Семь дней Создателя

— А? Что? Да нет, живите. В Севастополе оформлю и пришлю вам дарственную.

— Уезжаешь?

— Не хочу с твоим благоверным встречаться, ведь отступиться обещал.

— Он поддержал меня в трудную минуту.

— Затащив в постель?

Люба встала, подала руку.

— Мне очень жаль, что так получилось.

— Что жив остался?

— Ну, зачем? Я рада, что жив и верю, ты ещё встретишь своё счастье.

— Моё счастье это море, а женщины…. Не думаю, что рискну ещё раз. А ты приезжай, если бить станет, или напиши — я приеду.

Дорогой успокоился. Всё верно, все на своих полках. Чего хотела, то и имеет — мужа механизатора. Тычинки-пестики!

Л. Чернова лишила меня надежд на семейный уют, на счастье покусилось командование. Отремонтированный "Севастополь" вернулся в родную бригаду, но моё место командира БЧ было занято.

— За штатами вы пока, — сказали в стройчасти. — За штатами. Попробуйте обратиться к командующему.

Записался на приём.

— Помню тебя, помню, герой, — адмирал широким жестом пригласил сесть.

Извлёк из бара коньяк, рюмки, блюдце с дольками лимона.

— Есть повод, — наполнил тару. — Поздравляю с очередным воинским званием капитана первого ранга. Один шаг до адмирала.

Он с чувством треснул хрусталём и опрокинул рюмку в рот.

— Пей, пей, потом будешь благодарить.

Дольки лимона впитали сахар. Командующий налил ещё.

— Не обженился? Оно и к лучшему. В Москву поедешь. В Кремле станешь служить — хранителем чёрного чемоданчика. Слыхал про такую должность? Нет? Едрёную кнопку таскать за президентом. Весь мир объездишь — куда он, туда и ты. Там уж смотри, Алексей Владимирович, общаться с Верховным придётся, про нас смертных не забудь. Давай на посошок.

Если я возражал, то только в душе, потому что согласия моего никто и не спрашивал. Поступил приказ — надо выполнять. Прощай, море!

Собирал в дорогу чемодан под тяжкие вздохи Анны Филипповны, тут нагрянула корабельная братва.

— Ишь каков, улизнуть хотел — а отвальная, а звёздочку обмыть? Ты что ж не хочешь к нам вернуться?

— Говорят, на год бодяга.

— Космонавты дольше летают.

— Ну, тогда "поехали!".

На ответственном посту менял подполковника из десантуры. Тоже, кстати, герой России. В нужном месте меня уже посвятили в особенности и секреты новой службы, тестировали на знание инструкций, так что, без лишних фраз обменялись рукопожатием — пост сдал, пост принял — и рядом с оптимизатором защёлкнул на запястье ещё один браслет.

Президенту не представляли — не велика ерошка, офицерик при чемодане. Он лишь царапнул взглядом, проходя мимо. А через пару дней, точнее ночью нагрянул знакомиться. Выходит из опочивальни, полные руки стекла — водка, бокалы.

— Сиди, сиди, — на мой подскок. — Ближе тебя никого нет, а я имени, понимаешь, не знаю.

А ведь верно подметил — один в спальне, охрана по периметру, только я под боком.

— Капитан первого ранга Гладышев Алексей Владимирович, — представился, принимая наполненный бокал.

— Только не говори, что не положено. Мне, понимаешь, врачи запрещают, но обычай требует. За знакомство!

Пустые бокалы встали рядом, Патрон взялся за бутылку.

— Я по-американски, а тебе, наверное, закусочка нужна?

— Обойдусь.

— Вот это правильно, так и отвечай. Надоели эти — господин президент, товарищ Верховный Главнокомандующий. Это я сегодня, а завтра пенсионер, понимаешь, и если теперь буду чванится, ты мне потом руки не подашь. Верно? Ты, Алёша, будь проще, по крайней мере, в обстановке, когда не требуется соблюдать букву протокола. Давай-ка выпьем, и ты расскажешь о себе.

В моём повествовании о средиземноморском походе президента больше всего возмутило поведение американцев.

— Как они посмели стрелять через вас? Могли, понимаешь, ответные действия спровоцировать. Вот была бы заваруха! Скажу Биллу, обязательно скажу при встрече — пусть за чуб оттаскает натовских хулиганов.

Литровая бутылка опустела.

— Продолжим или хватит? — Патрон потерял осмысленность взгляда. — Смотрю, капраз, в огне не горишь, в воде не тонешь, и водка тебя не берёт. А я, понимаешь, раскис — помоги, брат, в постельку, баиньки.

Служба не тяготила — никто не напрягал, меня просто не замечали ни простые, не официальные лица. А мне сохранять невозмутимость в любой ситуации — проще пареной репы. Стою в начищенной, отглаженной форме, сверкая регалиями, и чемоданчик в руке, как напоминание — если кому-то очень неймётся, то можем и того…. вразумить.

Патрон с опаской поглядывал на мою ношу, но и с гордостью.

— Мы с тобой, Алёша, гаранты — я конституции, понимаешь, а ты безопасности.

Я понимал, пил, не хмелея, водку и поддерживал диалоги. Наши ночные бдения становились нормой. Даже в загородной резиденции, в окружении домочадцев, он умудрялся обмануть зоркое око и пробраться в мою служебную комнату.

— По-шахтёрски чокнемся, — накрыл ладонью бокальчик. — Чтоб с потолка, понимаешь, не капало и начальство не слыхало.

— Что говорят обо мне в народе? — Патрон выпил и настроился на благодушную беседу.

— Я как декабрист — страшно далёк.

— Шахтёры на асфальт, понимаешь, сели, касками стучат. Чего добиваются?

— Чего-то хотят.

— Ты не юли — пресса обо мне всякие гадости пишет, и то не прессую. Режь, понимаешь, правду-матку.

— Правду-матку? В глаза? Ну, хорошо. Скажите, зачем мне, офицеру флота, нужна эта долбанная приватизация?

— Долбанная? — в руке Патрона дрогнула бутылка. — Ты что ж, не хочешь стать собственником?

— Собственником чего? Линкор с братишками оприходую?

— Ну, боевая техника — достояние государства, а вот фабрики и шахты, пожалуйста. Обменял, понимаешь, ваучер на акции и получай проценты с дивидендами.

— Я служу Родине и хочу получать зарплату, а после демобилизации — пенсию. К чему эти заморочки?

— Это всё от экономической безграмотности. Что говорить про страну, если офицер с высшим образованием ни бельмеса, понимаешь, в ценных бумагах!

— Вы предлагаете вместо учебно-тренировочных занятий читать матросам политэкономию?

— Ты сначала ею сам овладей.

— А я владею, но не книжными премудростями, а жизненным опытом. Встречался в портах с американскими, английскими моряками. Сходят на берег и начинают предлагать сигареты, зажигалки, порнуху и прочую дрянь. Скупают местные сувениры, и не на память, а чтобы выгодно перепродать в другом месте. Таких негоциантов хотите видеть под Андреевским стягом?