Счастливый случай. История о том, как раны обнажают душу
Шрифт:
Я стала воспринимать каждое потрясение как часть моей прекрасной жизни. Посланные испытания нужны для того, чтобы сделать меня еще умнее, выносливее, сильнее. Их предназначение – подготовить меня к новым поворотам, которые ведут к небывалым успехам, главное – никогда в этом не сомневаться и не отчаиваться.
Почему на похоронах так часто звучат фразы вроде: «В последнее время мы не очень много общались… Я видела, что ему одиноко, не хватает внимания, но все время была занята, откладывала разговор на потом… Если бы его можно было вернуть, я бы успела
Чего мы вечно ждем, чем таким важным мы заняты, что откладываем общение с близкими на потом? Люди, я призываю вас, прямо сейчас отложите книгу и просто так позвоните маме/папе/бабушкам/дедушкам/сестрам/братьям/мужьям/женам/возлюбленным/детям и скажите, как сильно вы их любите, просто поговорите, поинтересуйтесь, как у них дела, не откладывайте, важнее этого ничего нет.
Давайте будем смелыми? Мы так часто ругаем государство, правительство, чиновников, что жизнь у нас не такая, как хотелось бы. Но ваша жизнь только в ваших руках. Только вы сами знаете, чего хотите, и пусть это даже какие-то мелочи, не забывайте баловать себя исполнением своих маленьких желаний. Если вы несчастны по каким-то причинам, но очень хотите стать счастливыми, есть только один совет – возьмите и станьте. Это гораздо проще, чем кажется. Я бы не стала этого писать, если бы не знала наверняка. Находясь больницах 367 дней за два года, перенеся огромное количество наркозов, терпя страшную боль, которой не было видно конца… я была счастлива просто потому, что хотела.
Первая операция по пересадке кожи состоялась 8 ноября. Очнувшись, я сначала боялась приподнять одеяло и посмотреть, что со мной сделали, насколько в очередной раз изменилось мое тело. На обоих бедрах были очень необычные плотные повязки. Они беспрестанно сочились, и было непонятно – то ли эта густая темная жидкость выходила из меня, то ли это сами повязки были ею пропитаны.
Не дожидаясь подробностей от врачей, я залезла в интернет, чтобы узнать об операциях по пересадке кожи. Больше всего меня расстроил тот факт, что для того, чтобы вылечить одно место, нужно покалечить другое. Хотя мне объяснили, что внешне разница между донорскими и здоровыми участками будет едва заметна.
Обычно пересаженная кожа приживается в течение семи дней, тогда и делают первую перевязку. Она тоже проходила под общим наркозом и для меня по ощущениям ничем не отличалась от самих операций, процедуру подготовки к которым я уже описывала выше, каждый раз все по одному шаблону. Первая перевязка принесла хорошие новости – вся кожа прижилась на 100 %, когда средний показатель примерно 85 %. Это была наша маленькая победа, наш первый шаг к выздоровлению.
Донорские участки невыносимо зудели, добавляя особого колорита моему больничному самочувствию. Представьте себе ощущение, что на вас очень неудобный колючий свитер, который вам еще и мал. И какое облегчение вы испытываете, когда его снимаете. Меня это ощущение не покидало очень долго, мне хотелось буквально снять с себя
зудящую кожу, как тот самый колючий свитер. Но и тут выход был единственно неизбежный – «надо потерпеть».Сон был редкой роскошью, так как меня и задолго до аварии начали мучать бессонницы. А тут еще и добавилась эта нескончаемая, перманентная боль, раздражающий зуд, бурлящая кровать, стонущие соседи, на которых было одновременно интересно и страшно взглянуть. Засыпать в основном получалось ближе к пяти утра, а в семь уже был подъем. Днем сон тоже был нестабильным и очень чутким – все боялась пропустить кого-то из навещавших, в общении с близкими я нуждалась больше всего.
Пересадку кожи пришлось проводить в два этапа, так как объем был слишком большим, а операция сопровождалась обильной потерей крови. После этого оставались только перевязки под наркозом, которые проводили два раза в неделю.
Про папу
За 37 дней, проведенных мной в реанимации, папа навещал меня 63 раза. То есть зачастую по нескольку раз в день. Он был мне необходим, он давал мне столько сил, что я физически чувствовала, как он слабеет, держа меня за руку, как силы перетекают от него ко мне. Папа тоже чувствовал, как он мне нужен, и все свое время, свободное от необходимых дел, проводил со мной. Именно тогда у него появились первые седые волосы. Я всегда знала, насколько сильно он меня любит, пусть никогда не говорил этого. Я знала, что он был готов ради меня абсолютно на все. Но изо дня в день папа видел мои страдания и сам страдал не меньше от мысли, что никак не может мне помочь. Это убивало его. Позже папа не раз говорил, что никому не пожелает пережить такое – просидеть 37 дней у кровати своего ребенка в реанимации, видеть его мучения, но не в состоянии что-то исправить. С самых первых секунд и до этого дня – 23 мая 2013 – все его мысли ежесекундно заняты переживаниями обо мне.
Вообще, отношения с папой у меня всегда были непростыми – сначала я его очень боялась, мы в детстве мало говорили. Редко его видела: он уходил из дома раньше всех, а когда приходил – мы уже спали, глава семьи очень много работал. Отдыхать мы тоже почти всегда ездили без него. Так что для меня он был «если будешь плохо себя вести, я все расскажу папе» – тем, кого стоило бояться, кто мог наказать. Так получилось, что папа не смог проводить меня в первый класс и прийти на выпускной. Я, наверное, даже не обижалась, просто хотела понимать его, хотела подружиться с ним, но не знала, с чего начать.
И вот, после их развода с мамой, мы наконец-то начали разговаривать. И пусть эти разговоры не всегда были очень откровенными – мне хотелось преподнести ему себя с наилучшей стороны, – по крайне мере, мы стали общаться. Я думала, что знаю, какой он хочет меня видеть, и стремилась соответствовать этим предполагаемым ожиданиям. Делала акцент на том, что хорошо учусь – окончила школу всего с тремя четверками. Собираюсь работать, всего добиться сама, а не быть испорченной дочкой богатого папы.
Конец ознакомительного фрагмента.