Сцена и жизнь

–  Надо это изменить, господа!
– заявил вышедший вперед Исаак Соломонович.
– Общественное благосостояние выше всего, и требует…

Он не успел договорить, как его перебила Лариса Алексеевна.

–  Исаак Соломонович! На пару слов.

Они отошли в сторону и стали разговаривать вполголоса.

–  Да, господа, пора нам опомниться наконец. Что делаем, мы деятели деятели "общества поощрения искусств"? Что мы поощряем?

Надежда Александровна указала головой в ту сторону, куда отошли Коган и Щепетович.

–  Кого на сцену принимаем? Зачем собираемся сюда? Неужели затем, чтобы в карты играть, пить у буфета и беспечно и весело прожигать жизнь? А о главной цели - об искусстве, вспоминать, как о мираже. Надо проснуться, мы ходя спим, все спим.

–  Общественное благосостояние требует, - снова заговорил Коган, оставив Ларису Алексеевну, - требует…

–  Чтобы во главе стоял человек, занимающийся делом, - подсказывал ему Чадилкин.

–  Да, делом, исключительно делом!
– подтвердил Петров-Курский.

–  Что, господа, долго разговаривать, баллотировать этот вопрос и все тут.

–  Баллотировать, баллотировать!
– подхватили почти все хором.

–  Господа, прошу слова, прошу слова!
– силился их перекричать Бежецкий.

Все постепенно смолкли.

–  Несмотря на все мое желание быть полезным обществу, я вижу, что при настоящем положении дел, при таких беспорядках и при том, как ко мне относятся, я ничего сделать не могу и если общество желает меня оскорблять недоверием, сам попрошу уволить меня от ведения дел и звания председателя, или подчиниться моему умению и опытности. При таких условиях я могу управлять.

Он вызывающе посмотрел на собрание вообще, а на Крюковскую с особенности.

Когда он кончил, со всех сторон послышались крики:

–  Браво, браво! Пора, давно пора уйти!..

Владимир Николаевич был поражен.

–  Что это значит, господа? Браво и пора уйти. Я не понимаю… - растерянно начал он.

–  А то, что вам пора уйти, - громко в упор кинула ему Надежда Александровна.

–  Пора уйти. Пора!
– раздались подтверждающие крики.

–  Он не понимает, так растолкуйте ему… - со смехом кричали одни.

–  Не хотим Бежецкого председателем! Что церемониться!
– вопили другие.

–  Это значит, что общество по обсуждении ваших поступков желает выбрать другого председателя, - выделился из толпы и важно произнес Коган.

–  Что я вам говорила. Не слушали добрых советов, до чего довели, за дело! Доигрались, чем кончилось!
– подошла и вполголоса начала говорить Бежецкому Крюковская.

–  Оставьте меня!..
– он с ненавистью посмотрел на нее.

Кругом все еще продолжали шуметь.

–  Если это так, - громко, после некоторой паузы, начал он, - то мне действительно остается только поблагодарить за оказанную мне в прошлом честь и отказаться. Я ясно вижу, что против меня велась интрига - сильная интрига. Я оклеветан и твердо убежден, что впоследствии общество оценит мои заслуги и раскается в своем поступке против меня, но тогда уже будет поздно…

Голос, в котором слышались злобные ноты, дрогнул.

–  Я не приму этой чести, - продолжал он.
– Засим, мне остается только раскланяться, взять шляпу и уйти… и я ухожу…

Он гордо выпрямился.

–  Лариса Андреевна, вашу руку, я вас ввел, я и уведу, - обратился он к Щепетович.

–  Извините - насмешливо отстранилась она от него, - я обещала поужинать с Исааком Соломоновичем.

Он не сказал ей ни слова, снова раскланялся перед собранием и медленной, гордой походкой вышел.

За ним с быстротой кошки, схватив портфель под мышку, выскочил из залы Шмель.

–  На отказ нарвались! И тут отказ!
– нервно расхохоталась Крюковская, указывая головой на Щепетович медленно проходившему мимо нее Бежецкому.

–  С богом, счастливый путь!
– раздались ему вслед насмешливые крики.

–  Скатертью дорога! Мы и без них справимся, - хохотал Городов.

–  Давно было это пора!
– вторил ему Петров-Курский.

–  Догадался, как проигрался!
– покатывался со смеха Чадилкин.

–  Уж начали издеваться!
– презрительно оглядел толпу Бабочкин.

–  Господа, теперь сведя счеты с прошлым, нужно подумать о настоящем, - возбужденным, ненатуральным голосом начала Надежда Александровна.
– Надо забыть все, что было, и приняться за новое. Искусство должно быть у нас на первом плане, нашей единственной целью! Мы должны отрешиться от наших личных интересов и желаний, работая для общего дела. Для этой цели все надо принести в жертву. Что теперь делать? Кого выбирать?
– вот вопросы.

–  Надо просить занять пост председателя господина Величковского. Я тогда материально поддержу общество… Поддержу!
– с важностью заявил Исаак Соломонович.

–  Величковского! Величковского!
– закричали почти все.

Он был избран единогласно.

После долгих отговорок, совещаний со своей племянницей, он согласился.

–  А мне опять не удалось попасть, а хлопотал, ну все равно - хотя бы в экономы, - проворчал сквозь зубы Городов.

Общее собрание кончилось.

Все перешли в буфетные залы, обступили Величковского и беспрерывно приносили ему поздравления, жали руку.

–  Теперь мы, знаете, поставим мою пьесу?
– заискивающим голосом говорил ему Сергей Сергеевич.

–  Неправда, прежде мой дебют в Адриене Лекуврер, - заявляла Дудкина, отстраняя Курского от Ивана Владимировича.

–  Прежде всего надо перестроить сцену!
– подступил к нему Чадилкин.

–  Нет, до переделки поставим мою пьесу. Да еще, Иван Владимирович, могу я надеяться быть экономом?
– подошел Городов.

–  Господин Величковский, господин Величковский, у меня на нынешний год контракт есть - я служу, - пищала Щепетович.

–  Да, Иван Владимирович, Лариса Алексеевна служит, - подтвердил Коган.
– Пожалуйста, не забудьте, завтра вы у меня обедаете. У меня вина недавно из заграницы присланы. Мой погреб стоит…

Его перебил Вывих:

–  Я завтра привезу вам мою статью прочесть о вашем выборе. В котором часу прикажете?

Появилось, по требованию Когана и других, шампанское.

Начались тосты.

Надежда Александровна стояла все время как окаменелая, но вдруг встрепенулась. Она взяла с подноса лакея бокал шампанского.