Секс-незнакомец по соседству

Мне бы плакать по похеренным пяти годам семейной жизни, а я тихо плачу по Камилю.

По тому, что после моего поступка он вряд ли еще раз позвонит, напишет, придет. Да и куда он придет? Он ведь не знает, где я буду жить.

Если честно, я теперь и сама не знаю.

Хотела у мамы, и она вроде даже против не была, но после ее отповеди я вряд ли смогу с ней о чем-то еще разговаривать. Сестра отпадает. Ей и самой негде жить. Можно пожить дома, если можно так назвать квартиру Антона. И при разводе мы ее, конечно, разменяем.

Странно даже, но сейчас я понимаю, что никогда не чувствовала себя там так, как у Софы. Или у Камиля. До сих пор помню, как он говорил о совместной квартире. Наверное, уже тогда понимала, что вряд ли смогу на это пойти.

Жить в сказке.

Это для детей сказки хорошо кончаются, а взрослые сказки заканчиваются ампутированными конечностями и русалками, ставшими морской пеной. Камиль — он… Потрясающий. Но мама права в одном. Рано или поздно ему надоест. Оставит он нас с Тихоном или будет тянуть лямку, думая, что чем-то мне обязан. Не хочу так…

И лучше сорвать это пластырь сейчас, чем потом ампутировать всю ногу.

Антон не гонщик, так что приезжаем мы в город, когда уже стемнело. Привозит он нас в квартиру, откуда я сбежала, почти не забрав вещей. Может быть, и хорошо, что я сюда вернулась. Я вряд ли смогу отпустить прошлое, как следует с ним не попрощавшись.

Дома как обычно Галина Леонидовна. Она здесь не живет, но часто обитает.

На меня она почти не смотрит. Зато прижимает Тихона к себе и несет в его комнату, укладывая спать.

Три месяца, а кажется, что в этой квартире я всегда была чужой. Ремонт, помню, хотела сделать по своему вкусу, ярко чтобы, но не вычурно. Но мать Антона посчитала, что она авторитетнее в этом вопросе, и я не стала спорить.

Вообще не спорила ни с ней, ни с ним. Только однажды, насчет беременности. Да и то быстро угомонилась. Только имя сыну выбрала сама. Имя Филипп, которое так настойчиво советовала свекровь, я сразу отмела, как пыль с полок.

— Ну и долго ты будешь там стоять? — стоит в конце коридора Антон, и я снимаю шлепки. Прохожу по коридору сразу в кухню, почти не заглядывая в комнаты, где обстановка меня всегда удручала. Может, это, конечно, потому что меня почти не выпускали, все время напоминая, что я мать....

На столе стоят чашки с чаем и тарелка круассанов. В чем в чем, а в кулинарных талантах матери Антона не откажешь. Это тоже порой тоже являлось частью упреков и причиной моего лишнего веса.

— Будем молчать? — спрашивает она строго, а я пожимаю плечами. Мне неинтересно с ними разговаривать. – Ну и где ты держала моего внука? В подвале?

— На природе, Галина Леонидовна. Там, куда вы бы в силу характера никогда бы не поехали.

— То есть ты оставила его с чужими людьми, там, где он мог погибнуть от клещевого энцефалита, утонуть, получить ожог на солнце или потеряться в лесу.

— Все это он мог и здесь

— Не дерзи мне! Что, думаешь, хахаля себе нашла, наглая стала?! Забыла, что мы для тебя сделали?

Ах да…

— Антон, как дела на работе? Как твое повышение? — спрашиваю ядовито. Я совершенно не знаю, что у него творится, но, судя по бегающим глазкам, наступил пиздец.

— Отложилось. У начальника дела появились.

— Найти тебе замену? Согласна, это важное дело.

— Что ты такое говоришь?! Мой сыночек гений! Он был лучшим на курсе.

— Неправда, — смеюсь. — Антоша вам не рассказал, что все его проекты имеют авторство жены.

Склоняю голову в приветствии.

— Ты лжешь, сука! – поднимается Антон, но я вскакиваю, толкнув и разбив чашку любимого сервиза. Да, очень символично, учитывая, что они с Антоном ровесники.

— Не ругайтесь, спит Тихон! — напоминаю я.

— Ах, тебя дрянь такую, стал волновать сын, пока ты три месяца играла Золушку.

— Мам...

— Молчи, Антон! Ты не мог приструнить жену, это сделаю я. Она достаточно выпила нашей крови. И чуть не угробила моего единственного внука. Поэтому…

— Очень интересно...

— Рот закрой! Ты забираешь заявление о разводе! И делаешь так, чтобы моего мальчика вернули на работу. Без него у тебя бы ничего не было!

— Или было бы больше, — замечаю я, и усмехаюсь. — Тихон был рад видеть папу, а я хотела увидеть вас. Наверное, мне было нужно подтверждение, что, отказавшись от этого, я не совершила ошибку. И не совершу ее, лишив вас возможности видеться с Тихоном. Ему не нужны такие люди рядом.

— Ты не посмеешь!

— Я мать. Вам ли не знать, что любой суд будет на моей стороне.

— Вот в суде и узнаем, какая ты хорошая мать. Трахающаяся на балконе, ходящая по кабакам и дерущаяся там со шлюхами, а еще наркоманка, шатающаяся по притонам.

Я прямо ощущаю стыд Антона. Значит, действительно нанял частного детектива. Прекрасно. А еще голова начинает болеть, нещадно. Хочется щелкнуть пальцами и не видеть этого озлобленного лица. Долго же она пряталась под маской злой мачехи.

— А еще у тебя нет работы! — напоминает о себе Антон. — Твой отель сгорел, так что не думай, что после всего, что ты натворила, я позволю сыну жить с такой матерью.

— Точно. Пусть живет с вами и растет задротом, как ты?.

— А лучше, если он будет видеть, как ты меняешь мужиков? Или думаешь, этот разукрашенный будет тебя терпеть?

— Это тебя уже не касается!

— Забери заявление!

— Черта с два! Я лучше по миру пойду, чем хоть минуту останусь в этом доме!

— Вот и убирайся, тварь, а Тихон останется.

— Попробуй меня остановить, — показываю средний палец, чего бы никогда не сделала, будь не в взводе.

Она хочет замахнуться, но вдруг слышится:

— Мама! Мама!

Тихон подбегает ко мне и утыкается в колени.

— Мам, а где Камиль? Он сильно на меня обиделся?

— Он…

— Мам, а давай уедем? Мне здесь не нравится, и бабушка кричит, и папа про тебя плохие слова говорил.

Я поднимаю глаза на Антона и сажусь рядом с малышом.

— Точно? А папа?

— Нет, давай сейчас. Я хочу уехать сейчас.

В другое время я бы подавила эту истерику, но она мне на руку, и я просто подхватываю сына.

— А ну оставь его...