Седьмое правило академии Левендалль

— И у этих Остина и Рохана есть фамилии, надеюсь? — он тоже не остался в долгу и издевательски хмыкнул. Пришлось добить:

— Рохан это Его Высочество Цесаревич. А Остин — Аресси.

— Неплохая коллекция, детка, — присвистнул Даниель. — Верни мне мой, я не хочу соперничать с такими высокородными магами!

— А сам обещал замуж взять! — усмехнулась.

— Сама сказала, что не пойдешь за меня!

Я глубоко вздохнула, будто очнулась. Что происходит? Вальтер прав, вокруг меня случилось слишком много событий. Гораздо больше за эту неделю, чем за всю мою жизнь. Проснувшаяся магия не дает покоя ни мне, ни окружающим. Всем от меня что — то нужно, особенно Рохану. Он нравится мне, это несомненно, но вместе мы быть не сможем. Любовь к нему нужно задавить в зародыше, нужно искоренить всякую слепую надежду на чудо.

«У тебя практичный ум, Адриана. Ты далеко пойдешь, если не станешь витать в облаках и мечтать о несбываемом!» Сестра Каллен говорила это с одобрением, глядя на меня поверх очков. Она верила в меня. Надеялась, что я пробьюсь в жизни, стану уважаемой и богатой… Разве могу я разочаровать добрую монашку?

— Достаточно глупостей, Даниель, — я повернулась, проследив, чтобы подол юбки всколыхнулся строго до определенной этикетом высоты. — Как снять приворот?

Он поднял бровь, становясь вновь далеким и надменным, как там, в безвременье. Скучающим тоном ответил:

— Мне нужны все чужие вещи, которых ты касалась.

— Они в академии, в моей комнате.

— Идем туда.

— Каким образом? Мы в салоне императрицы, сейчас поздний вечер, ради нас запрягать карету на станут! Да и ключ остался в покоях Линны.

— Детка, ты еще не поняла, что для меня не существует преград? Ни расстояние, ни время меня не остановят, — он подбоченился, задрав подбородок. Заносчивый, тщеславный гордец! Как может он, такой молодой, быть сильнее времени и расстояния? Магия не должна быть настолько безграничной.

Даниель поднял руку и легким движением нарисовал перед собой круг. Воздух салона зажегся алыми всполохами, наполнился легким гулом, стал плотным и ощутимым. Взяв меня за ладонь, Велконти улыбнулся, как будто точно знал — я впечатлена — и шагнул в портал, увлекая за собой. Не успев и пикнуть, я оказалась в коридоре общежития.

Наверное, мне никогда не привыкнуть к порталам и мгновенному перемещению в любую точку мира!

А Даниель, похоже, даже не заметил перехода. Он огляделся, закрыв портал, и спросил:

Где твоя комната?

— Эта, — я указала на дверь, — но она заперта!

С усмешкой Даниель приложил ладонь к замку и толкнул дверь. Мне вдруг стало страшно. Ведь он так может проникнуть в любое помещение! Пробормотала тихо:

— Да ты прирожденный взломщик…

А он услышал:

— Я слишком хорошо воспитан, чтобы совершать преступления, но в случае чего точно не умру с голода!

И рассмеялся, вызвав у меня невольную улыбку. На Даниеля Велконти невозможно долго сердиться! Я вошла в общую комнату, указала на внутреннюю дверь:

— Прошу, сударь!

С той же легкостью Даниель открыл и эту преграду, поклонился дурашливо:

— Прошу, миледи!

Да он еще и насмехается надо мной! Знает, что я не имею права на такое обращение — миледи это герцогини и принцессы, и глумится. Я выпрямилась, надела маску безразличного равнодушия и прошла в свою комнату. Платки хранились в маленьком ящичке сундука, сложенные рядом с моими личными платками. Я вынула три аккуратных треугольничка ткани и положила их на покрывало, жестом пригласила Даниеля распоряжаться моим имуществом, как ему будет угодно.

Он распорядился. Громко вдохнул через рот, выдохнул медленно через нос и, закрыв глаза, провел ладонями над платками. Сразу отмел свой серый батист, скомкал его и отбросил в сторону. Задержался над двумя остальными. Долго щупал, не касаясь, платок Остина, но не сказал ни слова. Зато над платком Рохана воскликнул:

— Вот оно! Нашел!

— Приворот? — с надеждой спросила я.

Даниель внезапно нахмурился, достал из кармана перчатки и надел их на руки. Оглянувшись на меня, спросил:

— Надеюсь, ты не трогала его постоянно?

— Только постирала и сложила.

— Повезло, — кивнул он, убирая треугольник ткани в потайной карман сюртука. — Некоторые дурочки такие платочки везде таскают — как амулет.

— И что бы случилось?

— Ничего хорошего, — буркнул он. — Пойдем, надо вернуться во дворец.

— Сначала скажи, что в этом привороте страшного? — уперлась я. Даниель посмотрел косо и мотнул головой:

— Он просто-напросто смертельный.

Смертельный приворот на платке Рохана…

Поверить не могу, что цесаревич может баловаться такими вещами! В такое просто невозможно верить. Но кто мог сделать приворот? Придворные маги? Сам император? Нет!

Я перебирала возможные варианты, покорно следуя за Даниелем в портал. Мой спутник был задумчив и хмурил брови. Тоже размышлял о привороте? Или прикидывал, что сказать императрице о новой фрейлине ее дочери? Когда мы оказались в салоне дворца, я тронула мужчину за рукав и спросила:

— Что мне теперь делать?

Он посмотрел пристально и мрачно, накрыл ладонью мои пальцы и ответил:

— Тебе ничего не надо делать. Приворот, даже если и подействовал, к смерти не приведет. А мне необходимо доложить об этом наверх.

— Но ты же не думаешь, что Рохан. Что цесаревич.

— Не думаю, — отрезал Даниель. — Однако факт есть факт. Как знать, не направлен ли приворот на самого цесаревича. В таком случае.

— Заговор? — ужаснулась я. — Но кто бы мог.

— Молчи! Не произноси таких слов вслух, Адриана, — он прищурился. — Здесь у стен есть уши, если ты не знала.

— Да, конечно.

Я сникла. Молчать, напряженно думать о том, что может случиться, переживать и не мочь никому ничего рассказать. Это удел женщины. Это мой удел.

— Что ты скажешь Ее Величеству?

— Что ты бедная, но благонадежная сирота! — фыркнул Даниель, потом внезапно остановился, повернувшись ко мне, и добавил: — Потому что мне хочется думать, что ты ничего от меня не скрываешь, детка.

— Мне нечего скрывать, — пробормотала я, опустив взгляд. А в голове пронеслась мысль о Рохане и его предложении. Но доверенному лицу императрицы знать об этом необязательно. Хотя. Он, наверное, и так уже знает. Отчего-то показалось — Даниель может читать мысли.