Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка

– Ну-с, с избавленьицем!..
– разудало начал Антон и - осекся, увидев то, чего не разглядел в тусклой прихожей.

Даже в восемьдесят седьмом, загнанный в угол Вадичкой, Иван ревел и буйствовал, будто буйвол в загоне. Сейчас же из ванной вышел ссутулившийся, блеклый человек, с несвежим, несмотря на выбритость, лицом. Глаза, всегда нахально косящие, будто перевернулись зрачками внутрь, что-то выглядывая и выспрашивая в самом себе.

Иван горько усмехнулся.

– Я уезжаю...Совсем, - не дождавшись вопроса, надавил он.- Куда подальше из этого бардюкальника!

– Как же наше дело?

– Какое еще на хрен дело? Где ты видишь дело?!

– Листопад цветисто выругался. И тем будто освободился от оторопи, в которую погрузился. Губы его зло задрожали.
– Вот это, что ли, дело?!
– он ткнул на окно, за которым различались клубы дыма над бывшим парламентом.

– Дело - то, чем мы занимаемся.

– А мы где, на луне?!..
– вскрикнул Иван, но тут же убавил голос.
– Ишь, дело ему. Или не на твоих глазах его гробили? И что? Кто-нибудь вступился? Хоть кто-то? Ведь не для себя одного старался! Нет! По фигу метель! Рвите друг другу глотки, а мы не при делах.

– Но за тобой же отстроенная система, тысячи людей, Иван! Которые поверили. Поставили на нас. Нельзя же их так просто взять и бросить. Понимаю - трудно. Идет наезд. Но мы ж отбиваемся, - Антон, торопясь и сбиваясь, выкрикивал то главное, что готовился сказать Листопаду. И что должно было переубедить его.
– Я только вчера два новых встречных иска инициировал.

– Инициировал он!
– со смесью досады и умиления передразнил Иван.
– От чьего имени, спрашивается?

– От твоего, конечно.

– Значит, незаконно, - глумливостью подавляя стыд, констатировал Листопад. Под требовательным взглядом Антона замолчал и опустился в кресло. Короткий запал будто вышел из него.

– Нет больше ничего!
– через силу объявил он.

– То есть как? В смысле что - уже продал? Но - когда?

– С распродажей я тоже опоздал. Нечего больше распродавать, - Листопад устало посмотрел на часы.
– Сегодня я подписал бумаги об отказе от всего, чем владею, в пользу Балахнина. У меня больше ничего нет, - он безысходно хлопнул себя по ляжкам.
– Нищий, понимашь!

С усилием заставил себя посмотреть в глаза Антону. Ошеломленное лицо приятеля доставило ему какое-то мазохистское удовольствие.

– Спрашиваешь, почему? Отвечу, - аргумент приискали неотразимый. При начале штурма балахнинские боевички вошли вместе с "Альфой". Меня зажали и сделали предложение, от которого нельзя отказаться. Либо всё подмахиваю - и бумаженции заранее состряпали, аккуратисты, и нотариуса прихватили! - либо героически гибну при штурме. Ну и так далее. А героически я, видишь ли, оказался не готов.

– Что? Всё подписал?

– А чего мелочиться? Мы русаки - натуры широкие. Просишь - бери! Шоб тебе этим подавиться.

Лицо его задергалось, скривилось, в горле захлюпало. Глаза сделались тухлыми. Он рывком отвернулся, не глядя, нащупал коньяк. Давясь, сделал несколько больших глотков. С деланным ухарством приподнял опорожненную на треть бутылку: - Ну шо? Ломанем отходную, пока при памяти?

– Да погоди ты с отходной!
– взвился Антон.
– Скрутило, понимаю. Кого б не скрутило? Но всё это можно оспорить. Докажем, что подписал под угрозой для жизни, и признаем недействительным. Ведь отступишься, потом сам себе не простишь.

