Секс и ветер

– А ты кто? – капитан ощупывал себя, видимо в поисках удостоверения или пистолета.

– Я-то? – Дима задумался. – Медиум, наверное.

– Хто? – капитан задребезжал кашляющим смехом.

– Сейчас узнаешь, - Дима тормознул у одиноко стоящего сарая, сбитого на скорую руку из чего только можно было найти в окрестностях.

Услышав скрип тормозов, из хибары потянулись наружу ее обитатели.

– Кого привез, Димон? – крикнул усталого вида, небритый верзила, сидящий на колченогой табуретке у входа.

– Капитана, - Дима вылез из машины, хлопнув дверью.

– Дальнего плаванья, что ли? – сострил мужик в мятом костюме без галстука – бывший Димкин начальник.

– Гаишник? – выдохнул Длинный, покручивая на пальце ключи с брелком «Mercedes». – Ну, милости прошу к нашему шалашу. Думаю, у членов нашего общества есть много вопросов к представителю данной профессии?

Капитан, хмуро оглядев присутствующих, повернулся к Диме.

– Что здесь происходит? – строго спросил он.

– А палочка полосатая где твоя? – цыкнул зубом небритый. – Забыл? Жаль, было бы чем защищаться.

– И часто вам снится один и тот же сон? – психоаналитик был похож на доктора Айболита из старого мультика.

– Вы знаете, доктор, - Дима уютно полулежал в кресле. – Это какая-то мистика. Но сегодня, когда я ехал к вам, меня остановил на том же самом месте лейтенант ГИБДД Петренко. Дежавю? Я спросил его про капитана. Он странно посмотрел на меня и буркнул, что тот уже неделю не выходит на службу и не отвечает на звонки.

– Почему он об этом говорил с вами? – заинтересовался доктор.

– Не знаю, - Дима зевнул. – Но, думаю, что-то его заставило.

Доктор опасливо покосился на Диму из-под очков.

– Скажите, Дмитрий Моисеевич, а в том сарайчике… ну, который в вашем сне, есть какие-нибудь удобства?

НОВОЕ ЗАВЕЩАНИЕ

– Я косу пока в угол поставлю? – его иссиня-бледное лицо было всё изрыто оспинами.

– Господи, помоги мне, страшный какой, - подумал я вслух, пододвигая ему налитый до половины стакан. – Капюшон сними, не в трамвае.

– Да, ладно, - он ощерился, жадно схватив стакан тонкими пальцами. – Охота тебе в такой вечер.

– Это какой-такой вечер? – я поставил свой стакан на стол и привстал, пытаясь прихватить его за грудки. – Тебя, ваще, кто сюда звал?

– Ты, - невнятно пробурчал он набитым колбасой, хлебом и помидором ртом. – Вчера еще.

– Так чего ж ты вчера не пришел, если я тебя звал, - я пьяно попытался сосредоточиться. – И кто ты такой?

– Я за тобой, дружок, - он по-хозяйски плеснул себе водки. – Ты вчера завещание писал?

Я кивнул.

– Ну вот, - он крякнул, выпив. – Я и пришел. «Я хочу умереть. Пусть сегодня, а может быть завтра» - твои стихи?

– М-мои, - я закрыл рот ладонью, пытаясь бороться с подступившей внезапно тошнотой.

– Твое желание будет испо-о-олнено-о-о, - «козой», составленной из длинных пальцев, он попытался забодать меня.

– Но, это вчера было такое настроение, - всхлипнул я.

Он, молча, развел руки в стороны, укоризненно скривив лицо.

В прихожей затренькал звонок.

– Кого-то ждете? – спросил он голосом Жеглова, наливая себе очередную порцию.

– Н-нет, - я осторожно встал, пытаясь протиснуться между стеной и батареей.

– Сидеть! – рявкнул он. – Я сам открою.

Входная дверь скрипнула обычным скрипом. В коридоре послышались какие-то смешки, шлепки и голоса. Наконец, в кухню вошел здоровенный детина с красными от мороза щеками. Сразу стало как-то тесно.

– Вызывал? – не спросясь, он присел на затрещавшую от обиды табуретку.

– Я? – перестав понимать что-либо, я дрожащей рукой нацедил себе пару капель в стакан, в надежде заставить работать мозг. – Вас?

– Не нас, - улыбнулся дружелюбно детина, обернувшись на торчащего в двери худого. – А меня.

– Вас? – тупо повторил я. – Т-тебя?

– Меня, - подтвердил тот. – «Господи, помоги мне…» - твои слова?

– Мои, наверное, - я попытался, не глядя, нащупать очки, не отрывая взгляд от физиономии детины. Хотя, чем могли бы помочь очки в такой обстановке?

– Ну вот, меня и прислали, - довольно оглянулся он на стоящего сзади.

Тот встрепенулся и сел на свое место.

– Не имеешь права, - он вылил остатки в свой стакан. – У тебя еще водка есть?

Я показал пальцем на урчащий холодильник.

– Много не будет? – детина, не мигая, смотрел на худого. – Ты, все-таки, на работе.

– А он у меня последний сегодня, - худой аккуратно, не пролив ни капли, выпил и медленно поставил стакан в пепельницу, полную окурков. – А завтра не моя смена.

– Я не хочу умирать! – гордо вскинулся я.

Оба повернули ко мне головы.

– Поздно, - худой первым открыл рот. – Вчера хотел умереть? Хотел. Стихи об этом написал? Написал.

Я хочу умереть. Пусть сегодня, а может быть завтра.

Будет смерть очень легкой и лучше внезапной.

Хорошо б, это было во сне, чтоб уснуть – не проснуться.

И уже в эту грязь никогда не вернуться.

А с утра, словно ветер подул, солнце скрылось за тучи.

Нет любви, я уйду. Может там, за стеной БУДЕТ ЛУЧШЕ?

Да еще назвал-то как пафосно – «Завещание». А чего ж не «Реквием»? Слабо? Да-а, не Моцарт, а жаль.

Он встал, шатаясь, и руками по стене побрел к холодильнику.

– Что делать? – жалобно проблеял я.

– Пиши новое, - детина придвинул табуретку поближе. – Завещание новое, дубина.

– А-а, понял, - я наконец-то нашел очки, нацепил их на нос и начал сочинять вслух. – Не хочу умирать. Ни сегодня, ни щас, ни внезапно. Ну как?

Детина только махнул рукой, глядя себе за спину.

– Очень хочется жить, вновь увидеть рассветы, закаты, - меня несло, невзирая на неточности в рифмах. В голове мелькнуло что-то насчет «белого стиха». – Хорошо б поутру на рыбалку поехать с друзьями. А потом, в выходной, наконец-то приехать к маме.