Семь кругов адского рая

– Андрей… Прошу… – взмолилась Любовь Петровна.

– Ты видишь к чему привели твои любовные детективчики? – не унимался он. – Вырастили себе вторую дочь!

– Уж если кто и воспитал во мне женщину, так это ты своей мужской безучастностью! – с этими словами Ник вышел из дома, громко хлопнув дверью.

С тех пор отец ничего не хотел слышать о сыне, всякий раз криком реагируя на попытки жены изложить последние новости из жизни их петербургского художника. Но стоило ей уединиться на кухне для разговора с Софьей – младшей дочерью – о Никите, как Андрей Иванович, проходящий в кабинет мимо кухни, замедлял шаг и с тревогой прислушивался к голосам. Нельзя сказать, что он подслушивал. Нет! Он просто проходил мимо, случайно услышал… Кто ж виноват, что эти женщины не могут найти другого места для подобных разговоров?! Полностью оправдав себя в собственных глазах, он шел дальше в рабочий кабинет. Сконфуженный тем, что Никита вопреки всему сдаёт экзамены, пророчества отца о возвращении блудного сына после безоговорочного провала становились все более несбыточными. Но вовсе не это распаляло его сознание, и даже не то, что тот ютится в общежитии и подрабатывает в ночном клубе барменом. Андрей Иванович закипал, словно масло на раскаленной сковородке, зная, что мать помогает ему материально. Она брала из семейного бюджета энную сумму и отсылала маленькому Ники, ни минутой не помышляя, что супруг уже в курсе денежных манипуляций и с трудом сдерживает негативное мнение на этот счет. Последние слова, сказанные Ником в сердцах, звучали с той же злорадной отчетливостью в его голове, и он каждый день засыпал с вопросом: почему сын считает отца безучастным в своём воспитании!?

Со временем горечь обиды притуплялась, уступая место невыносимой тоске, вызванной аскетичным молчанием телефона. Андрей Иванович до последнего надеялся, что сын одумается, позвонит и попросит прощения. Он очень любил его…Правда, в душе… в самой глубине души… а разум, напротив, отвергал наличие сентиментального чувства. Им руководствовали гордыня и застарелый эгоизм.

Так шли годы, а Ник, обиженный непониманием со стороны родного человека, по-прежнему не собирался идти на примирение. Он слишком увлёкся тем, что происходило в его собственной жизни, что совесть его ничуть не мучила, особенно теперь, когда разум находился во власти таинственной незнакомки.

Он продолжал вести машину в раздумьях о ней. Интересно, куда она торопилась? Беззаботная улыбка потухла, а лицо омрачилось при мысли, что она не одинока и уже поклялась в любви и верности надутому увальню в торжественном зале брачных церемоний. Эта уничтожающая мысль породила в нём пыл дикой ревности, и он насилу представил соперника уродливым деревенщиной с грузным телом, шершавыми руками и вздорным характером, чтобы тем самым слегка унять бушующие чувства. Он не мог допустить вероятность, что тот привлекателен, галантен и наделен качествами идеала, которого так страстно ищут женщины. Ведь в противном случае их тёплые симпатии не сумеет разрушить ни одна хитроумная выдумка Ника по завоеванию холодного сердца девушки. Ему стало ещё хуже от мысли, что у неё куча детей. Считая их ненужным балластом, отнимающим кучу времени, он никогда не интересовался детьми и сколько раз убеждался в том, что материнские силы в полной мере брошены на удовлетворение потребностей детского организма и ежедневных капризов, обижая подобным поведением мужское эго. А вдруг, вдобавок ко всему они ещё и крохотные?

Вспоминая, что тягаться с детьми невозможно, Никита поморщился. Назидательный урок опирался на случай студенческих лет, когда на последнем курсе кафедры после академического отпуска в его группу попала Ольга Лучинская. Никита обольстился её помпезностью и гордой осанкой, задаваясь целью соблазнить недотрогу. Однако, на деле она оказалась не такой уж неприступной, как того диктовала манера её скромного поведения. Часто, пренебрегая их свиданьями, она бежала к двухлетнему ребенку, который вечно капризничал, болел и плакал. Заметив, что Ник отдаляется, Оля пригласила его к себе, и как только малыш уснул в своей комнате – они уединились в спальне. Ник обнял её, страстно притянув к себе… И в тот самый момент из детской послышался голос мальчика. Он кричал, что ему страшно, и, затянув протяжный жалобный вой, стал ждать, когда в комнату примчит растерянная наседка. Так закончилась их последняя встреча, и Ник зарёкся никогда не связываться с женщинами, у которых есть дети.

