Секретная предыстория 1937 года. Сталин против красных олигархов
Шрифт:
Каменев, впрочем, не отреагировал на это сообщение. Он был всецело увлечен увековечением самого себя путем строительства в центре Москвы некоего подобия Вавилонской башни под названием Дворец труда. Эта пирамида должна была занимать площадь б тысяч квадратных саженей (примерно 2,7 гектара) и простираться от площади Революции (бывшей Воскресенской) до Театральной, немилосердно сокрушая все находящиеся поблизости здания, за исключением Большого театра. Этот колосс согласно проекту включал в себя рабочие кабинеты Каменева и его приближенных сотрудников, зал собраний на 8 тысяч человек, два концертных зала на 1200 человек каждый, метеостанцию, обсерваторию, обеденный зал размером со стадион и 300 номеров для «приезжающих». На это циклопических размеров сооружение, предназначенное для проведения «расширенных Пленумов Моссовета», Каменев щедрой рукою выделил 14 миллионов рублей золотом — и это только на первоначальном этапе. [119]
119
Грандиозный Дворец труда//Коммунальное хозяйство. 1922. октября. № 11.
Поняв, что от московского Хеопса толку не будет, летом 1923 г. Зиновьев собрал в одной из пещер близ Кисловодска совещание своих ближайших соратников, таких как Евдокимов, Лашевич, Фрунзе, Бухарин. Там обсуждался вопрос о мерах по ограничению влияния Сталина в аппарате ЦК. К счастью для Сталина, на совещание пробрался близкий ему командующий Северо-Кавказским военным округом К. Е. Ворошилов, который сообщил Сталину ход и результаты этого события (оно вошло в историю как «пещерное совещание»). Одновременно Зиновьев предложил Троцкому (через троцкиста Серебрякова) превратить «тройку» в «пятерку» путем включения в нее Троцкого и Бухарина. Повезло Сталину и в том, что Троцкий не пожелал идти на компромисс с Зиновьевым, ответив, что для руководства
Ягоде надо было срочно искать в Кремле покровителя, иначе его сместили бы с должности замначальника СОУ ГПУ, как до него смещали других; на кого при таком повороте событий он мог сделать ставку? И через кого вообще мог нащупать связи в Кремле?
Непосредственное руководство аппаратом ЦК осуществлялось в то время Оргбюро ЦК, которое считалось вышестоящим органом по отношению к Секретариату. Именно Оргбюро предварительно решало вопрос о кандидатурах работников, назначаемых на руководящие должности в центральном аппарате ВЧК. [120] Зиновьев, чтобы привлечь в свой лагерь Дзержинского, провел через апрельский Пленум ЦК 1922 г. решение о предоставлении ему места в Оргбюро. Но фактически работою Оргбюро руководил секретарь ЦК Вячеслав Молотов, в период Гражданской войны «один из ближайших сотрудников Г. Е. Зиновьева». [121] Молотов и Зиновьев были близко знакомы еще до революции и вместе были интернированы в Австро-Венгрии в начале мировой войны. Внук Молотова, В. Никонов, передает воспоминания деда о том, что в первые годы Советской власти он участвовал в ужинах, которые Зиновьев устраивал в «Астории» и во время которых, по существу, решались многие политические и хозяйственные вопросы. По его словам, Зиновьев свысока относился к Молотову, считая его мелкой сошкою, а у Молотова вызывало внутренний протест «барство» Зиновьева. К тому же Молотов не входил в самое близкое окружение главы Коминтерна: к примеру, глава ПетроЧК Бакаев был женат на секретарше Зиновьева Красиной (впоследствии Сталин отправит ее в тюрьму), Залуцкий — на ее сестре, Другие фавориты Зиновьева тоже состояли в каких-то брачно-родственных отношениях, в которые Молотов не вписывался. [122]
120
Олех Г. П. Кровные узы. РКП(б) и ЧК / ГПУ в первой половине 1920-х годов: механизм взаимоотношений // Сибирская заимка. 2000. № 2.
121
Залесский К. А. Империя Сталина. С. 324.
122
Никонов В. Молотов. Молодость. М.: Вагриус, 2005. С. 418–419.
