Секториум

— Потому что все время падаю.

— Чтобы упасть, надо сначала подняться.

Волосы продолжали торчать во все стороны, как наглядное доказательство моей несостоятельности овладеть машиной. Я хотела пригладить их, но получила разряд в глаз. Ясо был спокоен, он обстоятельно паковал агрегат в футляр. Еще один экзамен флиопилотажа мною был успешно провален.

— Поищи, пожалуйста, что-нибудь, способное летать на Земле, — попросила я.

— Трудно выполнить эту просьбу.

— Попробуй.

— Очень трудно выполнить. Ты не знаешь ветра, не умеешь работать магнитом, не держишь равновесие, дуреешь от высоты и не тянешь жилу. А главное, не любишь учиться.

— Люблю!

— Нет, я понял твою суть. Ты хочешь всегда багажировать.

Однажды Ясо принес дельтаплан. Он был мелкий, тяжелый, размах крыла варьировался рычагом над местом пилота. Все сидение — два жестких стаканчика для колен. Флионеры не пристегивались, не одевали шлема, но это был дельтаплан. Он взлетал с равнины без разгона, уловив подходящий порыв, развивал хорошую скорость в падении. На нем можно было сделать мертвую петлю. Кожаные крылья напоминали перепонки летучей мыши. Я не рискнула.

— Ты не поверишь, но на Земле есть точно такие, — сказала я. — Мне бы что-нибудь особенное, необычное…

С тех пор ежедневно в любую погоду, без праздников и выходных, мы выходили на поиски, и за день успевали замучить, в среднем, по два флиона. Среди них не было ничего принципиально нового, тем более, пригодного для использования в инопланетных условиях. Ясо показал мне ботаническую коллекцию, которую его предки собирали по Вселенной; учились выращивать аналоги на Флио, и сами учились у «аналогов» приемам воздухоплавания. Мы тоже учились. Испытывали аэродинамику «летучего мака» — зеленого волдыря, напоминающего формой маковую «коробочку». В условиях родной среды, стенки семенной коробки начинали сокращаться от тектонических подвижек. Его семена могли прорасти только в глубоком грунте. Поэтому растение не упускало возможность, когда по соседству возникали трещины планетарной коры. Если сильно топнуть ногой рядом с грядкой, его семена разлетались фонтаном на десятки метров вокруг.

Мы осматривали лиану с семенами, имеющими форму универсального крыла. Я узнала, что спородинамика, наука о способах полета семян, является для флионеров азбукой. От внешней формы до внутренней мотивации, она подлежит доскональному изучению начинающих пилотов. Я видела нору гриба-флиона, растения, питающегося грунтовыми микроэлементами. Двигаясь в почве, оно оставляло за собою норы, в норах скапливался газ из отходов жизнедеятельности организма. Этот газ, при нужной концентрации обладал способностью выстрелить гриб из норы и сбить с ног взрослого флионера. Мы назвали его миной-флионом.

Мы трогали паруса из плесени, вырастающей на камнях, которые, надуваясь, взлетали как дирижабли. Некоторые из них могли таскать пудовые валуны. Другие отрывались, уходили высоко в атмосферу и там лопались с грохотом, опадали лохмотьями на грунт. Но дирижабли люди научились делать сами, не имея природного аналога. Чем ближе я знакомилась с разнообразием местного флиопарка, тем больше уважала человечество, тем сильнее скучала по дому. Теперь я понимала инопланетян, которые, не раздумывая, расстались с комфортом, чтобы иметь возможность с близкого расстояния наблюдать нас. Наверно, им рассказали, до чего додумались земляне на пути к техническому прогрессу. Наверно, инопланетяне не поверили. Наверно, они решили, что это сказки, как когда-то сказкой считали флион, но мы ни в чем не отстали от фронов.

Когда Ясо подлетел ко мне на флионе, похожем на растрепанное мочало, я вспомнила ковер-самолет. И по тому, как независимо мочало вело себя в воздухе, и по тому, как не желало садиться на скалу, где я коротала время в ожиданиях.

