Сеанс мужского стриптиза

Превозмогая боль в травмированной ноге, Варвара Петровна проследовала из комнаты в прихожую, а оттуда вышла на крыльцо, задержавшись только для того, чтобы сунуть ноги в шлепанцы.

Не успевший сомкнуть очи Зяма, увидев на крыльце третью по счету кособокую фигуру, окончательно лишился сна. Он сел в гамаке и трагическим голосом принца Гамлета, терзаемого разнообразными и мучительными сомнениями, добрым шекспировским стихом простонал:

– Никак пришла еще одна мамуля?!

– Боря, ты где? – прозаически позвала Варвара Петровна.

Боря – он же Борис Акимыч, с доброй улыбкой взирающий на щелястую дверь уличного клозета, – услышал голос жены у себя за спиной, удивленно заморгал и обернулся.

– Хотелось бы мне знать, чем они там занимались? Нормальным сексом или опытами по клонированию?! – недоверчиво проговорил Зяма, имея в виду затейников-родителей. – Надо же – три мамули!

Зяма любил свою родительницу, но три мамули разом (и все, как одна, хромоногие!) – это было уже чересчур!

В этот момент через дверь летней кухни из дома выступила заспанная Индия, закутанная в махровую простыню, как закрепощенная женщина Востока. На пороге она запнулась о туфли, которые оставил там Федя, ушибла большой палец и тоже охромела.

– Что?! Еще и четвертый номер?! – в полный голос завопил Зяма, до глубины души возмущенный появлением еще одной хромоножки.

Федя Капустин, успешно прикидывающийся особо крупным овощем с названием, однокоренным его фамилии, предельно напрягся. Он прекрасно понимал, что его тайное проникновение в чужой двор и дом является действием противоправным и наказуемым. Да, Федя всего лишь хотел предметно поговорить с красоткой-королевной, чтобы найти и вернуть своему шефу украденное у него имущество. Однако тот факт, что у него не было никакого преступного умысла, не имел особого значения. Федя нутром чувствовал, что разбуженные по тревоге местные жители не примут в расчет его благие намерения.

– Бить будут! – убежденно прошептал он, как известный персонаж Ильфа и Петрова.

– Так тебе и надо, Федька – бисова душа! – сказала бы на это его бабушка, набожная старушка очень строгих взглядов.

– Надо, Федя, надо! – подтвердил бы герой кинокомедий Шурик.

– Ой, да помолчите вы! – прошипел Капустин.

Массовый выход инвалидных граждан его очень встревожил. Однообразно хромоногие личности – настоящие выходцы из ночного кошмара – случайно или намеренно рассредоточились по двору таким образом, словно имели своей целью окружение загнанного Федора. Открытым оставался только тыл, но громкий крик Зямы изменил ситуацию к худшему.

Упоминание каких-то там номеров взволновало Пашу Ситникова, который проснулся некоторое время назад и теперь лежал, глядя в брезентовый потолок и мысленно оценивая стати пойманных накануне ящериц. Паше помнилось, что рептилий было ровно полдюжины – шесть голов чешуйчатого безрогого скота. Зямин крик заставил его в этом усомниться. Юный натуралист перевернулся на живот и потянулся к пластмассовому коробу, чтобы пересчитать своих хвостатых пленниц. Увидев, что ящик перевернут, открыт и пуст, динозавролюб и ящеровод взревел, как раненый бронтозавр, и полез из палатки с истошными криками:

– Ищите! Ловите! Держите! Хватайте!

Ночью Паша из скромности разбил палатку в самом дальнем углу двора, в огороде, и теперь оказался прямо за спиной у Федора. Вдобавок все, кто был во дворе, дружно развернулись к голосящему Паше, а легкий на подъем Зяма даже спрыгнул с гамака и сделал в сторону заламывающего руки натуралиста пару длинных шагов. Больше просто не успел: вспугнутый Федор вспорхнул с капустной грядки, как лесная куропатка!

