Семь дней Создателя

— Командир БЧ пытается удалить из повреждённого реактора активные элементы.

— Вручную?

— Так точно.

— Вы с ума посходили или Гладышева рентгены не берут?

— Что-то происходит….

Вошёл дежурный корпуса, склонился к уху начштаба.

— Что? Невеста Гладышева? Какого чёрта…! Стойте, каплей, ведите её сюда. Конечно одну.

Любаша растерялась от количества и блеска золотых погон, сосредоточенности лиц разом уставившихся на неё, вошедшую. Но голос, голос, будто с потолка лившийся, напомнил цель визита.

— Это и есть финал эксперимента? Твой инструктор на крейсере или мне будет дана возможность вернуться домой, обнять Любу? Если выберусь отсюда, дай возможность нарушить обет — я сделаю любимую женщиной.

Командующий ЧФ:

— С кем это он? О чём?

— Бредит, товарищ адмирал флота.

Начальник штаба Любаше:

— Ты хотела что-то сказать Гладышеву? Что уезжаешь с другим…. Самое время.

— Что происходит?

— Твой жених заживо сгорает в реакторном отсеке.

— Алексей!!!

— Дайте ей микрофон.

— Нет!

— Вы на связи. Говорите.

— Лёша, милый, где ты, что с тобой?

— Люба? Ушам не верю. Как ты?

— Говори…. ты…. Ты вернёшься?

— Куда я денусь? Правда, тут девчонки на пляже загорелые…. Но командир на берег не пускает.

— Какие девчонки, Лёша?

Командующий флотом:

— Бредит.

Начштаба:

— Шутит.

Я:

— Командир, активные элементы повреждённого реактора в капсулах. Отсек следует залить дезактивационной пеной. Я поднимаюсь.

Командир крейсера:

— Стой, Гладышев! Ты больше часа провёл в интенсивном радиационном потоке — ты сейчас сам активный элемент.

— Хочешь в расход списать, командир?

— Ты знал, на что идёшь.

— Но я жив.

— Прости, Алексей, наверное, тебе это только кажется. После реакторного ада никто не может выжить. Прощай и пойми: я не могу рисковать людьми и крейсером.

— Понял, командир, два слова в эфир. Люба, Любочка, слышишь меня? Если любишь, если будешь ждать, верь — однажды я вернусь….

Люба рыдала, кусая кулак. Адмиралы хмурились и прятали взгляды. Командующий пожал плечами:

— Считаю действия командира "Севастополя" оправданными. Гладышева представим к Герою.

…. В отсек стала поступать пена.

— Ну что, Билли, кердык?

— Ты что так на тот свет торопишься? Давай лучше подумаем, как отсюда выбраться.

День шестой

Вернувшийся из бесславного похода атомный крейсер "Севастополь" был ошвартован у дальнего причала. Экипаж расквартировали на берегу, а кораблём занялось подразделение химической защиты. После проведения цикла дезактивационных мероприятий, когда уровень радиации достиг допустимого значения, из реакторного отсека было извлечёно тело капитана второго ранга Гладышева. Героя России загрузили в санитарную машину и отправили в морг. Командующий ЧФ подписал приказ об организации похорон с прощанием, митингом и оружейным салютом. Однако непредвиденное обстоятельство, случившееся в "неотложке" в пути её следования к месту назначения, сделало приказ адмирала флота невыполнимым.

Поправляя свесившуюся с носилок руку погибшего моряка, санитар вдруг заявил:

— Она тёплая.

— Разлагается, — зевнул его пессимистичный коллега.

— Да нет же, — настырный врачеватель разорвал полуистлевший тельник и приложил ухо к неподвижной груди.

— Стучит? — поинтересовался пессимист и постучал в окошечко кабины. — Эй, потише на ухабах — груз 200 оживает.

— И грудь тёплая, — волновался первый санитар.

— А ты искусственное попробуй, — советовал второй, — рот в рот.

Машина въехала на территорию госпиталя и остановилась. Фельдшер распахнул заднюю дверь:

— Что тут у вас?

Выслушав, ругнулся:

— Чёрте что!

Но вернувшись в кабину, приказал водителю:

— К лечебному корпусу.

Сердце моё услышал чувствительный прибор. Заволновались врачи, подключили к аппарату искусственной вентиляции лёгких, собрали консилиум.

— Этого не может быть, потому что этого быть не может никогда.

— Ну, как же, как же…. Истории известны факты. Заговорщики накормили Григория Распутина отравленным тортом, расстреляли из нагана, опустили под лёд, и только через два часа достали. И что вы думаете? У него билось сердце.

— Если это не Божий промысел, то следствие сильнейшего облучения.

— Да-а, всем радиация вредна, а кому-то — мать родна.

Я пришёл в сознание и первым делом ущипнул медсестру за тугую ягодицу. Сестричка перепугалась, а Билли заворчал:

— Брось дурные мысли.

— Я снова жив, Билли! Всем смертям назло дышу и радуюсь. Как это здорово! Пойдем, побегаем по травке.

— Лежи, не рыпайся. Послушай мудрого совета — лучше месяц отлежать в палате

госпиталя, чем годы томиться в лаборатории клиники. Надеюсь, не горишь желанием стать объектом научных изысканий.

Я не горел и присмирел. Напрасно сёстры вертели попками, поправляя постель или двигая шторы. Врачи отмечали нормальный ход реанимации организма — без скачков и провалов. Как и предсказывал Билли, обещали через месяц выписать.

Меня навещали. Анна Филипповна каждый день с бульончиками, котлетками, пирожками. Корабельные друзья в дни приёмов. Штабное начальство раз в неделю. Однажды нагрянул командующий ЧФ — то-то переполоху в госпитале. Наградил рукопожатием:

— Домой, герой, не хочешь скататься?

Герой хотел и начал считать дни до выписки. Лечащий врач не разделил моего оптимизма.

— В Башкирию — эку даль! Вас понаблюдать бы ещё, голубчик.

— Доктор, я только туда и обратно, невесту заберу и снова в Севастополь.

Невеста оказалась мужней женой, к тому же беременной.

— Как говорится, ты слишком долго плавал, — горько усмехнулся, глядя на формирующийся животик.

— Не рви мне сердце, — промокала глаза Люба. — Все говорили, ты погиб.

— Долго плакала?

— А ты, ты разве любил меня? Ну, признайся.

— Я и сейчас люблю. Собирайся, поедем в наш дом у моря.

— Нет, Алёша, не судьба мне жить с тобой.

— Знаешь, чем кончаются неравные браки? Через год он начнёт пить, а через два тебя бить.

Слёзы высохли, взгляд посуровел.

— Может, он не образован, но он мужик.

Что возразить? Перемудрил я с Л. Черновой — проще надо было, проще.

— Дом продавать будешь?