Семь кругов адского рая
Шрифт:
– Нет, я не умею обижаться.
– Знаю. Простишь меня?… Хотя я считаю, что тебе надо в первую очередь просить прощения.
– Ты звонишь поругаться?
– Нет… – её голос дрогнул, – Я так ждала от тебя звонка вчера, а ты не позвонил. Почему?
Ник не любил отвечать на вопросы, ответ на которые казался очевидным. Он придерживался мнения, что человек не звонит лишь по двум простым причинам: ему не интересно, как протекает жизнь другого, или он чертовски занят неотложными делами. В итоге, всё равно второй вариант сводится к первому. Ведь было бы желание – а время всегда найдётся!
– Да некогда было, – ответил Ник, продолжая вертеть головой.
Эля ждала, что Ник
– Приезжай сегодня ко мне. Закажем что-нибудь из итальянского ресторанчика. А то ты у меня такой худенький!
Забота из уст избалованной девицы звучала неправдоподобно и резала слух. Ник не понимал, как можно якобы переживать за его фигуру, но стараться откормить его чужими руками. Готовить Эля не умела и не хотела, ибо не царское это дело, потому испробовала весь ассортимент меню лучших ресторанов города. Ник не имел ничего против ресторанной еды, но забота девушки противоречила способу её проявления. Вся её чувственность – сплошная фикция. Он часто задавался вопросом: зачем лишний раз выставлять за действительное то, что никогда таковым не являлось? Но все же у него хватило самообладания, чтобы не высказать ей этого.
– Буду часам к восьми, целую, – отключившись, Ник вернул телефон в карман.
Прямо за его спиной раздался звук шуршащей бумаги. В полной уверенности, что исчезнувшая странным образом Любовь Петровна вернулась для продолжения пикника, он обернулся. Но догадки оказались не верны. То была маленькая очаровательная девочка. Она лежала на животе и энергично болтала согнутыми ногами. Её русые волосы ниспадали водопадом мягких прядей на альбомный лист, где стены нарисованного домика движеньем цветного карандаша облачались в малиновый цвет.
Ник невольно улыбнулся, а голос заиграл ироничными нотками.
– Здорово же вы помолодели, Любовь Петровна!
Девочка подняла на него большие зеркала невинной души, а затем снова опустила вниз. Столько осознанности и здравого смысла было в этом взгляде! Художника заинтриговало поведение девочки. Она молча, как ни в чем не бывало, продолжила «отделку» перекошенного фасада домика.
– Похоже, мадам, вы помолодели гораздо больше, чем я предполагал, и потеряли дар осознанной речи.
Ответной фразы не прозвучало, и только когда закончила раскрашивать крышу, она снова взглянула на Ника равнодушными глазами.
– Ты похож на Безумного Шляпника2, – промолвила девочка. – Он тоже говорил непонятно.
Ник засмеялся.
– Мам, да ты невероятная шутница!
– А я не шучу, – не поднимая головы, сухо ответила девочка.
Забавно… Она появилась так внезапно, из неоткуда, на его покрывале и вдобавок ко всему совершенно не хотела контактировать! Ник загорелся идеей во чтобы то не стало добиться расположения маленькой вредины, но неожиданно смутился. О чем, интересно, в обычной обстановке говорят с детьми? Впервые возникшие тёплые чувства к ребёнку росли с каждым последующим её ответом. Ник перевёл взгляд с девочки на рисунок и спросил:
– Это домик, в котором ты живёшь?
Она удивлённо заморгала, посмотрев на бумагу, затем на собеседника. Её умные пуговки светились взрослой уверенностью. Никитой овладело странное чувство, будто он знал это милое личико всю свою жизнь, и неясная ностальгия сжала его размеренно бьющееся сердце.
– Ну и глупости! Как можно жить в таком доме? Он же бумажный! – скандировала маленькая художница.
