Седьмая сестра

Обухов? Решил в гости зайти?

Не вовремя, господин курсант. Я валяюсь на полу в непотребном виде. Мне бы холодное к голове, чтобы перестала взрываться от звуков, а вы в дверь стучите, как чокнутый дятел.

Я села на полу, осмотрелась. Комната плясала, как скоморох, качалась и прыгала, гремела паркетом. Когда бешеный танец слегка утих, я встала, держась за диван, и по стеночке поплелась в коридор, чтобы впустить курсанта. Пусть заварит мне чаю, приготовит поесть и отыщет таблетку в аптечке. А я его поцелую. Потом. Если захочет, как сказано в фильме. Но сначала верну себе товарный вид.

За дверью, распахнутой настежь, обнаружился, увы, не Обухов.

Там стояла растрепанная Элен с покрасневшими от слез глазами. Подруга с трудом давила истерику: напридумывав всякие ужасы, она явно успела меня закопать и крест на могилке поставить.

– И чего ты приперлась в такую рань? – недовольно буркнула я, забыв, что уже далеко за полдень.

Ленка в ужасе уставилась на меня, словно я оправдала все ожидания и готовилась отойти в мир иной. Она спешно шагнула в квартиру, протягивая руку к моим волосам. И сразу отскочила обратно к лестнице, испуганно мельтеша ресницами.

Ей будто удавку на шею накинули, напрочь пережав кислород. Или кислотой плеснули в лицо – таким красным в синеву оно сделалось. Элен прижалась к перилам и придушенно прохрипела:

– Аля, позволь войти! Клянусь, не замышляю дурного. У тебя же кровь в волосах, я помочь хочу, Алька, впусти!

– Проходи, кто тебе не дает? – искренне удивилась я, уступая подруге дорогу.

Что за выступление на вольную тему? Всегда врывалась, как к себе домой, открывая дверь запасными ключами, а тут мнется и умоляет…

Элен вздохнула свободнее, перестала растирать руками лицо. Шагнула за порог, как по тонкому льду, с опаской пробуя паркет под ногами.

– Мне нужен чай, – заявила я, возвращая подругу в реальность. – Компресс на затылок и таблетку от боли. Я сама не могу найти, не помню, куда убрала аптечку.

Ленка освоилась окончательно, деловито прошлепала в кухню. Вынула из морозилки сосиски, приложила к ссадине на затылке. Достала коробку с лекарствами. Подруга всегда лучше знала, где и что у меня лежит. Пять минут, и вскипел электрический чайник, а в прозрачном заварочном раскрылся цветок с ярким жасминовым ароматом.

Жизнь обретала краски и звуки, становилось легче дышать.

– Алька, – строго сказала Элен, возвращая администраторский тон и манеру поучать без малейшего повода. – Мне можешь верить, честное слово. Но на будущее запомни: если кто-то просит о праве на вход, лучше не позволяй. Не разрушай чары порога – это сильный оберег против исподов.

– Сама-то чего? – хмыкнула я. – Сотню раз уже заходила. От тебя не спасает ни порог, ни дверь, ни даже цепочка с двумя замками. Помнишь, мы с Лешкой такие – романтика, свечи, шампанское, он в труселях, я уже без. А тут ты с сериалом и чипсами!

Ленка хмыкнула, вспоминая. Сцена вышла эпической: Лешка лапает меня, как одержимый, норовя пристроить на стол, а Элен жизнерадостно орет в коридоре, что, пока этот лох не видит, можем смело схомячить чипсы с беконом! Может, из-за частых явлений подруги Леха меня и кинул? Так ведь импотентом недолго стать.

Элен вроде расслабилась, подмигнула, но сразу пришла в себя. Печально подала мне любимую чашку. Пояснила специально для отупевших:

– Это все в прошлом, Аля. Извини, но сейчас есть браслет. Он обнулил твою жизнь, былые связи и разрешения. Тот парень со свадьбы – дерьмо, но он сделал доброе дело, теперь вижу, что ты под защитой. И ночь провела спокойно.

