Семейные ценности

Тем более, они едут в гости к Петрополусам, где вероятность сохранить одежду в первозданном виде уверенно стремится к нулю — близнецы недавно открыли для себя мир рисования, и Энид пришлось выбросить несколько своих нарядов, которые маленькие демоны избрали в качестве холстов для творчества.

Уперевшись спиной в бортик ванны, Аддамс принимается сосредоточенно крутить заколку в руках, впившись в неё пристальным немигающим взглядом. От напряжения мгновенно начинает болеть голова, но она твёрдо намерена довести задуманное до конца.

Секунда, вторая, третья.

Ничего не происходит.

Мысленно чертыхнувшись, Уэнсдэй стискивает злополучную заколку в кулаке, ощущая, как острые зубчики больно впиваются в ладонь.

И вдруг тело пронзает знакомым электрическим импульсом, словно каждый нерв становится оголённым проводом под тысячевольтным напряжением. Голова рефлекторно запрокидывается назад, и перед широко распахнутыми глазами вспыхивают туманные образы долгожданного видения.

Гулко стуча каблуками по кафелю тесной лестничной площадки, темноволосая девушка подходит к одной из дверей и вставляет в замочную скважину ключ. Оказавшись в скромно обставленной квартире, она неспешно снимает верхнюю одежду, оставляет сумочку на комоде в прихожей и проходит на кухню. Щёлкает выключателем, затем приближается к столу, на котором стоит чашка с остатками утреннего кофе. Совершенно ничего необычного, стандартный набор действий, свойственных каждому человеку после тяжёлого рабочего дня.

Видение резко обрывается.

Особенно острая вспышка боли обжигает виски, и чертова заколка выпадает из дрогнувших пальцев.

Oh merda, как же невовремя. Уэнсдэй почти уверена, что ей удалось нащупать что-то значимое — она крайне редко видела обыденные события. А значит, есть большая вероятность, что это были последние минуты жизни несчастной медсестры. Но что же произошло потом?

Стараясь игнорировать пульсирующую головную боль и нарастающее головокружение, она прикрывает глаза — яркий свет в ванной усиливает неприятные ощущения — и наощупь находит заколку.

— Уэнсдэй, всё в порядке? — Ксавье снова принимается барабанить в дверь, на этот раз куда настойчивее.

— Да. Ещё минуту, — ей приходится приложить немало усилий, чтобы голос прозвучал ровно.

Но времени практически не остаётся.

Чрезмерно внимательный Торп непременно заподозрит неладное, если уже этого не сделал.

Поразмыслив ещё немного и потратив на это несколько драгоценных секунд, Аддамс решает предпринять последнюю попытку. Если ничего не получится — плевать, можно продолжить завтра. Но разгадка призывно маячит на горизонте, и Уэнсдэй не способна так легко отказаться от перспективы продвинуться хоть на один шаг вперёд.

Мысленно досчитав до пяти, чтобы немного абстрагироваться от болезненных ощущений, она вновь крепко сжимает улику в кулаке.

И похоже, сегодня её мозгу впервые за долгое время удаётся настроиться на нужную частоту — второй раз видение приходит практически мгновенно.

Девушка сидит за столом, подобрав ноги под себя и медленно потягивая свежесваренный кофе. Телевизор, висящий на противоположной стене, транслирует какое-то глупое вечернее шоу. Громкость прибавлена почти на максимум, но через нудное бормотание ведущего вдруг отчётливо прорывается странный звук из соседней комнаты — будто на пол упало что-то тяжёлое. Но девушка вовсе не выглядит встревоженной — только лениво поворачивает голову в сторону источника шума.

— Ларри, это ты? — спрашивает она, стараясь перекричать болтовню по телевизору.

Ответом служит тишина.

Выждав несколько секунд, молоденькая медсестра осторожно поднимается на ноги и неуверенно направляется в соседнюю комнату.

Туманная, слегка расфокусированная картинка закручивается, словно монохромный калейдоскоп, из которого Уэнсдэй чудом удаётся выцепить ещё один коротенький кадр.

Истошно визжа от ужаса, девушка выставляет руку прямо перед собой, а в следующую секунду на неё обрушивается первый удар ножа.

Видение мгновенно прекращается.

Сердце истошно колотится в грудной клетке, а очертания ванной вращаются перед глазами. Аддамс машинально моргает, стараясь унять невыносимое головокружение — постепенно становится чуть легче. Но не до конца. Вдобавок под носом появляется странное ощущение горячей липкости. Уэнсдэй рефлекторно проводит тыльной стороной ладони по лицу — на руке остаётся несколько капель крови.

Плохой знак, чертовски плохой. Подобного не случалось даже в далёкие шестнадцать, когда она совершенно не умела контролировать свой дар и отключалась практически после каждого видения. Пожалуй, и впрямь стоит немного ограничить применение экстрасенсорных способностей.

Цепляясь за край раковины, Уэнсдэй не без труда поднимается на ноги.

Собственное отражение в настенном зеркале вовсе не радует. На щеках пылает несвойственный ей яркий румянец, под носом размазаны багряные разводы крови. Включив холодную воду и наспех приведя себя в относительное подобие порядка, она быстро выходит из ванной и тут же сталкивается лицом к лицу со встревоженным Торпом.

— Всё нормально? — его внимательный взгляд скользит по ней от макушки до пят, явно подмечая и раскрасневшиеся щеки, и горящие лихорадочным блеском глаза.

— Нет, я умерла, и ты видишь мой призрак, — Аддамс закатывает глаза, старательно изображая свою стандартную реакцию на его чрезмерную заботу.

— Не шути так, пожалуйста.

Oh merda, ну что за невозможный человек.

С тех пор, как отец посвятил Ксавье в трагичную семейную тайну, чертов Торп стал крайне остро реагировать на любые упоминания смерти.

Зато после его последней реплики ей не приходится прибегать к актёрским талантам — глаза закатываются сами собой.

— Ты раздражаешь, — сообщает Уэнсдэй и решительно направляется к выходу. — Поехали, мы опаздываем.

Вест-Виллидж располагается совсем рядом с верхним Ист-Сайдом — дорога занимает от силы пятнадцать минут.

Вернее, могла бы занять пятнадцать минут, если бы Ксавье в очередной раз не продемонстрировал невыносимое упрямство и не настоял, чтобы они поехали на его машине.

Непомерно огромный и неповоротливый Шевроле Тахо, не идущий ни в какое сравнение с её резвым Мазерати, уныло тащится по ярко освещённым улицам Манхэттена — разумеется, с соблюдением всех правил дорожного движения. Уэнсдэй раздражённо барабанит пальцами по кожаной обивке пассажирской двери и периодически отпускает язвительные комментарии по поводу манеры вождения Торпа.

И по поводу выбора автомобиля, характеризующего хозяина как элитарного сноба.

И по поводу скоростного режима — даже бабушка Юдора водит быстрее.

Но Ксавье непреклонен и категорически отказывается нажать на педаль газа хоть немного сильнее.

От очередного семейного скандала их спасает четырёхэтажный дом из красного кирпича, наконец показавшийся на горизонте Коммерс-стрит. Аддамс выдыхает с облегчением, да и Торп, кажется, тоже — редкий случай, когда они хоть в чём-то солидарны друг с другом.