Сделано в Японии

— Типа какого?

Я не стал отвечать Ганину на его идиотский вопрос, а вместо этого набрал на мобильнике номер Ивахары. Тот сначала долго не подходил, а когда ответил наконец, говорить со мной был явно не расположен:

— Да!

— Ивахара-сан! Тут кое — что вскрылось по декларациям! Надо срочно переговорить!

— На эту тему по телефону я сейчас, Минамото-сан, говорить не могу! — весьма странно обрубил меня далекий майор.

— Подъехать сейчас можно?

— Не торопясь только…

— В каком смысле?

— Попробуйте догадаться, Минамото-сан, — брякнул недовольный Ивахара и нажал на «отбой».

— Не нравится мне все это, Ганин! Давай-ка поедем в управление, хорошо?

— Хорошо! — Ганин допил свой давно остывший кофе, тоскливо посмотрел в сторону «дринк — бара», которым он так и не воспользовался за свои двести иен, как предлагается манящим меню, «неограниченное количество раз», принял из моих рук ключи от своего «таланта», и мы опять отправились в гости к Ивахаре.

Когда мы поднялись в управлении в его офис, молодой адъютант вежливо попросил нас подождать в холле. Как только я открыл рот, чтобы возмутиться таким холодным приемом, дверь к Ивахаре открылась изнутри, и на пороге появился сначала средних лет солидный мужчина в форме таможенника, а за ним — сам хозяин кабинета.

— Спасибо вам за визит, Камеда-сан! — вежливо и с достаточной степенью искренности поблагодарил своего визитера Ивахара. — Надеюсь, мы будем еще друг другу полезны.

— Безусловно, Ивахара-сан! — Таможенник раскланялся, мельком, но весьма цепко пробежался глазами по нам с Ганиным и удалился.

Мы с Ганиным проводили его двойным взглядом, а затем так же синхронно посмотрели на Ивахару.

— Извините, Минамото-сан! — виновато ответил нам Ивахара. — Ганин-сан…

— Ивахара-сан, надо срочно переговорить! — Я не склонен был на закате вторника разводить лирические отступления на темы переменчивой апрельской погоды.

— Прошу! — Ивахара растворил перед нами пошире не успевшие закрыться двери.

Мы вошли в кабинет Ивахары, и я с удивлением обнаружил стоящего у окна Сому.

— Здравия желаю! — поклонился в моем направлении автор бессмертных протоколов российских мудрецов.

— Приветствую! — машинально бросил я в ответ.

— Садитесь, господа! — Озабоченный Ивахара указал нам на свободные кресла. — Что случилось, Минамото-сан?

— Это был Камеда? — вопросом на вопрос отреагировал я.

— Да, Камеда.

— Заместитель Маэно?

— Верно.

— И что он здесь делал, если не секрет?.

— Не секрет, Минамото-сан. Я как раз из-за этого не мог с вами нормально разговаривать по телефону, — ответил скромница Ивахара.

— Из-за этого Камеды?

— Да, из-за него.

— Так зачем он приходил?

— Я его пригласил.

— Как это?

— После нашего обеда с Маэно-саном у меня к Камеде-сану появились вопросы…

— Какие, если не секрет, Ивахара-сан?

— Вы со мной о чем-то срочно хотели переговорить, Минамото-сан, не так ли? — Ивахара решил, что ему удастся уйти от моих вопросов.

— Позже. И обязательно. Но сначала мне бы хотелось узнать, зачем здесь был Камеда.

— Вам это необходимо знать?

— Да, Ивахара-сан, необходимо. В противном случае я не уверен, что смогу поделиться с вами той информацией, которую тоже после обеда с Маэно-саном добыли мы с господином Ганиным.

— Хорошо. — Ивахара недоверчиво посмотрел на Ганина. — Как я сказал, после обеда у меня появились вопросы к руководству таможни, которые по понятным причинам я задать самому Маэно-сану уже не мог.

— Что за вопросы? — Я прищурился и попытался изобразить на лице мудрость и лукавство.

— Вопросы оформления таможенных деклараций «Эс — пятьдесят три — сорок».

— Пэтээсок?

— М — м? — не понял меня Ивахара.

— «Пять — три — сорок», да?

— Да, вот такой, скажем, декларации, — Ивахара вытащил из тонюсенькой папочки пустой бланк уже знакомой нам с Ганиным пэтээски и не без гордости показал его мне.

— У вас что, только одна такая? — Я, попытался огорчить его.

— Одна. Я попросил Камеду-сана предоставить в наше распоряжение образец бланка…

— Камеду-сана попросили?

— Да, просить Маэно как-то было…

— Вам Пашу надо было попросить, Ивахара-сан. — Я начал смаковать весь свой словесный материал в предчувствии триумфа.

— Пашу?

— Ну, Пашку Лебедева!

— Бледёва! — поправил меня ехидный Ганин.

— Лебедева — Лебедева, — не сдавался я.

— Какого Лебедева? — продолжал проявлять полное непонимание того, что я говорю, Ивахара.

— Из «Сахкара».

— Из магазина?

— Ага, из автомобильного.

— Знаю такой… И что он?

— А то, Ивахара-сан! Вам ваш Камеда, который небось сюда пришел свое начальство закладывать, чтобы себе дорожку в маэновское кресло проторить, всего-навсего один-единственный экземпляр «пятьдесят три — сорок» принес, да?

— Да, — неохотно и настороженно признал данный факт Ивахара. — А что?

— Ничего! Просто наш с Ганиным-саном Паша Лебедев…

— Бледёв… — опять не слишком деликатно вмешался в мой рассказ веселый скабрезник Ганин.

— Не матюгайся, Ганин! Так вот, Паша наш оказался, Ивахара-сан, более щедрым. — Я высыпал перед майором из конверта все добытые моим другом Ганиным с риском если не для жизни, то уж для здоровья и репутации декларации.

В течение следующих пятнадцати минут мы с Ганиным подробно пересказали Ивахаре и Соме события последних трех часов, после чего Ивахара тряхнул головой и обратился к Соме:

— Сома-кун, ты сможешь это сделать?

— Смотря как все оформить, господин майор…

— О чем речь? — Мы с Ганиным завертели головами.

— Сержант Сома должен оказать нам одну деликатную услугу… — Ивахара покраснел и стушевался.

— Услугу? — Я посмотрел на Сому, вспомнил его вчерашний протокол и взглядом своим выразил сомнение в том, что сержант может оказывать какие — либо деликатные или не очень услуги.

— Дело в том, — откашлялся Ивахара, — что сержант Сома в январе и феврале шесть недель обучался в Саппоро, в полицейской академии, где вы, Ганин — сэнсэй, преподаете русский язык, одному весьма щепетильному делу..