Исключительно работоспособный, Молотов имел дефект речи — заикание, поэтому речистые вожди большевиков, привыкшие экспромтом произносить многочасовые зажигательные речи, посмеивались над ним, а Троцкий, по свидетельству секретаря Политбюро Б. Бажанова, в глаза издевался над Молотовым как «бездушным бюрократом с каменным задом», на что тот, «поправляя пенсне и заикаясь, сказал: «Не всем же быть гениями, товарищ Троцкий». [123] Единственным из членов Политбюро, кто не насмехался в то время над Молотовым, оказался Сталин. Когда аппарат ЦК переехал с Воздвиженки на Старую площадь, Сталин обосновался по соседству с кабинетом Молотова на пятом этаже, без тени зазнайства заходил к нему обсуждать служебные вопросы. Несмотря на разницу в занимаемом положении, Сталин часто советовался с ним и даже устроил проходную комнату между их кабинетами. Их сближению способствовало и то обстоятельство, что осенью 1912 г. сбежавший из ссылки И. В. Джугашвили некоторое время нелегально проживал на петроградской квартире студента Политехнического института В. М. Скрябина (Молотова). [124]
123
Бажанов Б. Указ. соч. С. 74.
124
Островский А. Указ. соч. С. 363.
Выйти на Молотова можно было через каких-то технических работников аппарата ЦК или Совнаркома. В окружении Ягоды того периода видим лишь одну фигуру, способную за счет личных связей открыть ему дорогу в Кремль. Речь идет о Яне Агранове, в 1919 г. служившем, как и Ягода, в Особотделе ВЧК.
Ранний период биографии Агранова полон загадок. Иногда при наблюдении за странными прыжками его жизненного пути создается впечатление, будто человек куда-то исчезает и в то же время совершенно в другом месте появляется другой с тем же именем. Его отец, еврей, хозяин бакалейной лавки, «был рыжеват, жилист, небольшого роста, всегда весел, но очень вспыльчив и драчлив». Янкель был старшим из трех сыновей, получил четырехклассное образование, дальше учиться не пожелал и вступил в партию эсеров, где был известен под псевдонимом Сорендзон (до сих пор можно иногда встретить ошибочную информацию, будто это его настоящая фамилия), стал довольно серьезен, «выглядел старше своих лет, за общим столом держался в стороне, вино демонстративно не пил». По его утверждению, в Первую мировую войну он избежал мобилизации по болезни, а затем был сослан в Енисейскую губернию за антивоенную агитацию. Здесь первая странность его биографии. Во-первых, ничего не известно о заболевании Агранова, которое препятствовало бы военной службе; в дальнейшем он много лет с успехом прослужил в ВЧК — ОГПУ — НКВД. Во-вторых, партия эсеров не вела антивоенной агитации, напротив, видела в неудачной для России войне шанс расшатать существующий режим и взять власть в свои руки; в 1918 г. эсеры даже пойдут на убийство германского посла Мирбаха, лишь бы спровоцировать продолжение войны. А само по себе членство в ПСР не грозило Агранову ссылкою, ведь после Манифеста 17 октября политические партии в России были разрешены. Возможно, Агранов нарочно вел антивоенную агитацию, чтобы попасть в ссылку и тем самым избежать мобилизации на фронт. Но существует и другая версия, восходящая к родне Агранова: он был арестован и затем сослан за присвоение трех тысяч рублей из кассы лесопромышленника Левина, где служил конторщиком. [125]
125
Речь идет о сообщении двоюродного внучатого племянника Агранова Павла Самсонова (?), обнаруженном на Интернет-ресурсе: http: // sanisonov-pavel.livejournal.com / 9208.html.
Попав под амнистию по случаю Февральской революции, Агранов прибывает в Петроград уже не эсером, а большевиком. Это вторая загадка в его судьбе. Можно было бы предположить, что он попросту сфальсифицировал дореволюционный большевистский стаж, как сделал Ягода и многие другие. Но в Петроград он приехал в сопровождении известного большевика, члена ЦК И. В. Джугашвили-Сталина, с которым познакомился в ссылке. И вскоре был рекомендован секретарем Полесского обкома РСДРП (б), где он сменил знаменитого впоследствии Л. Кагановича. При наступлении немцев сбежал в Москву. Здесь в феврале 1918 г. мы обнаруживаем его секретарем Малого Совнаркома. Каким образом он попал в секретариат Ленина — это третий загадочный эпизод его жизни. И четвертая загадка — это причина, по которой в мае 1919 г. он вдруг оказался рядовым оперативником в Особотделе ВЧК. Видимо, за всем этим стояла какая-то глухая интрига. Не исключено, например, что Агранов, как и Ягода, чем-то просто не понравился Троцкому.
Вот и все, что можно сказать о ранней биографии Агранова. Больше вопросов, чем ответов. Однако факты говорят о том, что именно с этого времени складывается альянс Ягоды и Агранова. Дальнейший служебный рост Агранова шел под непосредственным руководством Ягоды. Вероятнее всего, такова была плата за то, что Агранов, как бывший кремлевский сотрудник, свел Ягоду с аппаратом ЦК.
