Считанные дни, или Диалоги обреченных

Она вспомнила последнее свидание на прошлой неделе: Ибрагим только что вышел из тюрьмы, куда попал за избиение легавого. Он появился в баре, оперся о стойку и молча вперил в нее пронзительный взгляд, не отрываясь ни на мгновение, пока она не покрылась нервной дрожью.

В тот раз он принес шесть граммов коки для группы студентов, праздновавших то ли день рождения, то ли еще что-то, теперь она уже забыла. Зато не забыла, что заработала на сделке двенадцать тысяч песет, поскольку Ибрагим всегда давал ей скидку за каждый грамм. И только для нее одной.

Роза затряслась в кровати, вспомнив тот день, когда они занимались любовью на полу, под стойкой: его искаженный злобной гримасой рот, кусавший ее нагое тело, его жесткие руки, вырывавшие пряди волос, — он был таким же страшным и диким, каким запомнился ей со времени их недолгой совместной жизни. Бил, оскорблял, глумился над ее чувствами и любил так, как не любил никто и никогда. И надо признать, она свыклась с его необузданной жестокостью и без нее не видела смысла в своем дальнейшем существовании.

Что с ним произошло? Сошелся с другой женщиной?

Не может быть! Она инстинктивно ощущала, с каким яростным неистовством желал ее Ибрагим, с каким отчаянием одиночества нуждался в ее близости.

Почему же он все-таки не пришел?

Ее Ибрагим — и вдруг работает в паре с Альфредом, каким-то жалким паяцем! Невозможно поверить! А она мучается, ждет, чтобы он пришел и искусал до крови ее рот, шею, ноги, ляжки, грудь, чтобы изломал в железных объятиях ее хрупкое тело, впился зубами в соски и тянул, тянул до боли, до бесконечности. А вместо него является Альфредо.

Что же все-таки случилось?

Роза услышала свой голос, отвечавший: «Все кончено. Он меня бросил».

Потом сипло засмеялась и заметалась в постели.

— Сукин сын! — закричала она. — Все вы сукины дети. Целый выводок сукиного отродья. Все-е-е!

Она давно уже не плакала. Грудь содрогнулась от конвульсий, выплеснув на волю судорожное рыдание. Очистительные слезы побежали по лицу и дальше, смывая всю накопившуюся грязь и возвращая ее мысли к далекому прошлому, когда она была совсем другой.

Через некоторое время Роза затихла и заснула, сжавшись в комочек и засунув большой палец в беззубый рот.

Глава 29

Антонио открыл дверь студии и обомлел от изумления при виде мужчины со спущенными штанами и голым задом, который пыхтел над Чаро.

Зад не отличался большими размерами, зато играл крепкими мускулами. На полу виднелись лужи воды, на стенах мокрые пятна от брызг.

— О! Давай, давай, еще, еще! — визжала Чаро.

Ее тело извивалось, подчиняясь ритму движения мужчины; судорожно скрюченные пальцы сомкнулись у него на спине и намертво впились в кожу.

Антонио замер на месте, потом закричал:

— Эй! Что здесь творится? Да что же это такое?

Из ванной комнаты высунулась голова Ванессы, потом появилось ее голое тело — она вытирала полотенцем мокрые волосы.

— А ты что, сам не видишь? Пришел Альфредо.

Парочка, не замечая ничего вокруг, продолжала предаваться любви. Антонио, как автомат, закрыл дверь. Ванесса смотрела на него, явно забавляясь его смятением.

— Чаро! — Голос Антонио сорвался на фальцет. — Что ты делаешь? Кто с тобой?

Альфредо перестал раскачиваться и повернул голову. Потом медленно встал на ноги, не обращая внимания на Чаро, которая попыталась притянуть его к себе.

— Альфредо, куда ты? Я сейчас кончу, подожди! Не уходи!

Тот стал напротив Антонио и стал поднимать спавшие на пол брюки. С кончика лоснящегося члена капала липкая слизь.

— Ты кто такой, парень?

У Антонио застучало сердце. Невероятно, какой-то дурной сон! Такого просто быть не может!

— Это моя студия. — Он шагнул вперед, потом отступил. Руки дрожали, и он спрятал их за спину. — Что тут происходит? Чем вы занимаетесь?

— Спокойно, приятель, спокойно, — ответил Альфредо. — Я метелю свою бабу. А ты что подумал?

Чаро подалась назад, упершись плечами в стену. Глаза ее были закрыты, лицо горело от возбуждения.

Она раздвинула колени, обнажив плоть, похожую на кровоточащий кусок мяса, вцепилась обеими руками в пах и принялась мастурбировать.

Потом сжала ноги и затрясла головой.

— Ой! Ой-ей-ей! — протяжно завыла Чаро и ударилась о стену. — Ой-ей-ей!

Она никак не могла остановиться. Руки судорожно сжимали низ живота, открытый рот издавал хриплые стоны.

Антонио зашел в ванную, где Ванесса продолжала водить полотенцем по телу.

— Ванесса! — гаркнул на нее Антонио. — Собирайте свои манатки и вон отсюда! Сию минуту!

Ванесса что-то напевала и насмешливо смотрела на Антонио.

— Не будь какашкой, парень? Дай девушке насладиться мужем, а то вломился и, как всегда, испортил самый сладкий момент. — Она захихикала.

В ванную вошел Альфредо и, потрепав Антонио по плечу, заставил его повернуться:

— Эй, мудак! Сейчас я начищу тебе физиономию, чтобы впредь неповадно было трахать мою бабу. Я слышал, ты давно увиваешься вокруг нее.

— Я не обязан давать вам объяснения.

— Фу-ты, ну-ты! Я не обязан давать вам объяснения, — с издевкой повторил Альфредо. — Где вы отыскали это чучело, Ванесса?

Та пожала плечами.

— У нас нет горячей воды и мы иногда заходим к нему мыться. Он ничего собой не представляет, Альфредо. Так, кусок дерьма, недоразумение.

— Если я узнаю, что ты дотронулся до моей жены хоть одним пальцем, от тебя мокрое место останется. Ты меня понял, сеньор Недоразумение?

— Вы это говорите мне?! — возмутился Антонио. — Мне?

— Тебе, размазня. И башку откручу в придачу. Могу попробовать прямо сейчас, хочешь?

— Послушайте, я вас знать не знаю. Вы в моем доме… Попрошу вас немедленно его покинуть.

Альфредо помахал перед самым лицом Антонио рукой, делая вид, что отпугивает мух. Антонио попятился, закрываясь папкой.