Сделано в Японии
Шрифт:
Я вернулся в ресторан. Там мало что изменилось: бандиты — японцы сидели рядом на полу и все так же держались окровавленными руками за выпадающие из их пустых черепов разреженные мной челюсти, а их русские коллеги толстенными антрацитовыми карпами вертелись на спинах по колотому льду и оскверняли окружающую их среду всеми мыслимыми и немыслимыми комбинациями из известных всем четырех лексем русского языка. Накадзима автоматически тер лицо мокрой салфеткой, а его подельники продолжали дрожать как осиновые листья и, по-моему мало что соображали от страха.
Из-за барной стойки с видом триумфатора выкатился Ганин.
— Как я их пожарил, а?
— Чем это ты их так? — Я взглянул на корчившихся в жутких судорогах русских бугаев.
— Маслом. — Ганин попытался сунуть
— Чем?
— Знаешь, у нас такая поговорка есть: кашу маслом не испортишь. Вот я решил ее переделать.
— Как переделать?
— Теперь буду говорить: драку маслом не испортишь! Горячее оно, зараза!
— Ты сам-то не обжегся?
— Чуть — чуть, пока с кухни тащил. Поваренок, чудак такой, орет: оставьте, дяденька, масло, мне еще завтра в нем картошку жарить! Смешной парень…
Вой сирены раздвоился, и через несколько секунд за окном замерцали знакомые красные огни. В ресторан вбежали четыре патрульных с пистолетами в кобурах, за ними вошел Накагава.
— Что случилось, господин майор? — обратился он ко мне.
— Долго едешь, Накагава-сан.
— Да я-то не торопился особо — вы мне ничего толком по телефону не сказали.
— Я же тебя попросил подъехать!
— Да, но только «подъехать». Я же не думал, что у вас здесь такое. — Накагава развел руками в сторону многочисленных пострадавших. — Это уж по дороге я перехват сообщения господина Ганина получил и тогда только к патрульным в хвост пристроился.
— Ганина, говоришь? — Я строго посмотрел на сэнсэя.
— Я же не сразу за маслом на кухню полез, Такуя! Я сначала из сортира по сотовому наряд — парад заказал!
— Ладно, разберемся сейчас что к чему! Давайте, вызывайте уголовку, криминалистов — надо все оформлять.
Я был в полной растерянности: то ли мне на Ганина кидаться с объятиями за его очень своевременное масло, то ли начать потрошить Накадзиму на предмет того, что здесь, собственно, сейчас произошло, то ли навешать всем четверым своим обидчикам еще, потому как ни в КПЗ, ни во время допроса мне их метелить никто не разрешит. Поразмыслив немного над имеющимся у меня широким выбором, я повернулся ко все еще прячущейся за кассой официантке и попросил у нее заварить для меня кофе покрепче. Сон мне в течение ближайших часов явно не грозил.
Глава шестая
Уже через десять минут скромная «Виктория» превратилась в копошащийся муравей ник. Мы с Накагавой нагнали больше двадцати следователей и экспертов из управления, подъехали пять машин «скорой помощи», а районные участковые строили вокруг ресторана импровизированные пикеты против возможных набегов наглых, пронырливых журналистов. Каждый занимался своей работой: следователи расселись по разным столикам и протоколировали проходящих через них по очереди студентиков; криминалисты колдовали над отпечатками пальцев и прочими следами; часть медиков мазала зловонной белой мазью покрытые жуткими багровыми волдырями сожженные сквозь куртки могучие спины стонущих и матерящихся Илюхи и Серого, а другая часть бережно вправляла японскому крылу бандитского интернационала смещенные и облегченные мною челюсти; по залу суетливо носился прискакавший через пять минут после прибытия первых патрулей главный менеджер ресторана, инспектор — сержант безуспешно пытался раззомбировать дежурную официантку, а мой друг Ганин сидел в ожидании своей участи на месте главного бандита рядом с Накадзимой и напротив его подельников.
