Сделано в Японии

— Да уж не Корсаков… — вздохнул Ганин.

— Хорошо, а такая кликуха — Бугор — тебе не знакома? — Во вторую удачу я уже не верил.

— Знакома, — обрадовал меня Олежка.

— Видел его?.

— Не, его не видал! Слыхал только! Наши говорили, косо… японцы тоже.

— Чего говорили?

— Тоже, говорят, из конкретных. Но чем занимается, не слыхал. На тачках мы с ним не пересекались, рыбой небось торгует, крабами — херабами, там…

— Они с Ливером как-то связаны?

— Без понятия.

— А он, этот Бугор, тоже косорылый? — Я решил утешить лингвистическое самолюбие своего новорожденного информанта.

— Без понятия, — растерянно протянул Олежка, не понимая, ослышался он или нет.

— Ладно, Олежка, понял я тебя. — Я сымитировал удовлетворение той информацией, которую нам с Ганиным удалось выудить из конкретного и словоохотливого патриота — автомеханика. — Скажи еще только вот чего: допустим, мне надо ворованную машину отсюда в Находку переправить. Чего мне делать? Как мне быть?

— Тебе?!. — недоверчиво хмыкнул Олежка.

— А что? Я не человек, что ли?

— Ты же япош… блин, японец!

— Ну и че такого?

— Да ладно мне сифонить-то! Скажи уж лучше Ганя вон решил ноги к замаранной тачке приделать!

— Тебя хрен наколешь, Олежка! — деланно удивился рентгеновской прозорливости корсаковского спеца Ганин.

— Так бы и говорили! А то ты, бля!.. — Олежка стрельнул в меня недовольными глазами.

— Так как Гане быть? — напомнил я ему о нашей главной теме. — Чего ему делать?

— Тачка есть уже? — деловито поинтересовался Олежка.

— Нет еще… — ответил Ганин.

— Маранные, они того…

— Чего «того»?

— Да возни много… И здесь в порту стопануть могут, и во Владике власть уже другая — тоже не факт, что бабло возьмут…

— Что ж ты предлагаешь?

— Тебе чего, конкретная тачка нужна, или ты таможне платить не хочешь? — конкретно спросил Олежка.

— Пошлину хочу прогнать! — признался Ганин.

— Ну, совсем прогнать не получится! — расстроил Ганина Олежка. — Хоть копейки, но платить придется.

— А как копейки сделать, если тачка — «полный фарш»? — заискивающе спросил Ганин.

— Это уже проще! — обнадежил его Олежка.

— Как «проще»?

— Тебе тогда здесь надо ПТС оформить в двух экземплярах — и порядок! — объяснил Олежка.

— Чего оформить? Какой ПТС?

— «Пятьдесят три — сорок», — назвал Олежка уже знакомые мне числа. — Пэтээску то есть…

— Что такое «пятьдесят три — сорок»? — спросил Ганин.

— Это, Ганин, таможенная декларация, форма номер 5–3—4—0, для вывоза товаров из Японии, главным образом — автомобилей. — Я был чрезвычайно рад подаренной мне щедрым Олежкой возможности оказать Ганину ответную образовательную услугу за все его сегодняшние «преподки»…

— Почему в двух? — Ганин посмотрел на Олежку.

— Одну — местной таможне втюхнуть, ну, на настоящую тачку: литраж — километраж, там, цена, все такое — чтоб чисто вышла отсюда. А вторую — уже в Находке, там, или во Владике таможне в зубы!

— Липу что ли?

— Не, липу нельзя! Там не лохи сидят! «Калашом» по стеклам пройдутся — и чао — какао!

— Значит, тоже настоящий документ нужен?

— Не совсем. Сама пэтээска настоящая должна быть, а вот чего в ней написано будет, от того и копейки твои, Ганя, зависят.

— Так чего там писать?

— Чего люди деловые пишут!

— А чего деловые пишут?

— А деловые, Ганя, сами не пишут! За них шестерята шестерят!

— И чего за них их шестерки там пишут?

— Из правды-только марку тачки.

— Как это?

— Ну так, блин! Ты же не напишешь, что «старлетку» стоиеновую везешь, если на таможню стопудовый «сурф» смотрит, ну?

— Ну!.. — задумался Ганин.

— Значит, если «сурфик» везешь — так и пишешь: «хайлакс — сурф», по-честному.

— А не по-честному чего?

— А не по-честному все остальное. Пишешь, что прошла сто двадцать тыщ…

— Так это же по счетчику сразу видно!

— Я же тебе сказал, Ганя, что мы здесь если счетчик и крутим, то не как японцы— назад, а только вперед.

— В смысле «Полный вперед»? — уточнил Ганин.

— До упора!.

— И еще чего?

— Все, тебе говорят! Цену ставишь не больше полсотни «манов», хотя, может, ты за нее здесь три «лимона» натряс… Ну и все такое!

— Подожди, Олежка! — вмешался я в умный разговор. — Полсотни «манов» — это пятьсот тысяч иен. Ты хочешь сказать, что во Владивостоке придурки на таможне в это верят?

— Не мое это дело! Верят — не верят, любят — не любят, ромашки спрятались! Если бумага чистая, то им упало с хозяином спорить. Тем более что хозяева — пипл конкретный, таможеннику лично пять сотен «зеленых» на поправку надорванного здоровья — он тебе в любую бумагу поверит, особенно если бланк настоящий.

— И где же нашему Гане такой бланк здесь взять? — ласково обратился я к Олежке.

— Надо с Пашкой моим переговорить.

— Это который Лебедев? — уточнил Ганин.

— Ага, он, Бледёв, — ха — ха — ха! — от всей своей широченной русской души заржал Олежка.

— У него есть эти пэтээски?

— Откуда? Он, как я, жестянщик тосоловый!

— Чего ж тогда с ним разговаривать?

— Да к нему в том году с Сахалина пару раз ребята конкретные приезжали. Тоже нужно было для какого-то татарина тамошнего «крузака» подешевле доставить. Он чего-то суетился, помню, все доставал эти декларации…

— Достал?

— Достал. Три джипухи тогда на Холмск пошли.

— Счетчик кто на них крутил? — спросил я Олежку.

— Я, кто же еще!

— Со скольких?

— Да на них на всех. поменьше двух тыщ было! Новые, считай, были все три!

— Паленые? — спросил Ганин.

— Похоже… Но мне-то че!.. По сто десять тыщ навертел — и все! Не движок утюжить!..

— В смысле? Меня резанула эта последняя Олежкина фраза: хотя содержание ее было понятно мне весьма приблизительно, но лингвистическое чутье подсказало, что за эту ниточку надо срочно дернуть.

— В хренысле! Сам прикинь, если тачка чистая, то с движком у тебя проблем нету, да?

— С движком? — недопонял я.