Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров

Что-то сжимало меня с боков, как клешнями, что-то держало меня за волосы, оттягивая голову назад, и, наконец, что-то третье давило мне в шею чуть выше кадыка.

Потом я снова увидел рыцаря Эда де Морея. Он держал меч в поднятых руках и, если бы опустил его, то острие пришлось бы мне точно между глаз, на переносицу.

–  Прошу тебя, Акиса, - тихо повторил рыцарь Эд де Морей.
– Отпусти его.

–  Убирайся!
– услыхал я звонкий голос, раздавшийся прямо над моим ухом, и лезвие кинжала еще сильнее впилось мне в горло.

Морок стал рассеиваться то ли от боли, то ли от того, что ветер подул в другую сторону и понес весь дым прочь от стана, и тогда я стал догадываться, что это Черная Молния держит меня мертвой хваткой, во-первых, сжав мои бока коленями, во-вторых, схватив одной рукой меня за волосы и, в третьих, другой рукой приставив к моему горлу кинжал.

Я ничуть не удивился таким новостям и ничуть не испугался, что, наверно, следует объяснить тем странным опьянением, а вовсе не храбростью влюбленного глупца.

Мне очень хотелось поцеловать ее руку, сжимавшую рукоять смертоносного кинжала. Ее прекрасные пальцы почти касались моей шеи, и стоило чуть-чуть потянуться, чтобы чудесный сон стал явью, хотя в этой яви и не найти было тех белых цветов и королевских одежд.

Но прояви я чуть большее упрямство, мои губы достигли бы вожделенной цели, несомненно отделившись вместе с головой от тела.

Еще мне припомнилась какая-то назойливая сетка, внутри которой болталась моя голова, до тех пор, пока ее не освободил кинжал Акисы Черной Молнии.

Я собрал все свои силы и кое-как сумел перенести через лезвие кинжала те слова, которые хотел сказать обоим:

–  Акиса! Умоляю тебя, прелестная пери, - тут кинжал дрогнул на моей шее, и преграда как будто ослабла, - поступи так, как просит тебя этот доблестный воин. Мне так хочется, чтобы между нами троими на веки вечные установились мир и любовь.

На последнем слове кинжал забыл о всяком милосердии, и, помнится, я только бессильно захрипел вместо того, чтобы окончательно открыть ей свое сердце и признаться в своих сокровенных чувствах.

–  Акиса! Вот мое последнее слово, - произнес другой голос, как будто принадлежавший рыцарю Эду, но, однако, вовсе не пригодный для обращения к Даме сердца или для чтения газелей, услаждающих слух красавицы.
– Отпусти его, или же я убью тебя и его разом. Сегодня я убью тебя, и ты видишь, что я не пугаю понапрасну. Знай, что я не отдам его. Я сказал. Вот, жду до третьего вздоха.

И я увидел, как прекрасный букет цветов в воздетых к небу руках рыцаря Эда медленно опустился к моей голове и вновь поднялся в вышину.

Кинжал на один, едва уловимый миг отступил от моей плоти и ласково приник к ней опять.

–  Где мой конь?
– услышал я непреклонный голос красавицы.
– Ты убил его.

–  Акиса! Я отдам тебе своего Калибурна, - сказал рыцарь Эд не дрогнувшим голосом, зато сразу дрогнул в неуверенности кинжал, споривший теперь за честь пустить мою кровь с мощным мечом тамплиера, тем самым мечом, который и пригрезился мне в образе нежного букета.

–  Бери Калибурна, Акиса, я не бросаю слов на ветер, - властно повторил рыцарь Эд.

– И уходи. Сегодня не твой день.

–  Пусть отойдут твои псы, - бесстрашно потребовала Черная Молния.

–  Будет по-твоему, - согласился рыцарь Эд и повелел кому-то, кого я не мог видеть: - Братья, расступитесь. Дайте ей проход. А ты, Франсуа, не тяни тетиву - оборвется.
– И вновь опустив глаза, рыцарь Эд любезно спросил красавицу: - Ты приготовилась, Акиса?

–  Пусть подведут коня ближе, - без особой любезности сказала она в ответ.

–  Подведи, Юсташ, - повелел рыцарь Эд и, вздохнув с великой грустью сказал своему коню: - Прощай, Калибурн, и прости меня. Могу лишь уверить тебя, что нового хозяина тебе будет носить куда легче, чем твое старое бревно. Прощай и не печалься. Не сомневаюсь, что мы увидимся еще не раз.

И вдруг я выпал из крепкого капкана. Кинжал отпустил мое горло, и какая-то сила пихнула меня в спину так крепко, что я повалился ничком.

Я услышал быстро удалявшийся скач коня и спокойный голос рыцаря Эда:

–  Убери стрелу, Франсуа. Не будь глупцом.

Затем рыцарь Эд помог мне подняться на ноги.

–  Как вы себя чувствуете, мессир?
– осторожно спросил он.

–  Прекрасно, - ответил я, и удивительно, что у меня хватило в тот миг разума осечься и не сказать большего: "Прекрасно, ведь я только что побывал в объятиях возлюбленной".

–  Извините меня, мессир, - сокрушенно проговорил рыцарь Эд, - Во всем виноват я один. Вы были правы, когда предупреждали меня. Но, признаюсь, за свое легкомыслие я поплатился сполна.

Мне очень хотелось успокоить доблестного рыцаря, и я принялся расхваливать его великолепные одежды, в которых он стоял передо мной. Он был облачен в тот самый пурпурный бархат с меховой оторочкой по вороту и плечам, в котором он некогда поднимался на красивый холм, шествуя по правую руку от Дамы сердца.

Только я подумал, что рыцарь Эд, должно быть купил новую одежду у армянских купцов на те самые деньги, что они предложили ему за охрану каравана, как меня окатило с небес холодной водой, и я узрел, что рыцарь Эд стоит передо мной одетый, как и раньше, бедным рыцарем Храма.

–  Франсуа, еще воды!
– тревожным голосом повелел в сторону рыцарь Эд, протягивая мне увесистый кувшин.
– Мессир, умоляю вас, постарайтесь выпить все до дна, даже если вам станет невмоготу.

Я принял из его рук кувшин, едва не уронив его. Рыцарь Эд сам приподнимал его за донышко, пока я исполнял великий подвиг.

Наконец вода заклокотала у меня в горле, и едва я успел оттолкнуть опорожненный кувшин и отвернуться от рыцаря Эда, как страшная судорога свела мое тело, и я стал извергать из себя потоки какой-то зеленой, зловонной дряни.

Помнится, я немного не допил кувшина, а вышло из меня никак не меньше целой бадьи.

Мне отерли лицо, заботливо отвели в шатер и уложили на мягкие тюфяки. Там, придя в себя и пострадав до самого вечера мучительной головной болью, я узнал, что же произошло у костра.