Я, как самый старший среди всей этой братии по званию, после того как кратко ввел в курс дела дежурного начальника ближайшего районного поста, заниматься ничем не хотел. Только вызвал из управления еще пару микроавтобусов для накадзимовской компании, которую прилюдно в зале допрашивать не собирался. Затем отзвонил Нисио, который, оказывается, уже был дома и в домашнем халате дремал у телевизора, и с чистой совестью вышел на воздух. Первое, на что я бросил свой притупившийся от назойливой ломоты в костях взгляд, была «шелловская» заправка: все так же ярко освещенная, все такая же свободная
от машин. К ее внешнему дизайну теперь добавилась контрольная желтая полицейская лента, которой расторопные участковые успели обнести ее территорию, а также стоящие на пороге офиса два молоденьких, насколько мне было видно через перекресток, паренька в таких же, как у Накадзимы, комбинезонах. С ними тоже, разумеется, надо было разбираться, потому что первый бугай заходил к ним в конторку, стало быть, они теперь свидетели. Я хотел вернуться в зал, чтобы отправить кого-нибудь из лейтенантов заняться этими заправщиками, но меня остановил шум, вернее, вид подъехавших в этот момент к заправке трех «тойот».Это были наши машины — из управления, но не обычные, черно — белые, патрульные, а полностью черные, с пропечатанными на передних дверцах через фабричный трафарет золотистой краской огромными эмблемами нашего управления полиции. На таких машинах мы ездим не по оперативным делам, а по более важным, специальным и ответственным. Для Нисио пока было слишком рано — ему до Сумикавы минут сорок добираться, поэтому мне стало интересно, кто это из наших сюда пожаловал. Меня сразу же насторожил какой-то чересчур вкрадчивый — пугающе неторопливый, по-кошачьи коварный — подъезд машин к заправке. И самым тревожащим фактом было то, что все три они остановились именно у «Шелла», а не стали переезжать перекресток, чтобы встать на ресторанной стоянке, где, несмотря на обилие шумного, мерцающего в ночи разнокалиберного служебного транспорта, было еще достаточно свободных мест.
Я пригляделся к подъехавшим машинам, из которых неторопливо стали вылезать мужики — кто в штатском, кто в форме. Всего я насчитал их одиннадцать человек, и появление троих из них меня, признаться, удивило больше, чем внезапный трюк Ганина с раскаленным маслом. Это были сегодняшний Канеко из дорожного отдела и два его напарника — Ямада и Танака. Ямаду я сегодня уже видел у дорожников, а Танака, как сказал Канеко, «ушел домой», а то я бы его тоже увидел, теперь его, стало быть, из дома вернули на службу. Как любит говорить почетный чабан всех времен и народов Ганин, «вызвали в ночное». Дальше — лучше: вся эта гвардия, как оказалось, и не думала переходить дорогу в моем направлении, и, кроме косых, через плечо, секундных взглядов, ни я, ни моя «Виктория» с их стороны больше ничем удостоены не были. Они собрались на несколько секунд в могучую кучку как обычно роятся — мне так и непонятно зачем — вокруг вратаря перед началом матча хоккеисты и футболисты, а затем деловито разбежались по заправке и начали вытворять такие фокусы, от которых мне на время стало не по себе. Кто-то полез по металлическим скобам на среднюю бетонную арку заправочного комплекса, кто-то по приставной лестнице начал карабкаться в левый верхний угол массивной въездной рамы автоматической мойки, кто-то прилип к одной из бензоколонок, кто-то исчез в конторе.
Естественно, такое невнимание ко мне и моей «Виктории» со стороны, скажем, того же Канеко, с которым мы два часа назад мирно пили посредственный кофе и искусно точили лясы, меня раздражило, и я помчался через пустынный перекресток, чтобы приобщиться к тому таинственному пока для меня делу которым так сосредоточенно занимался высадившийся безо всякой помпы многочисленный десант из управления. Я подошел к мойке и подождал, пока забравшийся на самый верх львиного зева ее растревоженного фасада Ямада не соизволит спуститься. Спустился он через полминуты, держа в руках какой-то малюсенький пластиково-металлический приборчик, из которого во все стороны торчали обрывки разноцветных проводков.
— Привет, Ямада-сан! — Я не без успеха сымитировал расслабленность и беспечность.
— Здрасте, — буркнул явно не настроенный на светские беседы при полной луне и ослепительном неоне Ямада и поспешил засунуть приборчик в черный непрозрачный целлофановый пакет, который извлек из кармана форменного кителя.
— Чего это вы тут делаете? — не сдавался я.
— Задание выполняем, — все так же неохотно разжал губы невеселый Ямада.
— Какое, если не секрет?
— Золотое… — опять пробурчал Ямада и попытался уйти от меня и от ответа с ответственностью.