Секториум

— Його! — я села, огляделась по сторонам.

Станции уже не было видно. Звезды утратили космическую яркость. Все вокруг растворялось в утреннем свете.

— Проснулась? — ответил передатчик мне в ухо.

— Ты где?

— На Флио, — ответил Його.

Я снова легла на стекло. С такой высоты еще видно деталей ландшафта, но на Земле уже бы показались плеши больших городов, уже бы бликовали небоскребы Манхэттена и тянулись шлейфы лесных пожаров. Флио была чиста. Даже туманные пробки каньонов выглядели белее ледников. По сравнению с Землей, планета сияла здоровьем, словно игрушка на новогодней елке. Присутствие на ней землянина казалось неуместной пошлостью, похоже, всем, кроме странного Птицелова.

«Колокол» целился в подножие горы, возглавляющей хребет. На пологой вершине скалы меня встречали трое флионеров. Ни тропинки, ни лестницы, ни крыши жилища рядом с ними не было. Высота над пропастью была сумасшедшей, стены — почти отвесными. Ландшафт вокруг напоминал испытательный полигон: острый, всклокоченный, непроходимый даже на вездеходе. Флио больше не выглядела сказкой. Макушка скалы казалась едва ли не самым безопасным местом посадки. Я решила на всякий случай не покидать летательный аппарат, но «колокол» опустил меня на камень и взмыл вверх.

Встречающих оказалось двое: Птицелов и личность похожая на него, с таким же мускулистым торсом и с иронической улыбкой на лице. Вероятно, он был родственником Його, а улыбался, безусловно, мне. Предмет же, который я с высоты приняла за третьего флионера, скорее всего, относился к местной флоре, растущей на голых камнях.

— Мой младший сын, Ясо, — представил Птицелов своего родственника, который, не переставая иронично улыбаться, подал мне руку.

Он сделал это неуверенно, видимо, по совету отца. Я также неуверенно поздоровалась и стала осматриваться, в надежде обнаружить устройство, которое избавило бы меня от необходимости прыгать вниз с высоты. Ясо рассматривал меня исключительно скрупулезно. Такие сюрпризы природы не часто падали с неба. У меня, по всей видимости, был ненормально бледный цвет кожи, необычно темные глаза и нос, недостаточно размазанный по физиономии. А главное — волосы, для флионера факт вопиющей дикости. Не говоря уже о прическе. В нашей школе это называлось «взрывом на макаронной фабрике», но о расческе мне пришлось забыть так же, как о еде и о многих других привычных вещах. На Флио меня выбросили, в чем мама родила, и это было главным условием карантина.

— Готова? — спросил Його.

— К чему? — испугалась я, чем еще больше умилила Птицелова-младшего.

— Ты хотела кататься на флионах, — напомнил папаша.

— Да, но пока не вижу флиона.

Он указал на грибовидный объект, принятый мною за растение, и подождал реакции. Напрасно. Я не знала, как реагировать на предмет. Лично во мне он мог возбудить только гастрономические фантазии.

С момента приземления прошла минута. За минуту «гриб» поднялся на голову, раздулся в боках. Чем дальше, тем быстрее разрасталась эта странная субстанция. Птицеловы подошли к ней, и я подошла. «Гриб» вел себя как живой: дергался, раздувался куполом над нашими головами, обнажал розовую мякоть внутренностей. Он стал похож на большую медузу, которая разбухала, хлопала «зонтиком» и подскакивала, отрываясь от камня.

Купол вознесся на пятиметровую высоту, закрыл собой большую часть неба, и Його подтолкнул меня на подножку. Я вцепилась пальцами в жилки ствола и зажмурилась. Одним толчком мы взмыли над пропастью. Еще один взмах, и я потеряла из вида стартовую площадку. В этом летучем устройстве не было предусмотрено ремня безопасности, но взгляд Птицелова внушал спокойствие. Чем выше мы поднимались, тем меньше взмахов требовалось на удержание высоты, тем более упругими становились ствол и подножка, похожие на мускулистую плоть. Как оно летит, я не понимала, только с ужасом глядела по сторонам. Над нашими головами выступал упругий воротник, отводящий воздушные потоки, под нами волочилась длинная медузья «борода», с помощью которой регулировалось направление полета. Успокоившись, я заметила несколько свободных жил, намотанных на руку Ясо, и стала соображать, что рывок вниз провоцирует взмах купола.

— Машина-флиоплан, — произнес Птицелов, не спуская с меня острого глаза.

Мы поднялись над горным хребтом, дали крен и захлопали «зонтом» в направлении восходящего светила, похожего на Солнце. Закрыв глаза, можно было почувствовать себя на Земле, если бы ни одно обстоятельство: на Земле я ни разу не летала над горами верхом на медузе.

