Седьмая могила без тела

Уилла рухнула прямо на меня, цепляясь за мои руки, словно от этого зависела ее жизнь. К нам подошла ее мама и обняла дочь за дрожащие плечи. Наконец Уилла отстранилась.

– Я никогда этого не забуду. – Поцеловав меня в щеку, она принялась целовать мне руки. – Никогда. Пожалуйста, скажи ей, что я тоже ее люблю.

– Ты сама только что сказала.

Джессика рыдала у меня за спиной, уткнувшись лбом мне в плечо.

– И маме, Чарли. Пожалуйста, и ей скажи.

– Вас она тоже очень любит, миссис Гуинн.

У мамы Джессики на каждом выдохе вырывались рыдания, поэтому она смогла только кивнуть. А потом, сжав плечо Уиллы, еле-еле выдавила:

– Он тебя зовет.

Уилла кивнула, обняла меня напоследок еще раз и побежала к сыну. Джессика помчалась следом.

За дверь я вышла, утопая в шоке и замешательстве, и сразу же увидела Рейеса.

– Все это произошло на самом деле?

– Ты вэл-итх, - напомнил он мне. – В своем измерении ты бог. Я же говорил, тебе что угодно по плечу.

– Это там. А здесь? В этом измерении? В этом мире? На случай, если ты вдруг забыл, здесь уже есть Бог. Как думаешь, он расстроится из-за того, что я натворила? Из-за того, что влезла на его территорию?

– Я думаю, он рад, что ты здесь. Только не советовал бы превращать это в привычку.

Выйдя из больницы и направляясь к Развалюхе, я почувствовала в ботинке камешек. Прислонилась к стене и подняла ногу. Рейес оглядывал окрестности, а я закрыла глаза и, положив ладонь на кирпичное здание, решила попрактиковаться в латыни.

– Наперегонки! – закончив, крикнула я и промчалась мимо Рейеса, не имея ни малейшего желания давать ему фору.

Восторг от того, что я первая, приправленный сладким вкусом приближающейся победы, продлился приблизительно ноль целых семь десятых секунды. Зуб даю, все дело в ботинках. Ну и в том, что у Рейеса прыть и сила долбаной пантеры.

В конце концов мы добрались до офиса. Рейес пошел проверить, как идут дела в баре, а я сразу двинула наверх повидаться со своей строптивой помощницей. Люблю иногда застать ее врасплох. Чтобы, так сказать, не расслаблялась. Платить ей за пасьянс «Паук» я точно не стану. Если только сама не буду в него играть. Тогда все путем.

Я медленно открыла дверь, ведущую в мой кабинет. Куки сидела за своим столом, поэтому я на цыпочках стала подбираться ближе.

– Ненавижу тебя всеми фибрами, - заявила Кук, а ведь я ее даже не напугала!

– Сегодня-то за что?

Только сейчас я заметила, что она прижимает к голове упаковку со льдом.

– Она пришла. Кофеиновая ломка. Думаю, мне нужна капельница с морфием.

– Странное дело, - отозвалась я, взяв со стола степлер. Степлер Куки был в сто раз круче моего. – У меня голова сегодня вообще не болит.

Повернувшись ко мне, Куки начала раскачиваться из стороны в сторону от боли.

– Я не ослышалась? – спросила она, испепеляя меня взглядом убийственно ярких голубых глаз.

– Не-а. Вообще не болит. Кажется, ты говорила, что ломка продлится недели две.

– Говорила. Это все твоя сверхъестественная фигня! – Она ткнула в мою сторону указательным пальцем. – И зачем мне это сдалось? С сегодняшнего дня ты мне даже не нравишься.

– Еще как нравлюсь, - чуточку бодрее, чем надо, возразила я. – Я же как наркотик. Люди не хотят ко мне привязываться, но, разок попробовав, всегда возвращаются за добавкой.

Куки умудрилась простонать носом.

– Ну почему я не могу тебя бросить?

– Вот никогда ты меня не слушаешь. Говорю же, я как наркотик. – Она снова простонала, и я рассмеялась. – Кук, я же тебе говорила не бросать из-за меня кофеин. По отношению к тебе это ужасно несправедливо. К тому же мы можем купить вторую кофеварку. Мистер Кофе постоянно талдычет, что хочет обзавестись подружкой. Хотя лично мне кажется, - заговорщицки подмигнула я, - что ему просто охота открыть профиль на сайте знакомств.

– Или, - начала Кук, подскочив, но не вставая с кресла, чтобы показать мне свежую распечатку, - мы можем купить какую-нибудь из этих новомодных кофеварок на одну чашку. Потом только покупай разный кофе, и все дела. Есть всякие ароматизированные и кто знает какие еще.

Я отобрала у нее лист бумаги.

– Это же бешено гениально!

– Оказывается, их продают уже несколько лет.

– Блестяще! Ничего более блестящего отродясь не видела.

– Нет, - сказала Куки, помахав перед собой рукой, - я справлюсь. Всего две недели. А что такое две недели в масштабах истории? – Откинувшись на спинку кресла, она снова приложила к голове лед.

– Вообще-то, это очень даже много, если есть работа. Нашла что-нибудь новенькое?

– Нет. И отойди, пожалуйста. Если у меня взорвется голова, не хочу забрызгать мозгами твои дольчегаббанчики.

Куки любила мои балетки от «Dolce&Gabbana». Жаль ее, конечно, но я их любила больше.

– Бли-и-ин, ты такая заботливая!

– Такое ощущение, что у меня самое страшное в жизни похмелье.

– Это вряд ли. Самое страшное было, когда ты семь часов провисела над моим унитазом, напевая припевы из застольных песен.

– А-а, да, было дело. Чертова текила.

– Вот-вот. В общем, сегодня я вроде как исцелила ребенка.

Куки опять выпрямилась.

– Серьезно?!

– Ага. Поразительно классно знать, что он будет жить. Никогда еще не чувствовала себя такой полезной.

– Ты всерьез кого-то исцелила? В смысле… ты такое умеешь?

– Видимо, да, - пожала плечами я.

– Тогда какого черта ты ждешь? Возложи на меня целительные руки, детка. – Куки откинулась на спинку кресла и открыла мне свои объятия.

– Сомневаюсь, что это работает на ком попало.

– Так я же не кто попало. Давай, рискни.

Глядя на подругу, я рассмеялась. Она наградила меня своим фирменным материнским укоризненным взглядом, и выбора не осталось. Я наклонилась над ней и ткнула ее пальцем в лоб:

– Resarci.

Оставалось только подождать.

Куки моргнула, покачала головой и тут же со стоном вцепилась ногтями в виски.

– Ты даже не стараешься! А ну-ка давай на этот раз изо всех сил.

Она снова развалилась в кресле.

– Мне кажется, все равно не сработает. Видимо, болезнь должна быть серьезной.

Поставив локти на стол, Кук постучала себя пальцем по макушке:

– По-твоему, это несерьезно? То есть мои мозги – расходный материал?

– Ничего такого я не говорила.