Пока он старался унять буйную фантазию, на пассажирском сидении зазвонил мобильник, и на дисплее возникло фото светловолосой девушки с голливудской улыбкой по имени Эля.

– Более подходящего времени ты не нашла… – раздраженно буркнул он, взяв пиликающий телефон в руки. Внутри него что-то сильно сопротивлялось, и несколько мгновений в нерешительности он смотрел то на улыбку девушки, озаряющую дисплей, то вперёд на дорогу. Но спустя считанные секунды всё же сумел перебороть себя.

– Ник, ты приедешь за мной? – послышался голос лисы Патрикеевны в динамике телефона.

Тон сказанного ею был утвердительным, и вопрос в форме настоятельной рекомендации категорически не подразумевал отказа.

– Я сегодня ужасно вымотался, – ответил Ник, пытаясь избавиться от нежеланного разговора. – Давай завтра! Я обещал к Серёге заехать.

– Но, Ник, мы вчера не виделись, теперь сегодня… Я очень скучаю. Мне Миланка такой маникюр сделала! Хочу узнать твоё мнение. Кстати, ты не забыл, что у меня скоро день рождения?

– Забудешь тут… – тихо пролепетал он в сторону, отстраняясь от мобильника. – Эль, оно будет только через полгода. Я помню!

– Ты занят или не хочешь разговаривать?

– Я за рулём.

– Точно?

– Абсолютно.

– С кем ты едешь?

– Один.

– Что-то не похоже. Кто там у тебя?

– Эль, перестань. Мне правда сейчас неудобно разговаривать. Давай перезвоню?

– Я так и знала! Кто-то с тобой едет! Зачем ты обманываешь меня?

– Со мной никого нет! Перестань себя накручивать.

– Не верю! Ты часто говорил со мной за рулём и раньше для тебя в этом не было проблемы.

Ник тяжело вздохнул, крепче сжимая в руке телефон, а Эля продолжала нагнетать.

– Тебе всё равно, как прошёл мой день! Тебе трудно заехать, чтоб оценить трёхчасовую работу моей подруги! Мы не видимся целыми днями, Ник, и даже сейчас ты предпочитаешь поехать к Серёже, чем провести время со мной! Не понимаю, почему ты такой эгоист?

Никита молчал из последних сил, и она обиженно фыркнула.

– Между прочим, твой Серёжа вполне подождёт до завтра.

– Серёжа делает ремонт в галерее, которую я готовлю к открытию. Я не развлекаться туда еду, Эль, а ты ведёшь себя глупо.

Эля ещё продолжала щебетать, а по другую сторону линии уже пикали короткие гудки сброса вызова.

– Эгоист… – злобно процедила она, положив мобильник на стол.

Милана Бестужева оторвалась от кропотливой работы маникюрши и возмущенно взглянула на подругу. Двадцатипятилетняя, курносая и заурядного роста, она была весьма обаятельна в ярком гриме светских львиц, но впечатление портила одна природная деталь – безобразно тонкие безликие губы, и только лишь выразительный взгляд скрашивал скудную их форму, заставляя приковывать внимание к красивым, широко распахнутым глазам.

С Элей она познакомилась год назад в тренажёрном зале. Будучи соседями на беговых дорожках, они стали сухо здороваться из вежливости, а несколько позже приветствия переросли в ответные улыбки и, наконец, закончились пустым диалогом. Непонятно до конца что именно сблизило двух напыщенных дам, ведь Милана и Эля не относились к одному социальному рангу. Быть может, их объединило умение хладнокровно облить грязью, что удавалось им безо всякого труда и сожаления. Тем не менее, они идеально сошлись характерами и прекрасно чувствовали душевное состояние друг друга.

– Он что повесил трубку? – возмутилась Милана.

Не в силах сознаться подруге в правоте её подозрений, Эля приняла невозмутимый вид, довольствуясь блеском отполированных ногтей.

– Разъединилось скорее всего… – ответила она, разглядывая выставленную вперёд руку. – Что я сказала не так?

– Не переживай! Ты прекрасно держалась. Всё было сказано по делу. Так с ними и надо! Иначе на шею сядут и свесят ножки.

– Да уж, – протянула Эля. – Зато теперь я никуда не тороплюсь.