Сцена и жизнь

–  Нет, дядя, merci, - отвечала она.

–  Однако, господа, мы здесь говорим, пьем и едим, - возвысил голос Городов, - а о деле, для которого собрались, мало думаем. Надо решить! И на что это похоже - все собрались, а председателя нет. Заставляет себя дожидаться. Странно что-то. Я бы уже этого не дозволил себе на его месте.
– Он встал и подошел к сгруппировавшимся посреди залы.

Среди последних были: Исаак Соломонович Коган, архитектор Алексей Алексеевич Чадилкин, мужчина чрезвычайно высокого роста с окладистой черной бородкой.

К этой же группе подошла только что приехавшая в сопровождении Дудкиной, Надежда Александровна Крюковская.

С ней рядом шел Петров-Курский.

Он заметил ее, когда она входила в двери, раньше всех и поспешил к ней навстречу.

–  А наконец-то наше красное солнышко проглянуло. Надежда Александровна, здравствуйте! Как здоровье? Мы так за вас боялись.

–  Здравствуйте, Курский!
– подала ему руку Дудкина.

Тот пожал ее.

Крюковская была бледна, но, видимо, старалась казаться веселой.

–  Мега, я здорова, - засмеялась она в ответ на вопросы Сергея Сергеевича, тоже подавая ему руку, которую он почтительно поцеловал.
– Разве стоит за меня бояться, мне никогда ни от чего ничего не делается и ничто не пробирает, точно я заколдованная. Даже досадно. А, может быть, кошачья натура, - с новым смехом добавила она.
– А вы как тут без меня живете, хорошо ли себя ведете себя, мои милые дети…

Они подошли к группе. Она и Дудкина начали здороваться с присутствующими.

–  Да не совсем хорошо!
– ответил за всех Сергей Сергеевич.

–  Вероятно, все об искусстве заботитесь, которого нет… - расхохоталась она.

–  Ай, ай! Разве можно так говорить. Смотрите, старшие услышат.

–  Что же тут такого? Я говорю правду.

–  Правду-то, правду, только мне странно это от вас слышать…

–  Почему странно, когда это правда? Разве вы думаете, что я должна кривить душой?

Она расхохоталась почти истерически.

–  Так очень ошибаетесь. Я всегда говорила и буду говорить, что дело искусства не может быть там, где люди о нем не думают, а у нас каждый думает только о себе, о своих трактирах, именинах, пирогах и ужинах. Какое там еще искусство выдумали. Долой, господа, искусство; не думая о нем - веселей живется.

–  Браво, браво! Надежда Александровна!
– послышались голоса, и все снова заговорили разом.

Дудкина под шумок пристала к Сергею Сергеевичу:

–  А что же мой дебют? Когда для меня пьесу поставят? Я хочу играть Адриену Лукеврер, непременно Адриену…

–  Я-то почем знаю, разве я здесь распоряжаюсь… отбояривался от нее Курский.

В это время вошла в залу Лариса Алексеевна Щепетович и остановилась у колонн.

К ней подлетел бродивший по зале Вывих.

–  Здравствуйте, Лариса Алексеевна. Я вас здесь дожидался, чтобы ввести и со всеми познакомить.

–  Мега!.. Вы очень милы, но… - произнесла она, надевая пенсне, - я жду моего кавалера…

За колоннами показался Бежецкий.

–  Вот видите и не странно, что председателя не было видно, он не один, - заметил Курский Городову, указывая на проходивших по зале Бежецкого и Щепетович.

Оба расхохотались.

–  Милости просим, Лариса Алексеевна. Идемте. J'espere, que vous n'etes pas, genee? Бодрей, бодрей…

Он шел с ней под руку, гордо раскланиваясь со всеми кивком головы.

–  J'espere bien, que non! Я не из трусливого десятка, - отвечала она, кокетливо улыбаясь по сторонам.
– В мужском обществе не теряюсь. Вот барынь не люблю - скучные они все и меня к мужчинам ревнуют.

–  Честь имею вам представить, господа, нашу новую артистку, Ларису Алексеевну Щепетович!
– подошел он с ней к группе, где стоял Городов и только что подошедшие Бабочкин и Величковский.

При приближении их Коган, Чадилкин, Крюковская и Дудкина поспешно отделились от остальных и отошли в сторону.

После взаимных представлений, Щепетович обратилась к Бабочкину:

–  Мы, Михаил Васильевич, с вами, кажется знакомы?

–  Да-с, имел эту честь. У Палкина, если я не ошибаюсь, вы бывали со Степановым.

–  Нет, с Сержем Войтовским, а Степанов всегда бывал в нашей компании. Тогда очень мило и весело жилось в Петербурге. Каждый день катанье на тройках, обеды у Палкина, ужины у Донона, потом на острова, цыгане… И всегда с нами Петя Лапшин, князь Коко… Вы помните, такой шалун и весельчак еще…

–  Как же не помнить. Бывало, к ним попадешь, уж живой не выйдешь, всегда до положения риз… - засмеялся Бабочкин.

–  Славные ребята!
– расхохоталась на всю залу Лариса Алексеевна.
– C'etait charmant, в особенности Васька Белищев, не тот, штатский, а гвардеец, русская широкая натура.

–  Каковы манеры!
– наклонился Городов к Величковскому, - вот пример, что у нас делается. Разве эта барыня может иметь что-нибудь общее с искусством и носить звание артистки, впрочем, для кутежей, может быть, - она артистка первоклассная.

Величковский только пожал плечами.

–  Однако, господа, что же мы не начинаем?
– поглядел на часы Владимир Николаевич.
– Где же Шмель?

Борис Александрович вырос перед ним как из-под земли.

–  Я здесь! Если угодно, можно начинать заседание. Все готово! Отчеты я положил вам на стол. Все обстоит благополучно.

Последнюю фразу он произнес шепотом.

–  А, хорошо!

–  И господ членов довольно уже набралось. Если прикажете, можно дать звонок, - продолжал он вслух.

–  Так потрудитесь!

Шмель вынул из кармана колокольчик и начал, звоня, обходить залы.

Все члены направились в зал, приготовленный для общего собрания, у дверей которого стояли два лакея, отбиравшие повестки у мало известных.

–  Я вас провожу в зал заседаний. Я надеюсь, что вы мне позволите, - подал Бежецкий руку Щепетович.

–  О, с вами куда угодно. Хоть на край света!
– громко и с ударением ответила она.

–  Вот как!.. Зачем же это объяснять и так публично. Шалунья, - заметил он ей уже на ходу.