Щит

Балидор вновь жестом показал на зияющий дверной проем.

— Двое из моих людей заходили внутрь, — добавил он. — Они сказали, что там ещё хуже. Но отпечатки все равно древнее. Как и конструкция… или то, что от неё осталось. Они сумели определить, что это было изначальное место взрыва, как ты и сказал. Но больше ничего.

Он покосился на Ревика, и в его глазах промелькнуло удивление.

Он поймал молодого мужчину за руку и всмотрелся в его лицо.

— Ты в порядке?

Ревик слегка качнул головой.

— Я хочу зайти внутрь.

— Ты уверен, брат? Ты белый как полотно.

— Со мной все будет хорошо, — Ревик выдернул руку и вновь направился через двор, пока не очутился почти возле двери башни.

— Будь осторожен, — крикнул Балидор ему вслед. — Там все обрывается практически без предупреждения.

Обернувшись назад, Ревик увидел, что лидер Адипана остался на прежнем месте. Подняв руку в знак того, что услышал, он поколебался всего на секунду, затем схватил один из факелов, горевших возле проломленного дверного проёма.

Сделав вдох и инстинктивно закрыв свой свет щитами, Ревик вошёл в каменный холл.

Аккуратно ступая по разбитым каменным плитам, он направился по единственному доступному пути — лестнице, врезанной прямо в почерневший от пламени камень. Держа факел перед собой, он спускался по одной ступеньке за раз, подавляя усиливавшееся чувство тесноты в груди и горле.

Он всегда страдал от лёгкой клаустрофобии.

От кромешной темноты коридора в сочетании с отпечатками, все ещё исходившими от стен, становилось трудно дышать. Ревик попытался уцепиться за отпечатки, понять их источник… но он уловил лишь ещё больше ощущений. Пульсирующая, тошнотворная боль, напоминавшая худшую тошноту разделения… такая искажённая и сломленная депривацией, что она превратилась в нечто совершенно иное.

Ревик мог бы и вовсе не узнать это чувство, если бы он сам не был погребён в боли разделения больше года. Она комбинировалась с его собственными проблемами, искажала его потребность в нечто, что вызывало у него желание умереть — буквально.

Он осознал, что тянется к Элли…

И остановил себя.

Сделав ещё один вздох, Ревик притянул свой свет ближе к телу.

Боль усилилась. Злость из ниоткуда наполнила его свет — такая сильная, что его разум опустел. Нахлынули чувства и мысли. Вещи, которые он подавлял на протяжении нескольких дней, с того самого утра, когда вернулся из Каира.

Он должен был сказать ей. Он должен был сказать ей в ту же секунду, когда они покинули конструкцию.

Черт, да он прямо в тот же момент должен был взять её с собой, найти место в городе, сорвать её чёртову одежду.

Эту мысль Ревик тоже вытеснил из своего света.

Почему никто не объяснил ей свадебные обряды? Чандрэ? Йерин? Вэш? Его самого не было несколько месяцев… а до отъезда он находился не в том положении, чтобы объяснять ей что-либо. Он и так едва не испортил все просто потому, что предположил, что она понимала основы их состояния.

Боги, да даже до того, как она попросила его, тяги её света оказалось достаточно, чтобы Ревик передумал насчёт ожидания. Она, наверное, притягивала каждого видящего в радиусе пяти миль — вероятно, на протяжении месяцев, всего времени его отсутствия. ещё до этого, когда он был с Терианом.

Они смотрели, как она мастурбировала.

Боль в его свете сделалась жидкой, подстёгиваемая интенсивностью эмоций.

Она согласилась на полноконтактную схватку с видящим, который хотел уложить её в постель — при условии, что он уже этого не сделал. Зачем? Зачем ей это делать, если она не хотела причинить ему боль? Она ему соврала? Она все ещё злилась на него за его прошлые поступки?

Дыхание перехватило от боли, от беспомощности, которую Ревик не мог контролировать.

Этот сукин сын коснулся её. Он коснулся её в местах, где сам Ревик её не касался. В местах, которых он не позволял себе касаться больше года. Он проник в её свет. Он запустил в неё свои проклятые пальцы. Он также перепугал её до полусмерти. Ревик чувствовал это через других видящих. Он чувствовал её ужас. Он видел это в её глазах.

Её лицо заливала кровь.

Она кричала.

Стиснув грубый камень, Ревик заставил свой разум отключиться. Обычно он проделывал такое только тогда, когда подвергался нападению.

Он заставил себя дышать…

Пока чувства не начали медленно, медленно ослабевать.

Ревик вспомнил, где находится; он вновь чувствовал башню как нечто внешнее. От неё все ещё разило суицидом, медленным схождением с ума, той продолжительной беспомощностью, с которой он никогда не умел хорошо справляться… но теперь он мог отделить эти ощущения от собственного света.

Ревик заставил себя идти.

Он переставил одну ногу, затем другую.

Он все ещё боролся с собственным светом, когда добрался до третьей площадки в коридоре, после двух пролётов крутых лестниц, петлявших между почерневших от дыма и плесени стен. Аккуратно завернув за угол в низу второй лестницы, Ревик прошёл через арку, а затем до конца мощёного плитами коридора.

Он снова повернул, ожидая увидеть очередной лестничный пролёт.

Вместо этого его встретил резкий обрыв.

Не было никакого предупреждения, даже изменения в составе света. Что бы здесь ни произошло, это случилось настолько глубоко под землёй, что надземная структура осталась нетронутой.

Глубинная тьма тянулась под ногами Ревика. Он ощущал пространство перед собой как минимум на десять-пятнадцать ярдов.

Помахав факелом над провалом, он попытался оценить глубину и ширину этого пространства. Он не желал бросать факел ради удовлетворения своего любопытства, особенно потому, что люди Балидора наверняка уже определили физическое расположение места взрыва. Ревик поводил факелом от одного края ямы к другому и увидел, что их покрывают следы горения.

Он начал подниматься обратно по коридору, водя факелом в разные стороны, сканируя полы и стены. Он видел на грязном полу следы обуви и, кажется, босых ног — слишком маленьких, чтобы принадлежать кому-то кроме ребёнка.

Вдруг свет факела отразился от чего-то, застрявшего между плитами. Вновь махнув огнём туда-сюда, Ревик определил точное место и нагнулся, чтобы подобрать предмет.

Это был ключ. На нем имелось органическое покрытие, но кожа была такой старой и жёсткой, что Ревик вообще едва узнал в ней органику.

Выглядела она так, словно датировалась периодом Второй Мировой Войны. Может, даже ранее.

Когда он поднёс ключ к свету факела, тошнотворное чувство вернулось, но уже сильнее. Ревик осознал, что не хотел держать ключ голыми руками.

Натянув на ладонь рукав, он засунул ключ в карман.

Медленно он поднялся обратно на поверхность.

Добравшись до дверного проёма и выйдя наружу, Ревик ушёл от башни примерно в два раза быстрее, чем он шёл к ней. Он перебрался через обломки камней и мусор к месту, где Балидор стоял и курил hiri.