Глава 20. ГНЕЗДО ФЛИОНА

Башня уходила корнями в расщелину, крыша возвышалась над скалой, словно маяк. Издалека башню можно было принять за высокий пень, но деревья на камнях не растут. Просто семя колючей лозы ветром занесло в ущелье, прибило дождями к почве. Ствол, обвивая скалы, потянулся к свету, поднялся над горой, а флионеры уложили его витками спирали. Старые колючки впились гвоздями в мякоть свежей поросли, боковые побеги сплелись, образуя ступенчатые этажи. Наверху был связан пучок толстой косицей для гамака, но косица была еще короткая, потому фривольно росла, болтаясь на ветру.

Только в таких гнездах можно было спать на Флио по ночам. Його бросил плащ на сетку верхнего яруса и оставил меня одну под звездами высоко в горах, в холоде и родном аромате микстуры. Здесь было страшно. Казалось, все северные ветра пролетали сквозь земли клана, стараясь раскачать плетеную конструкцию. Она скрипела, как старая корзина, я глубже зарывалась в складки плаща и мечтала о том, чтобы до утра меня не сдуло отсюда в пропасть. Если б можно было уйти, я пошла бы отсюда на край света, но ветер не давал мне высунуться из гнезда. На Флио не было принято гулять по ночам. Лучше было затаиться в укромном месте и подумать, чем был хорош уходящий день и чем лучше будет день завтрашний.

Сначала я боялась умереть, потом боялась улететь, со временем меня посетила более оригинальная идея: что если на крышу сядет флион? Мне же не выбраться отсюда, пока его не сгонят. А главное, как бы этой ночью ему не пришло в голову снести яйцо. Оно устремится вниз по плетенке, тогда уж мне точно несдобровать. А если к рассвету вылупится птенец, боюсь, я послужу ему калорийной пищей.

Впрочем, я не представляла, как выглядят настоящие флионы, даже не была уверена в том, что они существуют. Птицелов сказал: всему свое время. То ли я еще не созрела, для того чтобы увидеть чудо, то ли чуда еще не построили. В этом случае мои шансы выбраться наружу возрастали, но к середине ночи они стали опять стремительно таять. Над Флио-Мегаполисом всходил Агломерат — рыжий шар с бурыми разводами, похожими на лунные кратеры. Он казался таким близким, словно летательный аппарат завис над недостроенной крышей гнезда. Привидения так и заплясали вокруг. Башня, заскрипела, словно собралась разорвать плетеную спираль стены. Скалы зашевелились, камни посыпались вниз. Твердь планетарной коры словно вздулась под гнездом и собралась стряхнуть с себя все, что наросло на камень. Настал момент, когда целая кладка яиц флиона, скатившихся мне на голову, показались бы детской забавой по сравнению с каменными челюстями, готовыми прожевать меня вместе с коркой гнезда.

Башня выстояла. Даже не съехала с места. Только каменная пыль на площадке у жилища напоминала о том, что мне довелось пережить ночью. Ясо ходил по краю пропасти, подбирал мелкие камушки, швырял их вниз и прислушивался. Заметив меня, он быстро нацепил на ухо «переводчик». С точно таким же прибором я мучалась ночью, натирая мозоль в ухе. Мне в голову не пришло, что его можно снять и спрятать в карман.

— Сегодня опять летаешь со мной, — сообщил Ясо, подбрасывая на ладони осколок сегодняшнего неботрясения.

— А на чем? — спросила я. Вблизи гнезда не наблюдалось даже сжатого флиоплана.

— А без ничего, — передразнил Ясо и кинул камень в пропасть.

Его язык звучал смешно, его действия выглядели нелепо, его пребывание возле меня провоцировало вопросы, которые мне неприлично было задать. Но его отец захотел, чтобы мы узнали друг друга ближе, и у меня не было причин возражать.

— Мы полетим когда-нибудь на флионе? — спросила я в лоб.

Мой товарищ ничего не ответил. Камешки под ногами его занимали больше.

— Ты наверно не умеешь им управлять? — предположила я.

Ни слова не говоря, он встал над пропастью, прислушался к гулу, доносящемуся из нее, и прыгнул вниз. Я не успела среагировать. Только сделала шаг, как у меня подкосились ноги. К тому моменту, как мне удалось достичь на четвереньках края обрыва, детеныш Птицелова уже вынырнул из бездны в воздушном потоке на растопыренных перепонках рукавов и штанин.

— Ты так умеешь? — прокричал он, спланировал на площадку, словно соскользнул с волны, и кубарем пролетел мимо меня.