дурачье, дурачье. Разве я жуток?

И лесной даже захохотал, указывая на себя:

– Ирок, разве я страшен?

Ирина Васильевна покраснела.

– Да они хотят моему счастью поперек стать! Да вы милый, пригожий!!
– и она даже слегка потрепала незнакомца по щеке, при этом у того во рту обнажился большой зуб, скорее похожий на клык. Но глаза чуть-чуть помягчели в выражении.

– Ты что, Ирка!
– взвизгнула Клеопатра.
– Жениха своего забыла? Он еще, может быть, живой!

– Какой же он живой? Он весь раковый!
– чуть не завыла Ирина, плеснув в Клеопатру водкой из рюмки.
– Что же мне прикажешь, за мертвеца выходить?!! В гробу медовый месяц справлять?!! Да?!!
– Она зарыдала. Потом очнулась, всхлипывая.
– Никто не хочет понять нашей горькой женской доли, нашего терпения!
– заплакала она опять.
– Конечно, хоть в гробу, да не одна. Все правильно. Но вот же живой сидит.
– И она обернулась лесному.
– Хороший, милый, простой, красивый. Что же мне, век замуж не выходить? Сколько можно ждать?!! Выхожу за него, выхожу, пусть берет!
– истерически закричала она и поцеловала волосатую большую руку незнакомца.

– Дело сделано!
– гаркнул лесной.
– По рукам. Продолжаем свадьбу. Девчаты, ребяты! Пьем за счастие! Чтоб и на том свету нам быть счастливыми!

– Чтой-то вы тот свет все время поминаете, - пискнула старушка Анатольевна.

Но свадьба заполыхала с новой силой.

– Ох, до чего же мы дожили у нас в Советском Союзе - опять закряхтела старушка Анатольевна.
– Я теперь больше на свадьбы - ни-ни. Сумасшедшие все какие-то. Не иначе как конец света приближается.

Но ее никто не слушал. Лились самогон, квас, наливки. Все пели, хохотали, целовались. Улыбалась и девушка с золотыми волосами, нечеловеческой красоты, которую раньше почему-то никто не замечал.

– Все сбудется, - говорила она.

Как призрак ходила вокруг стола девушка-двойник. Николай плакал в стороне. Трое из гостей уже лежали на полу. Незнакомец поглядывал то на потолок, то на время. Кричала птица.

К столу подошел мертвец, при жизни Семен Петрович.

– И мне налейте, - сказал он.

Незнакомец, подземно и дико захохотав, похлопал его по плечу.

– Ну, наконец-то. Я ожидал этого. Давно пора. Присоединяйтесь! Свадьба продолжается!

– крикнул он в остолбеневшее окружение.

Свидание

Вася Кепчиков очень любил прогуливать работу. Он и сам не понимал, зачем он, двадцатишестилетний, здоровый парень, это делает.

А в этот раз он рассуждал так: "Если 6 было на что напиться, можно было 6 идти на работу, а трезвому там делать нечего... Лучше уж по трезвости погуляю".

Был осенний, промозглый день. Мелкий дождик залил все окрестности, умыв их в серо-уютной скуке.

Молчали бараки, пивные, тихо шепталось каплями воды одинокое шоссе.

"Точно все схоронились", - решил Вася.

Он вышел на улицу в галошах и в огромной, нависающей, не по его голове, кепке. Постоял в большой разливочной луже. Покурил.

"Чегой-то у меня в заду щекочет", - подумал он через полчаса.

Потом опять покурил и пошел по шоссе к темнеющему за сеткой дождя лесу. Выпить было не на что.

Мимо Васи проехал большой, самодовлеющий грузовик. Кепчиков не хотел посторониться, но все-таки невольно отошел в сторону от брызг.

"К чему бы это", - подумал он и пошел дальше.

Шел то мечтательно, скованно, то вдруг начинал безразлично пританцовывать и посвистывать, хлюпая по грязнолужам. Плащ его при этом развевался, а из-под галош скучно-неповоротливо вылетали комки грязи.

Не дойдя до лесу метров пятьсот, Вася остановился у столба помочиться.

Он уже давно кончил мочиться, а все стоял и стоял у столба, покачиваясь. Насвистывал и как-то внутренне замирал. Через полчаса пошел вперед.

"Хорошая это штука, жизнь", - подумал Вася Кепчиков, входя в лес.

"В лесу много мухоморов", - опять подумал он.

Погуляв по лесу, от одного дерева к другому, от другого дерева к первому, Вася присел на пенек.

"Посижу я, посижу, - решил он.
– Посижу".

Около пня под кустом лежал запачканный, полумокрый клочок газеты. Вася взял его и начал читать предложения.

"Инженеры построили паровоз", - прочел он. Ему стало тепло и уютно. "Это я построил паровоз", - повеселел он.

Так прошло много времени. Васе надуло зад. Оборотившись, он пошел из лесу. Слегка темнело. "Таперича и клуб уже открыт, - решил он.
– Можно идтить".

Обратно Вася направился той же дорогой, но больше безразлично пританцовывал.

В слякоти подошел к клубу. В главной комнате клуба, где танцевали, а по углам играли в шашки, было ярко-светло от безвкусного электрического освещения, но людишки тем не менее - их было очень много - казались черными-пречерными. От этой комнаты отходили темные закоулки-коридорчики, где творилось Бог весть что. Везде, даже около клозетов, висели портреты великих писателей, а в каждом углу торчало по милиционеру. Центр залы был неестественно чист, но по краям некуда ступить от окурков и семечек. Вася, полузгав в темноте с полчаса, втесался в зал.

"Пару много", - подумал он.

Потолкавшись вокруг себя под какую-то нелепо-бравурную музыку, он отошел в угол и стал смотреть в окно. Пальто для светскости он распахнул.

В клубе было очень мало парней и добрых две трети - девок.

Вася постоял, постоял, посмотрел в окно и вдруг уцепился взглядом за одну девку. Сердце у него екнуло, и в мозгу стало оживленней. У девки - ее звали Таня - был очень странный, висевший, как две разбухшие кормящие груди, зад. А глаза лучистые-лучистые и очень нежные. Чувствовалось, что ей самой очень нравится ее зад.