Седьмая сестра

– О, разумеется, к вам нет претензий! Вы у нас сегодня герой. Неожиданно, но приятно, всегда бы так, господин Воронцов.

Григ устало потер виски и спросил у ночного неба:

– На хрена мне все это, хотел бы я знать?

– Благотворительность наказуема, – отозвался довольный Фролов. – Итак?

Я хотела кинуться к Григу, вцепиться в него, прорасти всеми иглами, ветками, корнями, зубами вгрызться, выть, чтобы снова меня защитил. Но не смогла сдвинуться с места. А он как будто отпрыгнул в сторону, лишая меня покровительства, так далеко вдруг оказался: на дороге, у храма Воскресения Христова, уже в седле черного байка.

– Не стану мешать, – согласился с Фроловым, сдал меня, продал в рабство. – Но выдвигаю условие: девушку вернете домой. И приставите курсанта в охрану. Кондашов налепил ей метку на шрам, так что ночь предстоит веселая.

– Ого! – всполошился Фролов. – Погодите-ка, Григ, Григорий!..

Но мотор уже взвыл, байк рванул – и через миг Воронцов растворился в чернильном мареве. Остался лишь запах парфюма и мерзкая боль в плече.

– Аля, – одернул меня добрый дядечка, состроив умильную рожу. – Не нужно о нем горевать. Найдете нормального парня. Вы попали в серьезный замес. Вышли живой из такой передряги! Поверьте старику: все идет как надо. Мы лучшее, что с вами случилось сегодня. Садитесь в машину, деточка. Ночевать останетесь в нашем Бюро, за решеткой, в отдельной камере. Обещаю устроить со всеми удобствами!

3

Бюро Кромки, или агентство «Брюс», как мелькало иногда в разговорах по рации, приютилось в парке Останкино, в неприметном павильоне в стороне от главных дорог. Странно, я ведь гуляла в парке после концерта во дворце Шереметевых, что давал на Дне города мой квартет, даже сюда забрела, будто кто-то тянул за ниточку, с тропинки на мягкую травку. А павильона не видела…

Над входом красовался загадочный герб, вырезанный из цельного камня. Заключенная в щит роза ветров, сверху – рука с дубиной, а внизу – лента с надписью «Fuimus». Что еще за «фуимус» такой, интересно?

– Это не дубина, – буркнул Фролов, хотя вслух я ничего не сказала. – Маршальский жезл, символ воинской славы. А «фуимус» – по латыни «мы были». Оба элемента, чтоб вы знали, барышня, взяты с герба Якова Брюса.

– А при чем тут Брюс? – удивилась я. – Это шереметевская усадьба!

– Один из Шереметевых был из Школы, завещал павильон Бюро… Впрочем, это не важно. Проходите, Аля, наш разговор будет долгим.

– Я хочу есть и спать, – апатично откликнулась я. Не осталось у меня энергии для исторических экскурсов. Для всех этих Брюсов и Шереметевых, с Воронцовым бы разобраться!

Но послушно шагнула вперед. И вздрогнула от того, как изменилось звучание мира. Ощущение такое, будто нас взяли и утопили в бассейне. Звуки стали глухими, далекими, еле пробивающими толщу воды. Влажность повысилась, и вязкость воздуха, все наполнилось капелью и бульканьем, захотелось насухо вытереть руки. Перехватило дыхание, будто шею сдавили ошейником. Я почувствовала, что тону, хотя видела себя в тихом парке на травке, среди отцветающих кустов сирени.

– Дышите, что за фантазии? – хлопнул меня по спине Фролов. – Вот что метки чужие делают! Покажите-ка запястья, милочка. Это что за браслетик? Снять!

– Ни за что! – Я отпрыгнула в сторону, поднесла к лицу травяной браслет. Сразу стало легче дышать, вернулось чувство реальности. Просто ночь, старый павильон, сирень непролазная, шелест дубов…

И черта, проведенная по земле. За которую я шагнула.

