Секториум

Мозг не успевал обрабатывать информацию, словно телом завладели инстинкты, о существовании которых я раньше не знала. Я не знала, как ставить крыло относительно ветра, какую мышцу напрячь, чтобы развернуться корпусом, но, тем не менее, летела, чувствовала, как воздух волнами катится подо мной, шевелится в пальцах, словно на кончиках перьев. От внезапности ощущений со мной случился легкий обморок, а когда флион набрал высоту, лег на крылья и начал медленно планировать вниз на скалы, мой организм, как выразился бы Миша, впал в состояние глубочайшего оргазма, и уже не вышел из него до конца полета.

Флион то совершал пике, то набирал высоту, парил в воздушных «вулканах» и делал крутые виражи, а я думала об одном: если это больше не повторится, я не вынесу «ломки», загнусь, как наркоман без дозы наркотика. Я брошусь с обрыва, лишь бы еще раз почувствовать то, о чем минуту назад не могла мечтать.

У границы земель клана мы встретили такую же крупную птицу. Сблизились так, что я зажмурилась от страха. Флионы ударились когтями, сцепились, закружились вниз, крыло вывернулось. Я почувствовала боль в плече, но чужая птица оттолкнулась и ушла на бреющем полете, когда до падения оставался миг. Не успели мы набрать высоту, птица снова устремилась к нам.

— Не надо! — хотела сказать я, но получился хрип.

Если бы мне хватило сил открыть рот, флион бы каркнул, но он лишь тряхнул головой перед противником, нырнул под него, сделал петлю и растопырил веером хвост. Мы застыли над зарослями кустарника, сверху похожими на мох, развернулись навстречу ветру. Чужак снова атаковал нас с высоты, но мы ушли. Наши крылья оказались крепче. Он преследовал нас до каньона, но маневрировать между скал побоялся и отступил.

К заходу солнца мы облетели земли клана и сели на поляну у темного озерца. С того момента мне стало все равно, что будет дальше. Останусь я на Флио или вернусь; что буду делать, как жить, и когда умру, и что со мной будет после смерти, мне было также глубоко безразлично. В ту минуту я с радостью готова была принять все, уготовленное судьбой. Його высадил меня на грунт, поднял птицу в вечернее небо, сделал прощальный вираж и скрылся.

Мне стало холодно, из одежды не осталось ничего кроме резинового чулка на голове. Я вошла в воду, чтобы укрыться от ветра, но тут же выскочила на берег. За мной плыла штуковина размером с чемодан. На ее спине сияли в ряд огоньки, усы вылезли на берег и потянулись к моей лодыжке. Оно было немного похоже на ската и немного на сома. Спинной плавник поднялся над водой. Я предпочла отсидеться в траве. Некоторое время мы наблюдали друг друга на расстоянии, но когда вернулся Птицелов, я завернулась в его плащ, а рыба опустилась на глубину.

— Он свободный флион, — объяснил Його. — Не входи в воду с ним, когда горят огни. Уколет током.

— От кого свободный?

— В нем работает мозг флионера.

— Такой же как у тебя?

— Такой, — подтвердил Його, но я не поверила.

— То есть, человек добровольно сделался рыбой?

— Флио теперь его дом, — услышала я в ответ, и меня снова бросило в дрожь. Не то от холода, не то от дерзкой догадки.

— А ты, чтобы адаптироваться на Флио, будешь вживлять свой мозг в птицу?

— Небо Флио должно стать мне домом. Много поколений пройдет до того…

— Його, может быть, я неправильно поняла… вы собираетесь стать цивилизацией зверья и птиц?

— Нет птиц, нет зверья, — ответил он. — Есть жизнь, есть гармония. Мы должны сохранить себя здесь: сгорит трава — выживет рыба, уйдет океан — останется зверь, уйдет все — кто-то должен остаться. Мы должны быть везде, чтобы жить.

— Ты думаешь, фауна Земли — тоже единая цивилизация?

— Когда я увидел тебя в Хартии, — признался Птицелов, — я подумал так и захотел узнать Землю ближе.

— Узнал? Может, расскажешь, откуда взялся череп без челюстей?

— Он контейнер для клона мозга, — ответил Його. — Здесь не о чем говорить. Такой человек не жил на Земле и не был человеком.

— Может быть, мы тоже «нисходящие» фроны, только старше вас? Ты это хотел узнать, когда рвался на Землю?

Птицелов опустил глаза.

— Отвечай, — настаивала я. — Ты за этим послал меня на Лунную Базу?

— Я хотел знать про «белых землян».

— Узнал? А про нас, обыкновенных землян, узнал что-нибудь?

— В Земле есть алгоний, — признался мой собеседник. — Надо понять, откуда он…

— Ты запутал меня сказками про алгоний. Это вещество не позволяет завязываться матрицам. Разве не так? Объясни, почему же они завязываются на Земле в таких ужасающих масштабах? И почему ты решил меня спасать, как с тонущей лодки? Где логика?

— Нет логики, — согласился Птицелов. — Где есть алгоний, там нет логики.

— Колоссально! Його, ты развалил последние матрицы в моей голове! Мне можно снова идти в первый класс!

Мой собеседник замолчал надолго, впал в состояние, из которого его не смог бы вытащить даже взрыв водородной бомбы. Он был защищен от меня панцирем из непробиваемых мышц и глобального вселенского равнодушия ко всему, что происходит вокруг. Ему следовало воплотить себя в пень, и его потомки на Флио многие миллиарды лет шелестели бы листвой дубовой рощи.

— Сегодня мне показалось, что я летала когда-то… может быть, в прошлой жизни. Как будто вспомнила что-то забытое.

Його не отвечал на мои сентиментальные откровения.

— Когда твой клан воплотится в птиц, — продолжила я, — воздушные бои перестанут быть игрой. Один из вас должен будет погибнуть. Вы станете жрать своих братьев из клана червей, измельчаете с голодухи, расплодитесь, и драка за территорию станет вопросом жизни и смерти.

— Наши игры в космосе опаснее, — заявил Птицелов.

— Вы испугались?

— Мы устали и должны уйти. Кто ушел, тот умер. Флионеры не хотят умереть.

— Вы решили перехитрить самих себя.

— Если ты останешься на Флио, то поймешь.

— Теперь уж точно не останусь.

— Сиги не могут распоряжаться тобой. Ты сама это реши.

— Уже решила. Я вернусь на Землю. Ни сиги, ни фроны на мое решение больше не повлияют, и закроем эту тему.

Огоньки плавающего флиона опять поднялись к поверхности, но уже не сияли так ярко. Видно их обладатель разрядил батарею на более доступном объекте и снова приплыл на нас поглядеть.

— Я вернусь, Його, но буду навещать тебя, если захочешь.

Його молчал. Это были не те слова, которые могли бы его утешить.