– А останусь, вовсе некому прощать будет. Ишь каков юрыст нашелся! Докажет он. Кому, милой? Балахнину, который после этого шабаша и вовсе начнет судей на собственные процессы назначать?! Усвой же, херувим, нет выбора! Или чик-чик - выноси готовенького. Или в кутузку - с тем же результатом. Насупленное молчание Антона ему решительно не нравилось. - Только вот нюню презрительную не корчь! Легко требовать стоять насмерть, если сам не в окопе, а где-нибудь в заградотряде, на стрёме! На тебя дуло в лоб в упор хоть раз нацеливали?! Так шоб струя со страха в портки брызнула? А жить, зная, шо в любую минуту, из-за любого угла... И зыкаешь, зыкаешь. Старуха над коляской нагнулась. А у тебя в башке, не за "Калашниковым" ли потянулась? Я ж спать перестал. Спасибо хоть выездные комиссии отменили.

Он помахал вложенным в загранпаспорт билетом.

– К ночи самолет на Мадрид. И - прощай, немытая Россия!.. Да, - будто припомнил Иван.
– Я в банк успел заскочить. Оформил на тебя доверенность на передачу дел. Шо успеешь у Балахнина зажулить, - твоё. Не претендую.

Напористо встретил недоуменный взгляд приятеля: - Ну и дурак. С волками жить остаешься. Листопад подошел к карте России, скопированной с той, что висела в его кабинете. Пробежался пальцами вдоль флажков и стрелок. - Знаешь что главное сегодня свершилось?
– он вновь ткнул пальцем на задымленное окно.
– Эти ребята, что одни, что другие, в сущности друг друга стоят. Но меж ними люфт оставался, куда хоть какие-то живые ростки пробивались. А теперь победившее кодло такое раздербанивание затеет, шо никому мало не покажется. Оглядываться-то больше не на кого. А сие для Средне-русской возвышенности есть полный звездец, - пока всё не расхапают, не угомонятся.

Ухватив карту пятерней, он разодрал ее сверху донизу. Скрипнул зубами:

– Анжелку, правда, оставлять жалко. Прикипел. Да и дяде Пете без внука как ножом под бок. И адрес не дашь.

– Адрес-то почему не дашь?
– не понял Антон.
– Сам же говоришь, всё подписал. Значит, опасаться больше нечего.

– Всё да не всё. Кое-что прибрал на дорожку, - загадочно ответил Листопад. Поторапливающе тряхнул "Королевский ориент" на руке, поднялся:

– Ну, пока доберусь по МКАДу до аэропорта. А то говорят, в центре еще до сих пор с крыш постреливают. Пулялы!

Дождался, когда поднимется Антон, обхватил за плечи.

– Ты уж тут продержись...
– он смущенно отвел глаза.
– Бог даст, свидимся.

– Прощай, Иван, - отозвался Антон.

Листопад нацепил пальто, ехидно пропустил палец сквозь оторванную подкладку. Замешкался в дверях.

– Да, хотел тебя предупредить...- начал было он, но Антон стоял с застывшим, отстраненным лицом, и продолжать Иван раздумал.
– Впрочем, успеется. Если что, сориентируешься. Лучше из загранки позвоню, тогда и скажу. Надежней будет.

Дверь хлопнула. Антон остался один. Совсем один.

Похищение

На другой день выяснилось, что Листопад побывал в банке не только для того, чтоб оформить доверенности.

На работу Антон Негрустуев приехал позже обычного. В компании уже знали о продаже холдинга и бегстве за границу самого Листопада. Все вокруг ходили опустошенные. Судачили. Гадали, что сулит приход новых хозяев. Наиболее прозорливые кинулись писать заявления об уходе.

В осиротевшем президентском кабинете Антона поджидал управляющий банковским филиалом. Губы его подрагивали. Накануне в филиал поступило два миллиона долларов на имя компании, гендиректором которой значился сам Листопад. А вчера по его указанию деньги были переправлены в швейцарский банк, на другие реквизиты.