– Глазам не верю! – прошипел Фролов, всматриваясь в мой браслет. – Знать бы, что эта вещичка у вас, во время схватки в Сокольниках… Впрочем, пустые мечты. Вы действительно играли дуэтом с Григорием?

Я кивнула и опустила рукав, прикрывая и браслет, и запястье. Молча прошла в раскрытую дверь, оказавшись, как внутренне и ожидала, в убогой пародии на ментовку. Фролов провел меня в кабинет, указал на деревянный стол, обитый зеленым сукном. Рядом стояло несколько кресел, я выбрала одно, пристроила шопер. Наконец-то сняла кофр со спины.

– Вы скрипачка? – спросил Вадим Никанорович. – Да не бойтесь, Аля, садитесь. Я даже браслет ваш не трону, хотя очень велик соблазн. Оберег, отданный добровольно, да еще и самим Воронцовым, – это в наши дни дорогого стоит. Чем же вы его зацепили?

Я пожала плечами. Откуда я знаю? Тем, что хваталась за него и канючила, весь тренч залила слезами. Тем, что очки разбила туфлей. Жалко, хорошие были очки…

– Обухов, пойди-ка сюда, сынок!

В коридоре что-то негромко лязгнуло, будто открылась дверь в камеру. В кабинет заглянул симпатичный парень примерно моего возраста. Я с интересом уставилась на таинственного метателя карт.

Темноволосый, подтянутый, ростом чуть ниже Грига, но плечи широкие, как у пловца. Короткая модная стрижка, брови густые, прямой тонкий нос. Глаза карие, дерзкие, непокорные. Смотрят на мир с прищуром, с вечным вызовом дуре-судьбе. Такому плевать, с кем драться. Хоть пьяному навалять, чтоб не лез, хоть с Григом силой помериться.

– Сгоняй-ка, голубчик, на ВДНХ, купи пожевать трем полуночникам. Барышня как к фастфуду относится? В этот час только бургер с картошкой…

– Пойдет. Все что угодно схомячу. На свадьбе меня ели, а не кормили.

– Ну а как вас не кушать, радость моя? – начал было сволочной Фролов.

Но Обухов его перебил:

– А как же гауптвахта, Вадим Никанорыч?

Фролов потешно замахал руками.

– Да ступай уже с богом, голубчик. Это ж я перед Григом строгость развел. Мол, виновный наказан, и делу конец. Ты ж, шельмец, его зацепил! А чего сорвался, скажи на милость? Григорий, считай, единственный, кто способен вести переговоры.

– Фара же лопнула, – буркнул Обухов, разве что ножкой не шаркнул. Мол, признаю, накосячил, но по объективным причинам. – Я потом смекнул, что это она. Психанула, значит, из-за любовника.

– Из-за кого? – подскочила я, хватая со стула шопер.

– Брысь отсюда, – вмешался Фролов. – Успеете подраться, малые дети. Жрать охота. И спать охота. Не только вам, звезда неземная. Мы тоже целый день на ногах. Данилка, не экономь, родимый, ночь сегодня вдвое растянется.

Обухов козырнул и скрылся, только грохнула входная дверь.

– Уф, – подытожил Вадим Никанорович. – Аля, устраивайтесь, отдыхайте. Может, хотите прилечь? В соседнем кабинете диванчик имеется.

Я проигнорила его вопрос. Достала телефон, отключила. С тоской подумала о горячей ванне.

– А телик в вашем хозяйстве есть? Нужно звук врубить на полную громкость.

– Воронцов посоветовал? – уточнил Фролов. Очень серьезно, мигом собравшись и растеряв полусонную мягкость. – Это дело, это он молодец. Включу-ка я глушители от греха. Сейчас жалею, что мы так с ним столкнулись. Но кто ж мог подумать, что Григ… Понимаете, со стороны… В общем, страшно смотрелось. У Обухова сестра так погибла, вот курсант и сорвался на ровном месте. Я чаек поставлю, не возражаете?

Фролов вышел куда-то с электрическим чайником, вернулся, зашуршал пакетом с конфетами. Вручил мне «Мишку на севере».