Секс с чужаками

— Я бы хотел, чтобы каждый сделал сексуально-шовинистическое утверждение, которое сам считает правдой.

Тейлор, уже несколько пьяный, заявил:

— У мужчин половые члены больше, чем у женщин.

Джейн добавила:

— Как правило.

Все засмеялись. Робби Шеппард, про которого считали, что он спит со своими студентками, сказал:

— Я вчера читал одну вещь. В Южной Америке был такой вид ящериц, который сейчас вымер. С ним было вот что: появился другой вид ящериц, который умел исполнять их брачные ритуалы лучше, чем настоящие самки. Все самцы трахали этих поддельных самок. Хромосомы, конечно, не совпадали, так что ящерят никаких не было. Весь вид задрал лапки кверху.

— Это было на самом деле?

— Я читал в «Уикли уорлд ньюс», — ответил Робби. — Наверно, было. Меня больше интересует — что из этого следует?

— Это просто, — сказала Джейн. — Когда речь идет о сексе, мужчины сами своей пользы не понимают.

— А я думаю, мужчины и женщины — это разные виды, — сказал Тони.

— Это слишком просто, — возразил Робби. — На самом деле у них противоречащие друг другу программы. Когда мы жили в пещерах, у нас были побуждения, предназначенные, чтобы произвести наибольшее число детишек от наиболее широкого спектра партнеров. Проблема в том, что побуждения эти остались, а пользы от них уже больше нет. Вот что произошло с этими бедными ящерицами.

— Ну, Энн, давай, — сказал Тони. — Теперь твоя очередь. Только посерьезней.

— Не знаю, — сказала я. — Пожалуй, я подпишусь под старым мнением, что женщины более эмоциональны.

— В чем эмоциональны? — сказал Тони. — Уточни.

— Верно, — подхватил Робби. — Поточнее и покороче. От этого на пятьдесят процентов зависит твоя оценка.

Я посмотрела на Ричарда. Он выглядел скорее рассеянным, нежели увлеченным соревнованием.

— Ну, мужчины всегда интересуются точностью, умеют измерять всякие вещи, — кое-кто засмеялся и я покраснела. — Ну, вы понимаете. Не хотят, к примеру, сказать «Я буду любить тебя вечно». Они предпочитают говорить: «В данный момент разумно предположить, что наши отношения продлятся по меньшей мере еще шесть месяцев». А я бы скорей оценила преувеличение. Чтобы он сказал — «вечно».

Тони кивнул.

— Неплохо. Рич?

— Значит, хотите, чтобы я высказался? Ладно. Это то же самое, что здесь пытался сказать Робби, только без лапши. Мужчины хотят женщин, а женщины хотят детишек.

Все примолкли; это мне точно не показалось. Первое, о чем я подумала, была Эмили. Что имел в виду Ричард? Что она ему не нужна? Что он ее никогда и не хотел? Я слыхала, иногда люди так себя чувствуют, когда в них стреляют. Никакой боли, только ощущение шока и потери, и понимание, что боль придет.

— Кстати насчет детишек, — сказала я среди общего молчания. — Мне надо позвонить домой. Прошу прощения. — Я вышла из комнаты и нашла телефон, сильнее всего желая оказаться подальше от Ричарда.

Вместо телефона я нашла ванную. Я умылась, заново накрасила губы и побрела вниз по лестнице. Там на меня наткнулась Салли и приподняла бровь.

— Ну?

— Что ну?

— Я полагала, ты пришла, чтобы посмотреть на нее.

— На кого?

— На Лили. Эту загадочную женщину. Все мужчины на факультете в нее влюблены. Разве ты не слышала?

— А она здесь?

Салли оглядела комнату. Большинство присутствующих женщин были мне знакомы.

— Сейчас я ее не вижу. Но минуту назад была здесь.

— И как она выглядит?

— Ну, маленькая, смуглая… привлекательная, наверно. Для тех, кому нравятся подведенные глаза и волосы под мышками.

— Как она одета?

— Кажется, я слышу в твоем голосе не просто праздное любопытство? В блузку, в красную блузку. И синие джинсы. В обтяжку.

— Извини, — сказала я, углядев наконец телефон. — Я должна позвонить домой.

Няня ответила со второго звонка. Эмили спала. Проблем не было. Я сказала: «Ладно, хорошо». Мне хотелось быть дома, с Эмили, мазать ее по животу малиной и чувствовать ее пальчики в своих волосах. Молчание слишком затянулось. Я сказала няне спасибо и повесила трубку.

Я была не в силах подняться наверх. Все равно сейчас там уже форменный мальчишник. Сплошные сальные шуточки и все прокурено. Стеклянная дверь выходила на задний двор. Я шагнула в темноту, вдохнув летний запах скошенной травы и продымленной коптильни.

Там Ричард меня и нашел, когда гости начали расходиться. Я сидела в шезлонге и смотрела на небо Далласа, в котором все лето напролет стоит красное сияние. Что-то связанное с городскими огнями и загрязнением воздуха.

— Чудесное представление, — сказал Ричард. — Просто так взяла вот и смылась, пусть все это треклятое сборище знает, что наш брак дал трещину.

— А он дал?

— Чего?

— Трещину. Наш брак. Мы расходимся?

— Черт, я не знаю. И уж конечно сейчас не время задавать такие вопросы. О, нет, только не начинай. Ну вот как мы будем уходить, когда ты так ревешь?

— Обойдем вокруг дома. Тейлор все равно слишком пьян, чтобы запомнить, попрощались мы или нет. Отвечай на мой вопрос.

— Я же сказал, что не знаю.

— Может, нам стоит это выяснить.

— Это еще что должно значить?

— Давай сделаем, как поступают все люди в таких случаях. Поговорим с консультантом или что-нибудь в этом роде.

— Ладно.

— Ладно? И это все? Просто «ладно»?

— Ты же на этом настаиваешь, не я.

— Замечательно, — сказала я, почувствовав вдруг головокружение, словно оказалась на краю обрыва. Неужели я правда делаю что-то необратимое? Только Эмили меня удерживала.

Потом я снова посмотрела на Ричарда и подумала: неужели я действительно хочу, чтобы этот человек был ее отцом?

— Замечательно, — повторила я. — Давай уедем отсюда.

Моя лучшая подруга Дарла разводилась два раза. Она мне посоветовала миссис Мак-Набб.

— О боже, — сказала я. — Это же будет так дорого. А она в самом деле поможет?

— Какое тебе дело до помощи? — ответила Дарла. — Это шаг номер один в том, чтобы избавиться от дрожи в коленках. Дальше пойдет легче, поверь мне. Разводиться во второй раз мне было не труднее, чем — ну скажем, шесть месяцев провести в гипсе.