Ягода мог теперь докладывать информацию, получаемую по СОУ ГПУ, напрямую Молотову, минуя своих чекистских руководителей. Трудно сказать, делал ли он это в начале 1923 г., но именно тогда ему поступает первое важное поручение: накануне предстоящего XII партийного съезда необходимо изолировать опасного смутьяна — Гавриила Мясникова, который, несмотря на свое исключение из партии, уже инициировал обращение 22 активных участников «рабочей оппозиции» в Коминтерн. Ягода поручил это дело помощнику начальника спецотдела СОУ Терентию Дерибасу, потомственному казаку, известному своею грубостью, прямотою и беспробудным пьянством. [126] Дерибас любил костерить своих сотрудников в оскорбляющих человеческое достоинство выражениях, грозил мордобоем и получал за это от Дзержинского взыскания. [127] Среди подследственных хамство Дерибаса тоже вызывало недовольство. Однажды при обходе Бутырской тюрьмы Дерибасу из женской камеры, где содержались эсерки и анархистки, выплеснули на голову содержимое «параши». [128]
126
Агабеков Г. Секретный террор… С. 248.
127
Шрейдер М. Воспоминания… С. 271–274.
128
Там же. С. 255.
Для производства ареста Мясникова, проживавшего поблизости от Лубянки, в Фуркасовском переулке, Дерибас направил группу работников, в том числе своего секретаря М. П. Шрейдера и знаменитого контрразведчика Григория Сыроежкина, обладавшего «исключительной физической силой» (впоследствии Сыроежкин будет охранять Савинкова, затем направлен на оперативную работу в Испанию и в конце концов расстрелян как «враг народа»). [129] По сообщению Шрейдера, Мясников оказал физическое сопротивление, причем ему помогала жена, бывшая чекистка, так что его пришлось связать и доставить в здание ГПУ, завернув в одеяло. [130] 23 мая 1923 г. Дерибас составил «Заключение по делу № 14 175 гр. Мясникова Гавриила Ильича», где указал: «Гр. Мясников, как быв. старый большевик и коммунист, имеющий за собой большой партийный стаж и сделавшийся злостным ренегатом, готовый в борьбе с рабоче-крестьянской властью использовать свои партийные связи — Является неизмеримо более вредным элементом, чем представители откровенной буржуазии в лице ея интеллигенции», и рекомендовал внесудебным порядком применить к нему административную ссылку. Уншлихт наложил на это заключение резолюцию: «Согласен», [131] и через два дня Дерибас в награду получает место начальника спецотдела СОУ ГПУ. [132] На протяжении последующих лет Дерибас верой и правдой служил Ягоде, но затем начал лавировать между ним и другими руководителями ОГПУ, вследствие чего, запутавшись в собственных интригах, оказался в конце 20-х годов переведен на Дальний Восток. В 1937 г. его арестуют, в 1938 г. расстреляют.
129
Там же. С. 263.
130
Шрейдер М. Воспоминания… С. 259–263.
131
Место архивного хранения документа: ЦА ФСБ РФ. Арх. № Н-1794. Т. 9. Л. 117–120. Опубликовано в приложении к кн.: Мясников Г. И. Указ. соч. С. 157–158.
132
Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД 1934–1941. С. 173.
Расправа над Мясниковым стала генеральной репетицией грядущих расправ с партийными оппозиционерами руками ГПУ. Ленин по состоянию здоровья совершенно отошел от дел, и «тройка» (так в партийных кругах стали называть Зиновьева, Каменева и Сталина) решилась перейти в наступление против Троцкого. Б. Бажанов сообщает, что они втроем собирались на кремлевской квартире Зиновьева и обсуждали очередные меры борьбы с Троцким. [133] Они заседали под аккомпанемент многотысячных рабочих забастовок, безудержного роста цен на промышленные товары, бюджетного дефицита («кризис цен» 1923 г.). «Тройка», чтобы не признавать правоту растоптанной «рабочей оппозиции», приняла решение создать специальную комиссию во главе с Дзержинским, которая должна была свалить вину за создавшееся положение на неких безымянных «бюрократов». [134] На сентябрьском Пленуме ЦК он сделал соответствующий доклад, в частности потребовав «вменить в обязанность всем членам партии сообщать ОГПУ о любых фракционных выступлениях». [135] На том же Пленуме было принято решение о переводе Уншлихта в Реввоенсовет, который до этого был безраздельной вотчиною Троцкого (чуть раньше из состава Реввоенсовета вывели троцкиста И. Смилгу). В ряды троцкистов Уншлихт затесаться не мог из-за личной вражды с Радеком, с женою которого он сожительствовал, [136] этим он и был полезен для Зиновьева и других противников Троцкого. Первым заместителем Дзержинского в ОГПУ после ухода Уншлихта утвержден Менжинский, вторым — Ягода. Услуги Ягоды партаппарату оказались, таким образом, щедро вознаграждены: «тройка» оказала ему доверие. Ягода, став третьим человеком в ВЧК, занял позиции, с которых можно было напрямую иметь дело не только с Молотовым, но и со Сталиным.