— Никогда не догадаешься, почему он летит! — заявил Ясо.

Ломать голову не имело смысла. Понятно, что физическое объяснение феномена есть, иначе не стоит верить глазам.

— Можно ли эту штуку выровнять в гладкий ковер? — спросила я в ответ. — Чтобы летать на нем лежа и управлять голосом.

— Можно, — неожиданно ответил Ясо, и мое сердце, снова затрепетало от предвкушения. — Только лежа неудобно, все время будешь переворачиваться и падать.

— А на Земле?

— Ага! Я знаю флион, который точно полетит на Земле.

— Уверен?

— Конечно. Он летит даже в космосе.

— Не может быть.

— Для тебя — не может, — согласился он. — Тот флион отец брать запретил.

— Мы не будем брать. Только посмотрим.

— Посмотрим? — Ясо немного поразмыслил. — Посмотрим, если угадаешь, как летит алгоплан, — он указал на серую массу, придавленную ногой к камню.

— Он летит на передозировке алгония в тканях, — сказала я. — Этот материал не подвержен гравитации. Вот он и летит.

Ясо уставился на меня, как на невиданную доселе аэродинамическую конструкцию.

— Отец говорил тебе про алгоний?

— У нас на Земле с древних времен летают на коврах-самолетах.

— Ну, да?

— Честное слово! Спроси у отца, если не веришь. Могу тебе книжку прислать. Там алгопланы на любой фасон… с выкройкой. Между прочим, земляне на них летают лежа и не падают.

Черной ночью небо над Флио-Мегаполисом озарил огненный шар Агломерата. Я увидела явление, известное в астрономии как частичное затмение, когда небесное тело появляется на фоне более крупного тела. Мне показалось, что это орбитальная станция так снизилась, что оставила круглую тень на спутнике планеты. Но у «станции» неожиданно выросли уши, а затем массивные плечи наехали на оранжевое пятно.

— Иди за мной осторожно, — услышала я над собой голос Ясо. Его рука потянулась ко мне и пристегнула к поясу фал с карабином. — Если упадешь в пропасть, не кричи, — предупредил он, и его тень удалилась с диска Агломерата.

Веревка натянулась, гнездо заскрипело, скала закачалась. Я выбралась из укрытия, соскользнула с края пропасти, повисла на поясе и вспомнила про обет тишины. Интуиция подсказывала, что лучше не двигаться, не просить о помощи, не напоминать о себе. Было бы совсем хорошо, если б Ясо догадался пристегнуть меня к своей спине, как рюкзак, но флионер все делал правильно: он замерял глубины свежих расщелин моим телом, раскачивающимся на длинной веревке, и таким образом прокладывал оптимальный маршрут. Ветер залег на дне ущелья, сверху сыпалась каменная крошка, вокруг были отвесные стены, я вспоминала молитву.

Ясо отстегнул меня от карабина на уступе. Скала гудела под ногами, кровь стыла в жилах, пленки тумана закрывали поляну, вползали в расщелины, скалы торчали из белого океана, которому не было видно конца.

— Начинается землетрясение, — сказал Ясо. — Нас не увидят, если быстро туда и обратно.

«Стакан» поднялся над облаком, в котором утопали вершины гор. Мы отправились на юг и почти достигли границы земель клана, когда краешек солнца приподнялся над восточным горизонтом.

Каньон я узнала издалека. Этот гигантский разлом в планетарной коре, ярко рыжего цвета, был виден с орбиты. Вблизи он представлял собой пропасть, края которой расходились на десятки километров, а дно не просматривалось из-за постоянных сумерек на глубине. Мы снова погрузились в ночь. Колокол снижался в каньон, а я представляла себе, как волна землетрясения докатится сюда от северных широт и захлопнет нас, как мух в саквояже. Внизу блестела вода и когда, наконец, мы достигли глинистого берега, «стакан» соскользнул, опрокинулся, и Ясо пришлось вручную ставить его вертикально.