Счастье взаимной любви

На этом разговор закончился. Олег пересел к столу и некоторое время молчал, Виктор напряженно смотрел на него. Потом Олег сказал, хмуро улыбнувшись:

— Фуфлыжник твой Кир. Сказал, что мы не прошли первой проверки. А он прошел?

— Знаешь, Олег, все к лучшему! Ну его к чертям собачьим со всеми его заморочками! В случае удачи получили бы копейки, а попадись — загремели бы на полную катушку!

— Не распространяйся при свидетелях.

Аня с трудом удержала смех: «не распространяйся», когда уж все рассказали как есть и вся картина ясна до последней черточки.

— Будем, братцы, просто отдыхать! — весело сообщил Виктор. — Набухаемся как следует, не хватит газа, так я у матери спирт найду, только это надо будет восстановить! Эй, маэстро, музыку!

Он врубил динамик на полную громкость и от полноты чувств принялся танцевать на крошечном пятачке между диваном и столом, подражая Майклу Джексону. Получалось хорошо.

Олег мрачно смотрел в стол и ни к чему никакого интереса не проявлял.

— У вас что, кунда сорвалась? — с фальшивым безразличием спросила Аня.

— Какая еще «кунда»?

— Ну, здесь так называют какую-нибудь денежную халтуру. По-моему, латышское слово.

— Не твое дело. Пить будешь?

— Буду.

Но он не пошевелился, чтобы разлить напитки по бокалам, это сделал Виктор. Снова выпили без тоста, будто хоронили кого.

После танцев в одиночку и очередного стакана «ерша-коктейля» Виктор захмелел, разговорился окончательно. Аню зачислил в свои старые подруги, а Олега принялся успокаивать:

— Ну соскочило дело, так соскочило, что ты накуксился? В конце концов, мать вернется, устроит нам опять работенку на товарной станции! Разгрузим, как в прошлом году, пару платформ с углем и купим по костюму, как собирались! Приоденемся и почапаем в «Луну»!

— При чем тут твой костюм! — угрюмо бросил Олег. — Я хотел свой угол снять, надоело в общаге торчать.

Вот и все, подумала Аня, теперь я знаю, как с тобой справиться. И никуда не отпущу. С первой минуты, с первой секунды, как увидела его на вокзале, она знала, что этот сдержанный, не по годам молчаливый человек нравится ей так, как до сих пор никто не нравился. Что-то совершенно незнакомое поднималось в душе Ани, едва она встречалась взглядом с приглушенным светом его синих глаз. Ей все в нем нравилось: слегка приплюснутые кончики пальцев, острые волчьи уши, покатые плечи, почти безволосая грудь, выглядывавшая из расстегнутой рубашки.

Но повышенный интерес к Ане проявлял только Виктор! Они уже несколько раз станцевали вдвоем, правой рукой Виктор держал ее ниже талии и терся о ее грудь, а она, хоть и не отстранялась, никаких ответных телодвижений себе не позволяла.

— Тебе Олег понравился? — на ухо спросил ее Виктор.

— Интересный парень, — ответила она.

— Ну, черт с тобой! — без огорчения ответил блондин. — Разберемся.

Он бросил ее посреди танца и тут же уселся к телефону, быстро набрал номер и через минуту прокричал:

— Галина?! Не спишь?! Шикарно! Слушай, подгребай ко мне, мои старики еще не объявились, а мы сейчас спирт давить начнем, и музыка у меня новая… Да, хорошая компания. Я, Олег и одна чувиха из балетного училища… Лады? Давай, я пошел спиртягу по мамашиным сусекам искать!

— Галка придет? — спросил Олег и поднялся со стула. — Пить я больше не хочу.

Он посмотрел на Аню ничего не выражающим взглядом и позвал:

— Идем?

— Куда? — весело спросила она.

— Туда. — Он кивнул на закрытую дверь в соседнюю комнату.

Стараясь не встречаться взглядом с Виктором, Аня покорно пошла за ним, хотя обидно было за такую бесцеремонность — звали «на любовь» хуже, чем проститутку, даже когда она за деньги соглашалась на такое дело, и то ее партнеры проявляли больше вежливости.

