Счастье в 50. Драмы больше нет

Выдавая желаемое за действительное пытается бить ниже плинтуса Карпович.

– Не смей нести бред, – мой голос дрожит от ярости. – Ты знаешь, что это полный бред. Ребенок, который живет во мне – это твой ребенок.

– Я?
– притворно удивляется он. – Придумываю? Да, если даже это и так. И что? Сама же знаешь. Главное пустить круги по воде, волна пойдет потом сама. И это ты сейчас, разрушая семью, втягиваешь сыновей в этот треш. Думаешь, они простят тебя? Денис наклоняется ближе, и я чувствую его холодный как лед шепот:

– Они отвернутся от тебя, Муза. Навсегда.

В моей груди все сжимается. Представляю лица моих мальчиков...

Что, если Карпович прав? Матвей точно останется со мной, а вот Тим… Да, он может отвернуться. Но…

Тут вспоминаю Назара. Его слова: "Ты сильнее, чем думаешь".

– Ты не знаешь наших сыновей, – выдыхаю твердо. – Они не твои пешки.

Лицо Дениса темнеет, словно по нему пробегает черная туча.

– Посмотрим, – шипит он.

Резко встаю, шумно отодвигая кресло.

– Хватит! – мой голос звучит как хлопок захлопнувшейся навсегда двери. – Ты не будешь решать за них. И уж тем более – за меня.

Карпович замирает. В его глазах мелькает что-то человеческое. Но лишь на мгновение.

– Ошибаешься, – тихо говорит он, поворачиваясь к выходу. – Я всегда и все решал за тебя и за сыновей.

Дверь захлопывается. Я сжимаю кулаки, глядя в окно и думая, что страшны иллюзии и самообман.

Глава 36

Через несколько дней Новый год. Сегодня у нас с коллективом корпоратив. Традиционно гуляем в дорогом и атмосферном ресторане.

Золотистый свет хрустальных люстр мягко льётся на белоснежные скатерти, отражаясь в бокалах с искристым шампанским.

Аромат хвои и мандаринов смешивается с тонкими нотками дорогих духов и ароматами праздничных блюд.

Всё вокруг дышит предновогодним волшебством – гирлянды переливаются, смех сливается с моими любимыми мелодиями джаза и блюза.

Даже официанты сегодня выглядят особенно нарядно в своих чёрных смокингах с серебряными бабочками. Но…

Мне одиноко, тоскливо и холодно.

Я сижу за столиком. На мне красивое в тёмно-синее бархатное платье, мягко облегающее округлившийся живот. Мои блондинистые кудри, уложены в элегантную волну. Она единственное, что держит форму в моем мире, который внезапно стал таким зыбким.

Верчу в пальцах бокал с гранатовым соком. Но…

Даже его насыщенный терпкий вкус сегодня мне кажется пресным.

Моя подруга Юля сияет в платье цвета темного золота. Рыжие локоны подруги рассыпаны по её плечам. Глаза сияют радостью и весельем.

Юлька ловит мой взгляд и сразу хмурится.

Вздыхаю с мыслью, что она всегда читает меня, как открытую книгу.

– Муз, да что с тобой? – голос подруги звучит звонко, бодро, но в нём слышна тревога. – Ты вся в себе. О чём задумалась?

Улыбаюсь в ответ. Мои пальцы непроизвольно сжимают салфетку, оставляя на ней мятую гармошку.

– Да так… Ничего существенного, – мой голос звучит глухо и безрадостно. – Новый год на носу, а у меня настроение – будто в прорубь нырнула.

Юлька, задорно смеясь, нежно обнимает меня и поглаживает мое плечо.

– Да ладно тебе, Музончик! – смех подркги звенит, как колокольчик. – Ты же скоро станешь мамой! Это же счастье! – её глаза вспыхивают разноцветными огнями гирлянды. – Кстати, как там наша малышка? Ты же обещала мне рассказать про последний осмотр! И не вздумай забыть, что я буду крестной!

Моя рука сама ложится на живот, и тут же моя малыха отзывается толчком. Для меня танцы моей куколки – веский повод для радости.

– Все хорошо, – отвечаю тихо, но губы сами растягиваются в улыбке. – Девочка развивается как надо, по сроку. Врач говорит, что всё идеально.

И все же… Даже эти слова не могут разогнать тучи в моей душе.

Потому что, пока я говорю о ребёнке, в голове назойливо стучит: “А Денис… Денис даже не спросил о малышке. Ни разу. Будто это его не касается”.

Радует только то, что сыновья обо мне не забывают. Звонят, спрашивают, как я, как сестрёнка. Особенно Тимка…

Тут же вспоминаю недавний разговор с младшим сыном:

– Мам, ты как? – голос Тимофея в трубке тёплый и мягкий, как плед альпаки, которым я укрываюсь в холодную погоду.

– Нормально, сынок, – отвечаю, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

– А малышка? Толкается?

– Ещё как! – смеюсь, и в животе тут же ощущаю лёгкий толчок, будто куколка сама отвечает брату. – Видимо, характер у неё будет боевой.

– Это круто!

Тим замолкает, и я слышу, как по другую сторону трубки что-то шуршит. По звуку понимаю, что сын, как сладкоежка, есть конфету. Не тороплюсь его.

Через несколько секунд снова раздается его голос: – Мам… а папа… он…

Я замираю. Сердце грохочет о ребра, как птица о планеты клетки.

– Он не спрашивает, – отвечаю тихо.

– Ну и хрен… – резко выдыхает Тим, и в трубке раздаётся глухой удар. – Ладно. Его проблемы. Главное, чтобы ты была в порядке.

– Ты не против… что я…

– Мам, не ерунди…

Сын перебивает меня твёрдо. Замечаю, что его голос стал совсем мужским.

– Я уже взрослый. И я на твоей стороне. Всегда.

Слёзы подступают к горлу, горячие, колючие.

– Спасибо, сынок…

Сейчас снова думаю над тем, как сильно я боялась, что сыновья отвернутся от меня. Особенно Тим. Ведь он всегда был ближе к отцу. Но нет…

Тимофей оказался мудрее, взрослее, чем я думала. Эта мысль согревает меня, как глоток горячего чая в морозный день.