133
Бажанов Б. Указ. соч. С. 49.
134
Там же. С. 75.
135
Залесский К. А. Империя Сталина… С. 145.
136
Беседовский Г. 3. Указ. соч. С. 89.
Эти события навлекли острую критику со стороны Троцкого, который почувствовал, что ГПУ может быть использовано против него. 3, 8 и 10 октября 1923 г. он направил в ЦК три письма, содержавшие критику политического руководства. В этих письмах он разоблачал зиновьевскую политику расстановки своих людей на ключевые партийные посты. «В самый жестокий момент военного коммунизма, — говорил Троцкий, — назначенчество внутри партии не имело и на одну десятую того распространения, что ныне. Назначение секретарей губкомов стало теперь правилом. Это создает для секретаря независимое, по существу, положение от местной организации. В случае оппозиции, критики, недовольства секретарь прибегает к переброске, пользуясь центром… Назначенный центром и тем самым почти независимый от местной организации, секретарь является, в свою очередь, источником дальнейших назначений и смещений — в пределах губернии. Создаваемый сверху вниз секретарский аппарат, все более и более самодовлеющий, стягивает к себе все нити… тот режим, который в основном сложился уже до XII съезда, а после него получил окончательное закрепление и оформление, гораздо дальше от рабочей демократии, чем режим самых жестоких периодов военного коммунизма». [137] 15 октября в ЦК поступило письмо от 46 видных сторонников Троцкого, таких, как Антонов-Овсеенко, Пятаков, Преображенский, Серебряков и другие известные в партии старые большевики; среди них был, к примеру, нарком почт и телеграфов (наркомпочтель) Иван Смирнов, вступивший в партию еще в XIX веке, когда, собственно говоря, и термина «большевик» не существовало.
137
Место архивного хранения документа: РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 685. Л. 53–68.
В этой ситуации Троцкий и его соратники поступили типично для коммунистов: как только они ощутили, что их оттирают от власти, сразу же стали большими поборниками демократии и свободы дискуссий, хотя все помнили, что пока троцкисты пользовались поддержкою большинства, они объявляли ересью саму мысль о свободе дискуссий. Естественно, это ни у кого не могло вызвать сочувствия. «В рядах оппозиции, — иронизировал по этому поводу Сталин, — имеются такие, как Белобородов, «демократизм» которого до сих пор остался в памяти у ростовских рабочих; Розенгольц, от «демократизма» которого не поздоровилось нашим водникам и железнодорожникам; Пятаков, от «демократизма» которого не кричал, а выл весь Донбасс; Альский, «демократизм» которого всем известен; Бык, от «демократизма» которого до сих пор воет Хорезм. Думает ли Сапронов, что если нынешних «партийных педантов» сменят поименованные выше «уважаемые товарищи», демократия внутри партии восторжествует? Да будет мне позволено несколько усомниться в этом». [138] Сталин не кривил душой: среди подписавших декларацию 46 новоявленных борцов за демократию встречались личности и пострашнее. Для примера назовем Евгению Готлибовну Бош, дочь немецкого колониста, которая через сожительство с Пятаковым попала в сферу большой политики. Она принадлежала к довольно влиятельному клану: ее сестра Елизавета Розмирович была женою Председателя Верховного трибунала Николая Крыленко, который не постеснялся поставить свою жену главою Следственной комиссии при трибунале. Известная в партийных кругах как «половая психопатка», [139] Евгения Бош прославилась лютым террором в Астрахани, и за это ей поручили возглавить Пензенскую губернскую парторганизацию. Именно ей адресована знаменитая телеграмма Ленина в Пензу: «Необходимо организовать усиленную охрану из отборно надежных людей, провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города». [140] Она же явилась исполнительницей другого ленинского предписания:
138
Сталин И. В. Сочинения. С. 380–381.
139
Беседовский Г. 3. Указ. соч. С. 75.
140
Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 50. С. 143–144.