– Спокойно? – подпрыгнула я, сатанея от белой кипучей ярости. – Ленка, во что ты меня втянула? Говори, кто такой Кондашов! Что еще за Изнанка мира? Меня заперли на ночь в подвалах Бюро, и вообще – кто ты такая?

Элен в испуге уронила блюдце, осколки разлетелись по полу. Дивная аллегория разбитой вдребезги дружбы. Я вспомнила, с кого начался этот ужас. Вновь зазвучал голос подруги, жизнерадостно врущей в трубку о легкой и денежной подработке, всего-то десяток песен сыграть!

Я заплакала, жалко, навзрыд; я ни в чем ее не обвиняла, но Элен присела на корточки, обняла мои ноги и тонко завыла, как ободранная бродячая псина:

– Аля, прости! Я лярва, но я же не виновата!

Я попыталась оттолкнуть ее прочь и пролила чай из чашки. Кипяток попал на руки Ленке, а она даже не дернулась. Будто вовсе не почувствовала боли ожога. На коже подруги не осталось ни пятнышка, та даже не покраснела!

Ленка отревелась, подняла грустный взгляд, всматриваясь в мое лицо:

– Удивлена, подруга? Я давно не живу, что мне твой кипяток? Если только надумаешь сварить целиком. Аля, я лярва уже пять лет. Эмоциональный паразит, пиявка. Простейшее в мире исподов. Я выпила маму, убила ее, а вчера едва не сгубила тебя, лишь бы меня не тронули.

Я по-прежнему разглядывала ее руки. С неосознаваемой надеждой ждала волдырей, запоздалого крика боли, мольбы вызвать скорую и не тупить. Но руки Элен оставались целы – ни красноты, ни лопнувшей кожи. Мраморная бледность, как у древней статуи.

В детстве Ленка была смуглянкой, загорала до черного в хорошее лето, ее даже дразнили цыганской приблудой. А потом она съездила в Сочи. И вернулась бледнее снега в горах. Рассказала, что познакомилась с парнем, влюбилась до обморока, до полусмерти и провела с ним все время в отеле, даже моря ни разу не видела. Бурный курортный роман, завершившийся слезами и тайным абортом. При таком-то стрессе как не стать другой? Не измениться и внешне, и внутренне? Из романтичной девушки выросла вдруг практичная стерва, администратор в гостиничном бизнесе. У нее даже музыка поменяла тональность! Стала жестче, выше, пронзительнее. От прежней Ленки – лишь пара привычек. От прежней тусовочной жизни, от толпы знакомых и ухажеров – несколько самых близких людей. Среди них, разумеется, мама. И я, с младших классов делившая с ней козырную заднюю парту.

– Расскажи мне все, – попросила я, гладя ее прохладную руку. – Только знаешь, чай не покатит, тут нужно хряпнуть чего покрепче.

Я принесла из гостиной непочатую бутылку виски, благо еще с периода Лешки у меня хранился запас разного дорогого пойла. В холодильнике нашелся засохший сыр и сервелат в нарезке. Элен достала с полки стаканы, покорно села за стол, подцепила ногтем кусок колбасы.

– Да чего тут рассказывать, Алька? Я последнее дерьмо и грязь под ногтями. Низшая тварь Изнанки. А тогда казалось – нашла судьбу.

Встречаются в жизни такие принцы, что вырезают нам сердце и съедают его, сладострастно щурясь. С детской белозубой улыбкой.

2

– Он был красив, как луна над морем. Весь такой светлый, прозрачный. Чистый, как этот виски в стакане. И так же бил по мозгам.

Бутыль опустела наполовину, и Ленка ударилась в лирику. Всякий раз, когда мы напивались вдвоем, Элен падала в литературщину, выдавая такие эпитеты, что авторы ромфанта курили в сторонке. А казалось бы, обычная девушка, администратор в престижном отеле.