Счастье по принуждению

— Ну, рассказывай, парень, — стучу песочной россыпью в такт словам, — что мы будем с тобой делать, если твоя нянька захочет от нас сбежать? Ну, чего молчишь? Я то переживу, а вот ты — вряд ли.

— Гуууу, — издаёт звук Демьян.

— Чего предлагаешь? Пристегнуть наручниками к батарее? Хороший план. Дядя Дым бы одобрил. Только вот какая от неё пристегнутой польза?

— Гууу… — снова радостно выдаёт сын и дрыгает конечностями в ритм погремушки.

— Дурень мой, — усмехаюсь довольно. Осторожно беру сына на руки, кладу на плечо и возвращаюсь на кресло. Мелкий какой… Хотя за последние пару дней ощутимо поднабрал. Даже щеки появились.

— Ладно, парень, допустим, к батарее мы ее пристегнули. Годков на десять, пока сам себе картошку жарить не научишься. А дальше куда ее девать? Из заточения? Привяжемся, переживать за неё будем. А она — баба. Здоровая. Нормальная. Наверняка хочет свой дом. И вот такого как ты, только своего. В принципе, можно мужикам будет отдать. С руками оторвут. Но… — поворачиваю голову на сына, чтобы посмотреть чего притих.

Отбираю у него него изо рта Катину футболку и вздыхаю.

— Вот сожрать — это самый надежный вариант. Тут ты прав. А отдать — совсем не вариант… — беру со стола бутылочку и отдаю на растерзание Демьяну.

Сам смотрю в стену… и гоню прочь мысль о том, что сам могу жениться на няньке. Дать ей все, что нужно. Вот только что-то тебя заносит на поворотах, Киров. То ты открещиваешься от ребёнка, адекватно понимая своё положение, то вдруг собираешься подставить под удар двоих людей. Совсем спермотоксикоз отключает мозги! Хотя, ради них, если бы я мог, то уже давно отдал бы Фролову землю, пусть подавится. Но там идёт стройка. Люди купили дома. Я, блять, со всеми ними не расплачусь…

Глава 17

Тимур

Сын отрубается у меня на руках прямо с бутылочкой в обнимку. Я перекладываю его в кровать и спускаюсь в кабинет, чтобы ответить на десяток пропущенных звонков. За то время, что я управляю компанией, выходной у меня первый раз. Пару недель в больничке валялся, уезжал в отпуск, но выходной… та самая секретарша аж кофе подавилась, когда я попросил заранее документы на подпись собрать.

Телефон вздрагивает в руках входящим звонком.

— Алло… — отвечаю машинально.

— Ты ещё не созрел отдать мне мое? — Издевательски хрипит голос в трубке.

Замираю.

— Ты… — выдыхаю в динамик. И подавив в себе желание разразиться угрозами о кровавой расправе, я включаю запись разговора. — Решили почтить меня личным звонком, господин Фролов? Не могу сказать, что рад. Более того, предпочёл бы общаться исключительно через юристов.

— Значит, не готов, — прищелкивает языком мой собеседник. — Ну что ж. Тогда будем разговаривать по-другому.

— Вы мне угрожаете, господин Фролов? — Четко наговариваю я компромат. Почти уверен, что пригодится. — Считаете, что я испугаюсь ваших «предупреждающих выстрелов» и верну ту землю, которую выкупил на аукционе?

— Господь с тобой, — ёрничает Фролов в ответ, — какие угрозы. Я так, по-отечески к тебе. Говорят, проклято то место. Вечно всякая необъяснимая ерунда случается. Вот думал на себя удар перевести. У тебя все-таки семья. Кстати, соболезную. Сын без матери при нашей с тобой жизни — почти что сирота…

— Достаточно сантиментов, господин Фролов, — рявкаю, чувствуя, что ещё совсем немного и сорвусь. — Я не суеверен. Как и наша доблестная полиция. Вам ли, как законопослушному человеку это не знать. По каждому происшествию ведётся расследование, и поверьте. Виновный будет найден!

— Ну что же, тогда удачи, — хмыкает трубка и отключается.

Сохраняю запись и с чувством швыряю телефон на диван. Гнида! Хочется чего-нибудь разбить, но это не поможет. Я просто дышу.

Набираю Катиного водителя и прошу быть внимательнее на предмет «хвоста». Эти твари рано или поздно захотят выяснить, где я прячу сына. Официально я по-прежнему обитаю только в двух местах: городской квартире и в доме Али. Но тот кто ищет… правильно. Всегда находит.

Руки трясутся. По-привычке делаю шаг к бару и вдруг резко торможу, усмехаясь. Нянька меня порвёт, как грелку, если унюхает запах. Да и самому подходить к ребёнку под градусом как-то… Зачастил я, да. Надо вылезать из этого дерьма.

Просматривая электронную почту, делаю себе чай и открываю упаковку Катиного любимого печенья. Учитывая, что поглощает девчонка их примерно по десятку в день, можно предположить, что они снимают стресс получше алкоголя.

Откусываю. Зубы врезаются в шоколад. Ну ничего так… Да и вообще, присматривать за ребёнком, оказывается, не так уж и сложно.

Давлюсь крошками и закашливаюсь, услышав из детской громкий плач. Сердце пропускает удар. Что там могло случится, что он так орет?

Срываюсь с места, задев и перевернув кружку с чаем. Он растекается лужей по поверхности стола. Я начинаю метаться. Вытирать или бежать к ребёнку? Чай без сахара…а, пофиг. Ускоряюсь в сторону лестницы и взлетаю по ней, перепрыгивая через ступеньки. Забегаю в детскую.

— Эй, парень, ты чего такой громкий? — Нависаю над кроваткой, отмечая, что внешне все, вроде бы, хорошо. — Есть хочешь?

Тянусь за бутылочкой. Черт, смесь вся холодная. Придётся греть.

Упакованный в люльку сын начинает раздираться с новой силой. Обвешиваю ручку музыкальными игрушками и включаю все разом. Какофония даёт эффект буквально на несколько секунд. Детский крик заставляет шевелиться резче. Я, если бы так орал, уже давно бы охрип. Эта супер способность у сына точно в мать. Истеричка, чтоб ее. Хотя, ее и так уже «чтоб».

Не понимая, как в таком шуме можно оставаться вменяемым, психую на всех женщин, которые посмели бросить нас с сыном на произвол судьбы. Параллельно ищу подходящую кастрюльку, чтобы налить горячей воды. Обжигаюсь.

— Твою мать…

Перегрел, кажется. Как дурак высовываю язык и трясу бутылочку. Каша заливает лицо. Я вытираю его футболкой. Класс… но зато точно знаю, что еда не горячая.

Засунув в рот сыну соску, выдыхаю, слушая тишину, и принюхиваюсь. Чем-то странным пахнет. Молоком прокисшим. В мою голову приходит логичная догадка. Оттягиваю ползунки сбоку.

— Ну нет, парень, — издаю стон, — ты всю программу сразу выполнить решил? Мы так не договаривались.

Глубоко в памперс этому ребёнку на то, о чем ты там договаривался. Где же, мать ее, ванночка? Где же Катя?