Секретный фронт

– Твою ж мать, - вырвалось у лейтенанта.

Почти одновременно с возгласом, он выдернул из кобуры ТТ, и влепил все восемь пуль в голову воскресшему фрицу. Через развороченный затылок немца вылетели почти все мозги, лица у фрица тоже практически не осталось, но особого изменения обстановки не произошло. Диверсант едва не упал навзничь, но восстановил равновесие, а затем, будто бы демонстрируя, что лейтенант не добился результата, поиграл финкой, сделал несколько четких выпадов и встал в боевую стойку.

Солдаты невольно попятились. Лейтенант же деловито перезарядил пистолет, сунул обратно в кобуру, взял наперевес ППШ и рявкнул через плечо:

– Курдюмов, зажигалку сюда, быстро!

– Все назад! – Скомандовал Ворончук, уловив мысль ротного. – Лопаты готовь!

– Разрешите, я ему… - протиснулся вперед боец с лопаткой, тот самый «рубака».

– Жди! – Ответил Ворончук. – Дёрнется – бей.

– Товарищ лейтенант! – Вдруг раздался вопль с другой стороны блиндажа. – Тут ещё один встал!

– У кого там встал? – Гришанин поморщился. – Курдюмов, твою душу, сколько можно ждать?!

– Здесь! – Из боковой траншеи появился взмыленный боец с огнеметом. – Поджигаю!

На кончике ствола огнемета вспыхнул огонек.

– Огонь!

Струя горючей смеси из огнемета превратила одноглазого немца в большой яркий факел. Курдюмов оказался не жадным и потратил на диверсанта один из трех баллонов огнесмеси. Но диверсант будто бы не понимал, что горит. Он по-прежнему стоял, ожидая противника для ножевой схватки.

Зрелище было не для слабонервных.

– Товарищ лейтенант! – Повторился вопль с другой стороны блиндажа. – Фриц перезаряжает! Который с башкой на плече!

– Туда! – Махнул лейтенант и боец Курдюмов метнулся на другую сторону блиндажа.

Новый факел вспорол темноту и высветил обстановку внутри блиндажа. Там было вроде бы пока спокойно… насколько это вообще было возможно в такой мистической обстановке.

– Тарщ лейтенант, - огнеметчик выглянул из блиндажа, - третьего жечь?

– Шевелится?

– Нет.

– Жги всё равно!

– У него башка отдельно.

– Все запчасти жги!

– Рискуем блиндаж подпалить!

– Курдюмов, по шее захотел? Выполняй приказ!

Кроме Гришанина и Курдюмова все прочие пребывали в оцепенении, даже боевитый Ворончук. Вид горящего, но не падающего диверсанта в боевой стойке буквально завораживал.

– Господи, помилуй, – проронил кто-то из бойцов.

Покровский, услышав это, невольно перекрестился. Подействовало идеологически вредное обращение к богу и на Ворончука – заставило его очнуться.

– Игорь! – Крикнул контрразведчик. – Догорят – закопать! Место обозначь! Мы поехали.

– Сделаю, - лейтенант махнул Ворончуку. – Давай, Вася, спасай моего земляка!

Покровского сначала удивила такая относительно спокойная реакция офицеров на явно нештатную ситуацию, но потом он вспомнил, что сутки назад и сам не сильно-то озадачился, когда отражал атаку «неубиваемых» немцев. И Филин с Бадмаевым тоже дрались так, словно видели «ходячих мертвяков» каждый вторник.

Ко всему прочему, за долгие окопные дни и ночи офицеры научились расставлять приоритеты. Сначала жизнь, потом смерть. В любых её проявлениях.

«Всё верно, - сделал вывод Покровский, когда помог загрузить в машину Филина, подсадил отрешенную, но послушную Ерёмину и запрыгнул на борт сам. – Сначала дело, после – разбор полётов. А не будет разбора по причине недостатка понимания из-за дефицита знаний, так тому и быть. Доложили и забыли, пусть командиры думают. Главное, что найден способ уничтожения новой угрозы. Остальное вторично. На войне, как на войне».

* * *

Развернутый в поле медсанбат это почти три десятка палаток, расположенных в определенном порядке, на предписанном расстоянии друг от друга. Определена и штатная численность личного состава, количество оборудования, схема снабжения медикаментами и расход материалов. В его структуре учтено почти всё и это жизненно необходимо.

Жизненная необходимость – первая и последняя причина, по которой Отдельные медико-санитарные батальоны разворачивались именно так, как положено по штатному расписанию, где бы то ни было и когда угодно, с любой частотой. Если требовалось, то хоть каждый день.

По мере продвижения фронта, сначала на восток, а потом обратно на запад, частота плавала, но если брать «среднюю температуру по больнице», статистика не менялась. Медсанбат сворачивался и разворачивался в среднем раз в две недели.

Госпиталь это совсем другая махина. Располагается он дальше от фронта, переезжает реже, и ему требуются условия, которые трудно обеспечить в поле, в палатках. Поэтому при любой возможности госпитали размещались в стационарных зданиях, желательно с коммуникациями. Особенно важен был водопровод.

В городке Мариамполь медслужбе повезло. Не пришлось искать подходящее здание и приспосабливать его под госпиталь. Медицинское заведение такого профиля существовало здесь давно. Немецкое.

Кроме настоящих операционных, больших палат и приличной столовой, госпиталь получил и часть немецкого оборудования. Бывшие хозяева успели вывезти не всё. А ещё тут имелось отдельно стоящее здание, куда переводили выздоравливающих. В нем же отлеживались те, кому изначально не требовалась хирургическая помощь. Например, контуженные.

Подполковнику Стасенко не требовалась вообще никакая помощь, кроме психологической. Дважды он побывал в кромешном аду, но оба раза ему невероятно повезло. Стасенко отделался ушибами, звоном в ушах и головокружением.

В штабе ему, конечно, не поверили и всё-таки отрядили к докторам на осмотр. И подполковник честно прибыл в медсанбат, но оттуда его отправили в госпиталь, поскольку невропатолог имелся на данный момент только там. А вот, когда Стасенко увидел, какие курортные условия созданы в терапевтическом отделении госпиталя, у него тут же созрела мысль не хорохориться, полежать в госпитале сколько там положено после легкой контузии.

Врач-невропатолог, не найдя особых проблем у пациента, но приняв во внимание его историю, которую частично подтвердили прибывшие с подполковником бойцы, прописал ему «глюкозную неделю». То есть, покой, несколько капельниц, усиленное питание, прогулки, сон.

Подполковника Стасенко перспектива маленького отпуска вполне устроила. Он обосновался на койке в углу офицерской палаты и начал с вдохновением наслаждаться прописанными процедурами. После ужина и капельницы Стасенко отрубился и проспал не меняя позы часов шесть. Спал бы так и дальше, но побудку сыграла лишняя жидкость в организме…