Сидя в капусте, он высмотрел наконец потерянную лазейку к заборе, но медлил бежать, еще надеясь, что беспокойные местные жители вернутся под крышу дома своего и предоставят незваному гостю возможность удалиться тихо, по-английски. Однако после выхода колченогой красотки-королевны стало ясно, что скрыть в тайне пребывание во дворе чужака не удастся – Федю с головой выдавала оставленная на крылечке обувь. А Пашины невнятные призывы искать, ловить, держать и хватать, по мнению Федора, говорили о том, что на незваного гостя объявлена облава.

Теперь ему было уже не до башмаков, он был готов спасаться бегством босиком и не задержался с первым лихим прыжком в сторону спасительной дырки в заборе.

Конечно, Федор не мог знать, что капустная плантация разбита в опасной близости от засыпанной выгребной ямы, и без всякой опаски прыгнул на прочный с виду холмик. Он ожидал болезненного удара по пяткам и приготовился ощутить босыми – в одних тонких носках – ступнями жесткую шерсть колючей травы, но в момент приземления твердая почва предательски ушла из-под ног. А еще через мгновение Федя понял, что бабушка была права: все грешники попадают в ад, где гадко, страшно и ужасно воняет!

Глава 10

Выспаться не дали. Сначала мне почудилось, что кто-то бродит рядом с постелью, потом за стеной завозились неугомонные предки, потом кто-то топал, звенел посудой, раз за разом хлопала тяжелая дверь…

– Ох, как же вы все мне надоели! – простонала я, с трудом оторвав гудящую голову от подушки.

На это хамское заявление никто не ответил. Я спустила ноги на пол, чудом промахнулась мимо ощерившейся мышеловки, встала и потянулась.

За окном было утро, розовое, как помидоры, салат из которых мы ели позапрошлой ночью. Я вспомнила мясистые томаты, залитые душистым подсолнечным маслом, и рот наполнился слюной. Сочных спелых помидорчиков захотелось просто до смерти!

Я самый обычный человек. Более того, я слабая женщина! Сопротивляться своим желаниям я не умею, хотя иной раз честно пытаюсь – когда эти желания неисполнимы или идут вразрез с законом, моралью и нравственностью (бывает и такое!). Желание впиться зубами в розовый помидорный бочок было вполне невинным, и я не видела причин отказывать себе в такой малости. Почему бы мне не наведаться в огород? Может, зоркий оператор Саша высмотрел не все помидоры и на кустах еще остались аппетитные плоды?

Не откладывая дела в долгий ящик, я зябко закуталась в махровое покрывало, открыла дверь и, путаясь в полах своего одеяния, шагнула во двор, но на пороге запнулась о чьи-то крупноразмерные туфли и очень больно ушибла большой палец на правой ноге. После этого помидорчиков мне чудесным образом расхотелось, зато возникло горячее желание выяснить, какая зараза подбросила мне под дверь длинноносые башмаки Маленького Мука, и надавать затейнику по мягкому месту чем-нибудь тяжелым. Например, теми же башмаками.

Я нагнулась, подхватила с пола пару черных, как тараканы, кожаных башмаков и взвесила в руках. Да, вполне сойдут за орудие возмездия!

Я уже приготовилась огласить окрестности гневным криком со словами: «Какая зараза бросила тут свои лапти?!» – и метнуть упомянутую обувку на голос того, кто отзовется, но меня опередили. Из-под яблонь, где гигантской паутиной раскинулся гамак, послышалось невнятное, но отчетливо недовольное восклицание Зямы, в ответ на которое раздался бешеный крик Поля.

– Держи-хватай! – орал юноша.

Поскольку я уже успела схватить и теперь крепко держала в руках бесхозные башмаки, катапультироваться с крыльца в неизвестном направлении я не стала. Зато на Пашкины крики отреагировал кто-то другой. Ох, как бурно отреагировал!

Все случилось на моих глазах.

Сначала вспучилась и прорвалась палатка, притулившаяся к забору, как древесный гриб к дубовому пню. Оттуда на четвереньках полез Поль, которого мы уже начали по-свойски называть Пашкой, – лохматый, с бешеными глазами и широко раскрытым ртом, образующим подобие раструба пионерского горна. Из воронки несся такой крик – куда там всем трубам симфонического оркестра, вместе взятым!