Се?рфер. Запах шторма

Улыбаюсь своим мыслям. Да уж — идея с чайной ложкой была весьма удачна! Никогда бы не подумала, что всё это заведет нас обоих настолько сильно и так быстро, особенно Кира, что другие прелюдии будут уже не нужны, и, на этот раз, я вовсе не буду против стремительного, грубого и жадного акта любви.

Слышу звук открываемой калитки. Это Олег вернулся.

— Ты чего это так быстро нагулялся? Ещё и пары часов не прошло. — весело интересуюсь я.

Он поднимает голову наверх, улыбается и разводит в стороны руки, пожимая при этом плечами, мол — да вот, как-то так! Нетвёрдыми шагами поднимается по винтовой лестнице. Я вновь продолжаю прислушиваться к молодой паре на летней кухне. К ним теперь добавился детский голосок.

— Мама, я не хочу картошку с котлетой! Хочу арбуз! — тоненько верещит он.

— Сначала надо съесть ужин, потом будешь арбуз.

— Не хочу! Почему нельзя сначала арбуз?

— Потому что десерт всегда кушают после еды, а не до.

— Но, почему? Разве нельзя наоборот?

А, действительно, почему нельзя наоборот? Почему люди такие странные — создают себе кучу условностей и потом сами же от них страдают?… Ах, да! Потому что сладкое всегда перебивает аппетит и картошку с котлетой уже не хочется.

— О! Ночное привидение? Классный прикид! А что это у вас тут ложка на полу валяется?

Оборачиваюсь и опускаю взгляд на склонившегося над чайной ложкой соседа.

— Оставь! Я подниму, — с моих губ срывается невольный смешок.

— Что хи-хи? В «брата», что ли кидалась? Достал своими нравоучениями?

— Нет. Скорее, я его достала на этот раз.

— Понятно всё с вами. Ну, ладно. Я — спать. Вам — продолжения нескучной ночи! Мне — спокойной! — это звучит хотя и с искренней улыбкой, но как-то немного ворчливо.

— Давай, отдыхай! — улыбаюсь в ответ я.

Олег скрывается в своей комнате. Соседняя дверь открывается и появляется Кир, с мокрыми после душа волосами, и обёрнутый вокруг бёдер полотенцем.

— Я слышал голос Олега. Он вернулся?

— Вернулся, но уже ушёл спать.

Подходит ко мне, обнимает и нежно целует в шею.

— Так рано?

Ну, он … что-то устал.

— Опять запойный крымский вечер?

— Что-то вроде, — улыбаюсь я.

— Никогда не понимал людей, которые с помощью алкоголя пытаются притупить свои проблемы! — с лёгким раздражением в голосе продолжает он.

— Почему сразу проблемы? Может быть, он просто так расслабляется? От напряжённых рабочих будней в Киеве, например.

— Это всё отмазки. Сильные люди расслабляются своими любимыми увлечениями, а не пытаются затуманить свой мозг всякой дрянью! — раздражение в голосе звучит более явно.

— У тебя кто-то пил из родственников? — срывается с моих губ, прежде чем я успеваю подумать, стоит ли это спрашивать.

Уж кому как не мне знать ощущения человека, выросшего в семье, где кто-то из близких людей злоупотребляет алкоголем.

Он не отвечает. Только отводит глаза, отстраняется, садится за столик и закуривает.

Усаживаюсь на стул рядом. Он смотрит куда-то вдаль, в одну точку. О чём-то думает сейчас, что-то вспоминает. Но что? Как бы я хотела это знать!

***

Мой взгляд падает в просвет между побегами девственного плюща, и я вижу в нём полную луну. От неё исходит мягкий белый свет, рассеивая вокруг черноту ночного неба.

— Знаешь, когда я была маленькая, я думала, что по лунной дорожке в полнолуние можно прямо по морю дойти до самой луны.

Голубые глаза устремляются на меня.

— Правда? Странно …

— Странно?

— Я тоже так думал.

— Да? А ты обращал внимание, как вода делает лунный свет живым? И эта дорожка, она такая зыбкая, ускользающая, стоит зайти в воду ей навстречу! Но, при этом, она движется вокруг тебя, обтекает, создает причудливые, невероятные образы на поверхности.

— Да. … А ты обращала внимание, если рядом с лунной дорожкой отражается свет ночного города — он мёртвый? Хотя он ярче и насыщеннее чем лунный. В нём как будто не хватает чего-то важного, без чего он пустой и безжизненный.

Какое интересное наблюдение! Никогда не думала об этом с такой точки зрения.

— И чего же в нём не хватает?

— Не знаю.

— А может быть в нём просто нет мистического смысла? Потому что он создан людьми, большинство которых никогда не стремятся познать собственной глубины?

— Хм. … Никогда не думал об этом так! В этом что-то есть. … Ведь действительно — всё то, что рождено природой на Земле и Вселенной в космосе, всегда несёт в себе какую-то ускользающую красоту и глубоко продуманный разумный замысел.

Он сейчас озвучивает мои собственные мысли. Как странно!

— Как странно! Именно об этом я сейчас и подумала. Ты прямо с языка снял!

Кир долго, молча, вглядывается в меня, облокотившись на стол, и задумчиво потирая пальцами подбородок. Чуть хмурится при этом почему-то, слегка приподняв одну бровь. Наконец, произносит слова, от которых у меня в очередной раз за эти дни моментально возникает эффект дежавю.

— Помнишь, когда ты подошла ко мне в том баре, ты сказала, что, когда впервые приехала сюда и прошлась по этой набережной, у тебя сразу возникло странное ощущение, вроде дежавю? Что это место тебе давно знакомо, что ты здесь уже была когда-то давно, и просто это забыла?

— Помню. Ты тогда ещё ответил «Странно», но так и не договорил, что именно.

— Странно — когда я впервые вышел на эту набережную пять дней назад, у меня тоже возникло что-то вроде дежавю, — очень медленно произносит он.

— Правда? И о чём же?

Прежде чем он успевает ответить, я уже знаю, что он сейчас скажет: «Что я тоже здесь уже был, когда-то давно. Просто забыл».

— Что я тоже здесь уже был, когда-то давно. Просто забыл. А ведь мы с Лёшей даже не собирались сюда заезжать сначала. Но потом, вдруг, почему-то захотелось заехать.

— Да ты что? Как это, вообще, возможно — отдыхать два месяца в Крыму и не заехать в Коктебель!

А сейчас он скажет: «Невозможно».

— Наверное, и правда — невозможно, — улыбается он.

— А у меня дежавю прямо сейчас! Представляешь? Что ты мне всё это уже говорил, — честно признаюсь я, — Как же это странно!

— Действительно, очень странно! Помнишь первые слова, которые ты мне сказала в том баре?

— Помню. Я спросила: «Зачем ты здесь?» А ты ответил …