Ник снова не удержался от смеха, прикидывая, что с виду девочке не больше шести лет, но она без труда развеяла весьма
скудные его представления о детской сообразительности в этом возрасте. Он полагал, что дети глупы вплоть до юности. Тот серьёзный вид, с которым девочка рассуждала, вызывал ненаигранную улыбку. На её фоне он выглядел смешно, что только сильнее подзадоривало.И тогда Ник решил изменить тактику. Желая быть с девочкой наравне, сперва он прилег на живот рядом с ней, а потом спросил, играя интонацией.
– А хочешь, я помогу тебе нарисовать, например… Например, утку?
– Ты что умеешь рисовать?
Она недоверчиво покосилась на Ника. В тот момент ему показалось, что взрослая жизнь остановилась на месте, вернув ему десятка два ушедших лет. Он почувствовал себя озорным мальчишкой. Девочка цепляла элементарной точкой зрения на неоднозначные для ребёнка понятия и развитым не по годам интеллектом. Несомненно, она была особенной!
– Увидишь!
Лёгкими движениями он принялся водить карандашом по листу, нанося короткие прямые и косые штрихи с правильной методикой нажима на графит. С неподдельным интересом смотрела она, как на глазах рождается шедевр. Её улыбка становилась всё шире, а крохотное личико просияло безмерной радостью.
– Готово! – сообщил Ник с улыбкой.
– Ой, да она же как живая! – девочка захлопала в ладоши. – А что ты ещё умеешь рисовать?
– Всё умею. Ты только скажи.
– И меня нарисуешь?
– Конечно, нарисую.
Она смотрела на него зачарованными глазами. Все неловкие преграды в общении, несколько минут назад мешающие появлению её великолепной улыбки, были сломлены. Её проникновенный взгляд качнул глубоководье его души до такой степени, что ему не хотелось расставаться с девочкой.
Мать Ника стояла и молча наблюдала за ними. Она подошла как раз, когда новые приятели усердно корпели над рисунком, и не верила собственным глазам! Ник никогда не питал должного интереса к детям, и Любовь Петровна, как никто другой, знала, что обзаводиться своими в ближайшее время Ник не собирался. Поэтому она смиренно ждала, когда на него обрушатся чары многовековых инстинктов. Она понимала, что давление на сына только усугубит без того предвзятое отношение к потомству. Ах как бы ей хотелось лелеять родных внуков! Так разве им об этом скажешь?! Ни сын, ни дочь не торопились осчастливить будущую бабушку, а ведь ей без малого – пятый десяток…
– А как тебя зовут? – полюбопытствовала девочка.
Ник улыбнулся. Маленькая воображуля разожгла в нём азартного игрока. Снова ощутив вкус маленькой победы, он остался доволен собой и тем, что находчивый Никита Соколов в который раз сумел завоевать новое сердечко, и не важно, что крохотное.
– Зови меня: Безумный Шляпник.
Девочка собиралась представиться, но замялась – со стороны парка донесся обеспокоенный женский голос.
– Алиса! Алиса! Ну где же ты? Алиса!
В момент собрав рисунки, девочка вскочила, подобно гепарду, и побежала по залитой солнцем лужайке. Ветер игриво путал длинные волосы, а подол розового платьица, точно флагом развивался плавными волнами. Она обернулась и энергично помахала рукой.
– Пока, Шляпник!
Одаривая улыбкой новую подружку, Ник сдержанно махнул ей в знак прощания.
– Мой маленький Ники, ты ли это?!
Любовь Петровна не сумела скрыть умиления на лице. Оказывается, её сын довольно умело обращается с маленькими детьми. Ласковый тон матери заставил Ника смутиться, и он не ответил. Любовь Петровна села на покрывало и приступила к допросу.
– Кто эта прелестная особа?
– Это Алиса.
– Откуда взялась эта Алиса?
Ник бросил мечтательный взгляд в сторону парка, где недавно скрылась девочка.