Секрет ее счастья

Блейксли пристально посмотрел на Софию. Он был очень наблюдателен, а с такими следует быть осторожнее. К счастью, наблюдательные мужчины были скорее исключением, чем правилом, поэтому ей почти никогда не приходилось проявлять осторожность.

— У вас особая привязанность к Мелверли? — спросил Блейксли.

— Милорд, я либо наслаждалась, либо терпела привязанность многих мужчин, — сказала она улыбаясь. — Вам нужны подробности?

Здесь следовало прекратить расспросы.

— Должен сказать «нет», чтобы отдать дань воспитанию, но так заманчиво сказать «да». Расскажите, о чем сочтете возможным, и я не попрошу большего. Вы терпели Мелверли или наслаждались? — спросил Блейкс.

— Нужно перебороть себя, чтобы вспоминать об этом, — начала София.

— Не очень-то многообещающее начало, — заметил Блейкс, усмехнувшись.

— Но я полагаю, — продолжала она, — что приходилось терпеть и терпеть, чтобы добиться наслаждения. Не так уж и просто, но, в конце концов, я нашла способ.

Уэстлин, жадно прислушивавшийся к каждому слову, уронил свою вилку в тарелку. Раздавшийся резкий звук притянул к себе неодобрительные взгляды соседей по столу, что несколько смутило Уэстлина и принесло Софии наиприятнейшее чувство удовлетворения.

В самом деле, если нельзя помучить своего злейшего врага и свершить любовное завоевание, то в чем тогда смысл жизни?

— Рад это слышать, — сказал Блейксли.

— Рады за меня или за него? — спросила она.

— Скажем, за всех мужчин, — ответил за лорда Генри Эденхем, вклиниваясь в разговор, — ибо какому же мужчине доставит удовольствие узнать, что он не может сотрудничать, тем более с таким прекрасным партнером? Если бы леди Далби не нащупала твердую почву, что осталось бы тому, кто пойдет той же дорогой?

— Вы хотите сказать, мужчины любят ходить по проторенному пути? — любезно поинтересовался Блейксли.

— Только если это обещает доставляющее удовольствие путешествие. Безусловно, это то, в чем сходятся и мужчины и женщины, — сказал Эденхем, отдавая Софии честь сдержанным поклоном.

— Я даже не могу представить, как можно не согласиться с этим, ваша светлость, — сказала она, кивая в ответ. — Доставляющее удовольствие путешествие. А что касается лорда Генри и леди Луизы — они быстро найдут правильную дорогу.

Генри Блейксли любезно кивнул, но его пронзительные голубые глаза смотрели на Софию пристально, с неприятной сдержанностью. Наблюдательные мужчины — и впрямь бич в жизни женщины. София не уставала благодарить Господа, что их так мало.

И если на то пошло, не применить ли ему свою наблюдательность где-нибудь еще?

— Вы, наверное, думаете об особом разрешении, лорд Генри, чтобы ускорить свадьбу, — сказала она, указывая бокалом в сторону Луизы, которая сидела, окруженная вниманием лорда Пенрита и ее племянника Джорджа. — Джордж, быть может, и уступил вам леди Луизу, но я не могу быть уверена в лорде Пенрите. Он выглядит более решительным, чем можно ожидать, хотя, наверное, вам лучше судить об этом.

Само собой, что Блейксли тут же перевел взгляд к Софии на противоположную сторону стола, туда, где сидела Луиза. Пенрит и в самом деле был решительно настроен в отношении Луизы, из-за чего Блейксли был вынужден тоже сосредоточить свое внимание на ней.

Все шло прекрасно.

Все шло отвратительно.

Можно было подумать, что такое скандальное происшествие отобьет у мужчин охоту заигрывать с обесчещенной девушкой. Так нет же, все было как раз наоборот. Луиза просто не могла отбиться от ужасающе кокетливых замечаний лорда Пенрита. Мистер Грей, который ранее был очень заботлив, теперь сидел совершенно расслабленно и наблюдал за всем этим с диковатой улыбкой на лице, возмутительно подмигивая ей своей ямочкой.

А лорд Даттон! Луиза просто не узнавала его. Последние два года, в погоне за его вниманием, она готова была, потеряв терпение, ударить чем-нибудь по такой симпатичной ей голове. Зато теперь, когда она была опозорена, Даттон, казалось, не мог перестать рассыпать ей знаки внимания.

Маркиз Руан едва ли был лучше, хотя и не настолько разговорчив. Он только пристально смотрел на Луизу со всепонимающей улыбкой на изрезанном морщинами лице, отвлекаясь лишь для того, чтобы с усмешкой взглянуть на Даттона.

Это было уж слишком. Сегодняшнего вечера было достаточно, чтобы в будущем всячески избегать щекотливых ситуаций. Весь этот поток мужского внимания был вызван исключительно ее падением.

Почему ее никто не предупредил?

Итак, Амелия ей не помощница. Она сидела, скованная изумленным молчанием, пока Даттон, Пенрити время от времени Руан говорили о скорой свадьбе Луизы с Блейксли, как о деле решенном, но не в той степени, чтобы отказаться от дальнейших действий. То есть они склоняли Луизу отказаться от свадьбы с Блейксли и вместе с тем говорили с ней так, словно она перешла в разряд падших женщин.

Ей было очень неловко. Она не могла сообразить, как вести себя в данной ситуации. Поскольку не было очевидным, что они ведут себя должным образом, Луиза решила подать им пример, насколько это в ее силах.

Вот только в данный момент это вряд ли было возможно.

— Не знаю, испортит ли это вам удовольствие, лорд Даттон, но я не заинтересована в посещении театра в качестве вашей гостьи. Если бы я собиралась в театр, то, как вы знаете, у Мелверли забронирована ложа на этот сезон, и я бы ею воспользовалась.

— Полагаю, вам не очень хотелось бы делить ложу с вашим отцом, — сказал Даттон. — Я не думаю, что вы с Мелверли в таких близких отношениях, чтобы делить одну ложу в Королевском театре.

— Я его дочь, — язвительно напомнила Луиза.

Действительно, было очень грубо с его стороны намекать, что она не очень-то стремилась проводить время с отцом в его ложе, ведь это было само собой разумеющимся делом, потому что если ее отец находился в ложе, он был там не один и вовсе не из любви к сценическому искусству. Нет, ее отец занимался там другими делами.

— Не обращайте на него внимания, Луиза, — сказал Пенрит, омывая своим прославленным голосом ее слух.

Забавно, но с тех пор как она поцеловалась с Блейксли, это почти не действовало на нее. Луиза и не думала, что поцелуй имеет такую силу.

Может быть, лишь поцелуй Блейксли был способен на такое?

Жаль только, что ей никогда не представится возможность проверить свою мысль на практике, ведь она не сможет целовать никого, кроме Блейксли, до конца своих дней. Она была вынуждена признать это, ибо если допустить иной вариант, это могло привести к распутству, а она не собиралась уподобляться своему отцу.