За дверью, естественно, оказалась спальня.

— Ну и что? — независимо спросила Аня.

Он взглянул на нее, помолчал и сказал равнодушно:

— Ничего. Раздевайся.

— Мне домой пора! И я совсем не собираюсь…

От сильного удара наотмашь она слетела с ног и несколько секунд ничего не соображала. Только почувствовала, что ее крепко ухватили за волосы, приподняли с ковра и вторично ударили — по другой стороне лица. Что-то взорвалось у нее в голове, не было сил даже крикнуть, не то что вывернуться. В тот же миг она почувствовала, как трещит разрываемое сверху донизу платье, и тут же от очередного удара по затылку ткнулась лицом в пыльный ковер. Платье слетело с нее вместе с купальником, и тяжелое раскаленное тело придавило ее грудью, животом и бедрами к полу, потом когтистые руки вздернули ее таз кверху, и мгновенная острая боль пронзила сзади насквозь. До живота, до горла.

Аня оперлась на ладони и попыталась приподняться вместе с неимоверной тяжестью его тела. Это с трудом получилось, боль между бедер тут же прекратилась, она вообще уже ничего не ощущала, кроме его судорожных, грубых движений.

— Подожди же, Олег, Господи! — крикнула она. — Я ведь не убегаю! И тебе, и мне будет хорошо!

— Заткнись, скотина! Витька! — вдруг позвал он громко и хрипло. — Иди сюда! Быстро!

Аня увидела полоску света, осветившую спальню сквозь открывшиеся двери, и Виктор спросил:

— Ты чего там?

Олег прокричал сдавленно:

— Давай! Суй ей в рот, суй, заразе!

— Ты что, Олег? — Дружок откровенно испугался, потому что в темноте не разобрал, что происходит на полу, возле кровати.

— Делай ее в рот, я тебе говорю! — Вопль его перешел в рычание. — Делай! Она, сука, нас продала! Цыганку продала и нас заложила! Нам ее подставили, сексотку! Утром за нами менты придут, дурак! Давай!

— Да ты рехнулся! Ко мне уже Галка двигается!

— И ее сделаем! — выдавил Олег. Перехватив Аню поперек живота, он встал на ноги, от чего она оказалась почти в вертикальном положении, головой вниз.

— Идите вы к дьяволу, ребята! — пробормотал Виктор и прихлопнул дверь.

Все кончилось так же резко и неожиданно, как началось. Обессилев, он выпустил ее из рук. Аня плашмя упала на ковер, больно ударившись коленями, а Олег отошел, распахнул двери и потребовал:

— Дай выпить.

Двери закрылись, спальня вновь погрузилась в темноту. Аня полежала несколько минут на ковре, пытаясь понять, что произошло, что она чувствует и что, собственно говоря, делать дальше. Во всем этом зверстве и боли было что-то щемяще-острое, обида мешалась с восторгом, и разобраться в своих ощущениях Аня не могла.

Она встала, сдернула с постели покрывало и забралась под одеяло. Голова гудела, болела левая скула. Аня побаивалась, что к утру под глазом расплывется радужный фингал.

Она вспомнила, как минувшей весной в гостинице городка Сигулда один тщедушный и кривобокий эстонец бил ее мокрым полотенцем изо всех своих хилых силенок, брызгал слюной и требовал, чтоб она кричала. А ей вовсе не хотелось кричать, но потом оказалось, что стоило только чуть пискнуть, как весь сеанс тут же заканчивался — эстонца скрючивало в пароксизме, словно он страдал падучей, и никакого продолжения естественного порядка не следовало. Если не считать того, что потом он падал на колени, целовал Ане ноги, извинялся, рыдал, купал в теплой ванне и укладывал спать, словно ребенка. А перед прощанием отдавал все деньги, что привозил с собой в командировку из Таллина, даже на чай в поезде себе не оставлял. Все мужики — уроды. Считают, что нужно — взять. Проявить мужество. В их тупые головы и мысли не приходит, что все можно получить добром и это получится во сто крат прекрасней.