Семь миров: Импульс

Атла почувствовала холод, спровоцированный ледяным прикосновением руки оила к ее горлу. Она вздрогнула. Холод пугал её горячую кровь сильнее, чем смертельный луч. Оил был не так слаб, как показалось с первого взгляда.

— Запомни первое правило нашего мира! Прямой взгляд в глаза запрещен и карается смертью! — жестко и холодно произнес он.

Атла потупила глаза. Это было сложно — общаться, но не смотреть на существо, не видеть его глаз. Атла сразу осознала, что никогда не приживется здесь, но выбора не было, стоило принять условия ради того хотя бы, чтобы жить.

— Это необходимость. У нас воруют, — тихо произнесла женщина со стороны.

Атла смущенно кивнула, поняв, о чем говорит женщина. Ей ли было не знать, что именно можно украсть из глаз, но как могли делать это призрачные, отсталые оилы?

— Я вас поняла, — прошептала Атла.

— Зря тратишь время с ней! — с укором произнес мужчина в сторону жены, и Атла представила в своем воображении, как холодно, бездушно, не глядя на нее, он сделал это.

Атла сильно раздразнила его своим бесстрашием и бестактностью. Перебив жену, он обратился к девочке первым:

— У тебя украли страх? Ты уже сталкивалась с оилами?

Атла отрицательно замотала головой, но, вспомнив, что этот жест у оилов означал согласие, поспешила быстро исправиться.

— Нет, я не встречала оилов никогда.

— Она полноценна, разве ты не чувствуешь? — произнесла женщина.

Трудно было расшифровать слова оилки, и Атла приняла решение молчать и не задавать вопросов.

Пауза затянулась. Атла нервно проглотила воздух. Словно заметив это, женщина начала говорить.

— У нас нет доступа к станции, наши корабли на пределе, запасы иссякли, а жизненных сил и вовсе нет. Над нами смеются соседние миры. Нашего исчезновения ждут с нетерпением. Мы унылое, мрачное посмешище, доживающие свой век в нужде и холоде. Все меньше остается кораблей. Пару дней назад наш близнец «канул в пропасть», так у нас называют массовое самоубийство, самый страшный грех нашей религии. Экипаж не выдержал лишений и сдался. Сто пять живых душ сотворили над собой суицид. Их страшный пример посеял панику и смятение на нашем корабле.

— Зачем ты все это ей рассказываешь? — перебил ее муж, махнув рукой в сторону.

— Она должна напитаться нашим горем, чтобы помочь.

— Не выйдет, — махнул он рукой и удалился в темный угол.

Женщина подошла к Атле вплотную. Девочка бросила на ее плечи взволнованный взгляд, а после, уже осмелев, перевела взор на её губы, усилием воли сдерживаясь, чтобы не заглянуть в глаза.

— Ты пришла к нам в очень страшный момент. Мы на грани финального эмоционального взрыва. Помоги! — просила женщина.

Она дотронулась до неё холодной, дрожащей рукой, и Атла вздрогнула.

— Что я могу сделать для вас? — непривычно громко для этого места спросила она.

— Поезжай на станцию, привези нам еды и топлива, — холодное прикосновение переросло в крепкое пожатие запястья девочки. Атла почувствовала боль.

— Зря тратишь время! Если отпустишь ее, сюда она больше не вернется. Никто не возвращался, с чего ты взяла, что она чем-то лучше других наших пленных, разумней съесть, — обреченно ответил мужчина.

— Мы возьмем у неё залог, — с надрывом крикнула на него оилка, так что казалось, ее волосы из огненно-рыжих превратились в огненно-красные.

— С тех мы тоже брали залог, однако никто не дорожит своими чувствами, а предпочитает им свободу и деньги. Сколько алмазной крошки мы высыпали в пропасть! У нас ничего не осталось!

Атла покрылась мелкими мурашками страха. Она слышала легенды об оилах, о загадочном погибшем мире воров и торговцев человеческими чувствами, и теперь, попав в их дом, постепенно убеждалась, что это не было только мифом. Она была в одном шаге от потери важных компонентов своей души.

Боль, любовь, страх, голод, радость, насыщение, ненависть, гнев, счастье, отчаяние, эйфория, гордость, уныние — что именно они хотят забрать у неё?

Атла знала, что каждое из чувств бесценно для гармонии её духа, ни одно не заменить и не восполнить. Ей нужен её страх, он ограждает её от риска, она не может не чувствовать боли, только это отличает её от мертвых, без чувства счастья она станет черствой, и у неё не будет стимула жить, без любви она потухнет, без гнева и злобы станет уязвима, без уныния и печали превратится в груду холодного льда.

«Как жаль, что я все ещё так слаба. Будь я в своей лучшей форме, ничего бы у них не вышло, но теперь я даже не слышу их мыслей, проклятые рыжие души!» — подумала девочка и с досадой глянула оилке прямо в глаза.

Та смотрела на неё кровожадно. Её зрачки уже вращались, и, хотя пока еще Атла не знала, что именно значит этот таинственный жест, она уже понимала, что это было предвестием большой потери.

— Что ты хочешь у неё забрать? — спросил оил.

— Я заберу у неё гордость!

— Глупая женщина, за гордостью еще никто не возвращался! Бери еще! Бери радость, или счастье, или любопытство!

— Нельзя, без этих чувств она не справится с заданием!

— Говорю тебе, бери еще! Обери её до нитки, только тогда останется шанс, что эта мерзавка вернется, чтобы забрать свое!

— Тогда я заберу у нее гнев!

— Бери гнев, гордость и еще что-нибудь… — не успокаивался супруг.

— Одна я все не унесу, придется звать на помощь!

— Зови! Но только прошу тебя, бери еще!

— Как хорошо ты подсказал мне… — улыбнулась ведьма, — я заберу у неё жадность!

— И это тоже, но все равно, кто станет возвращаться за собственной жадностью, гордостью и гневом! Мы погибаем, забудь про милосердие, стяни еще что-нибудь! Возьми любовь и страх, тогда она вернется к нам наверняка!

— Не слишком ли жестоко?

— Нет, она крамовка, а значит справится!

Атла сжала руки в кулаки, она все слышала и понимала.

Послышались легкие шаги других оилов. К её саркофагу стала подтягиваться толпа. По кругу в ряд встало пять пар, пять женщин и пять мужчин.