Семейные тайны
Шрифт:
— Нет! — Лизунов чуть не сорвался на визг. — Не убивал! Не убивал я Петьку! И бумаги мы с ним уговорились вместе в дело пустить, но сами они у него оставались! А как зарезали Петьку, я без них остался! У него они были, те бумаги! У него!
Так, кажется, в этой же самой комнате кто-то не так давно уже говорил, что Бабурова не убивал... Популярная среди сообщников Малецкого история, однако. Интересно, как сильно будут различаться между собой рассказы Ломского и Лизунова?
— Петька тогда снимал комнату в доме Саларьева, — вещал Лизунов. — Ну мы и уговорились, что я к нему приду, там и придумаем, как бумаги те самые лучше будет в дело пустить. Пришёл я, значит, а Петька мёртвый лежит, тёплый ещё... Где он бумаги держал, что украл у доктора, я знал, но там их уже не было. Там
Ну что я мог бы тут сказать? Что Ломский, что Лизунов рассказали почти одно и то же. Вот только Ломский в общем и целом говорил правду, а Лизунов совершенно определённо врал. Потому что если последний раз неведомый вымогатель обращался к Бельским полгода назад, и был тот вымогатель почти наверняка Лизуновым, то бумаги у него. Но, повторюсь, всё это я сказать бы мог, но не скажу. Потому как в таком случае пришлось бы делиться с Шаболдиным тем, что я знаю об истории княжны Александры Бельской, а этого мне более чем не хотелось. И допрос Лизунова под заклятием тоже мне никак не улыбается, а скажи я Шаболдину, что Лизунов врёт, избежать такого допроса было бы почти невозможно. М-да, кажется, я сам себя загнал в тупичок... Прямо как тот же Лизунов, только он задом пятился, шаг за шагом отступая под нажимом Шаболдина, да и упёрся спиной в стенку, а я, можно сказать, с разбегу мордой впечатался.
— А что в тех бумагах было? — вопрос Шаболдина поверг в трепет не Лизунова, а меня.
— Да про купца, что дочку свою же оприходовал, — сально ухмыльнулся Лизунов. — Про содомита какого-то, ещё про другого купца, я там не понял ничего, какие-то дела денежные, да ещё про дворянина, что жену стыдной болезнью заразил.
— И всё? — недоверчиво спросил Шаболдин.
— И всё, — ай, молодец Лизунов! Понятно, что себя отмазать пытается, но и меня ж тоже выручает! Только бы выдержал продолжение допроса!
Но с продолжением не заладилось. Явился десятник губной стражи, доложил, что помощник губного пристава Синицын имеет срочное сообщение, на чём Шаболдин нас и покинул. Покинул ненадолго, а по возвращении отправил Лизунова обратно под замок, Балабудкина велел выпустить и гнать из управы взашей, да и вообще был весь какой-то возбуждённый и взвинченный.
— Полянову нашли, Алексей Филиппович! — поделился он своей радостью, когда мы остались вдвоём. — Нашли-таки!
Так, похоже, в споре за звание моей главной на сегодня неприятности Лизунов безнадёжно проиграл...
Глава 25. Нашлась пропажа!
Дорогие читатели!
В честь своего дня рождения проставляюсь внеочередной продой:) Завтра прода будет обычным порядком. Приятного чтения!
После столь неожиданно прерванного допроса Лизунова мне оставалось лишь пойти домой, что я и сделал. На душе было, прямо скажу, неспокойно, размышления о последствиях находки Поляновой всячески меня одолевали и пугали. Нет, что предвидение обещало мне возможность благополучного выхода из связанных с противоречием между розыскными делами и личными интересами неприятностей, я помнил, но помнил и то, что на мне же лежит обязанность таковую возможность не упускать. Однако когда вечером к нам явился Шаболдин и поведал свои новости, я уже и не знал, что теперь думать. Впрочем, судите сами...
Итак, ожидаемо выяснилось, что никакая она не Полянова, а Татьяна Андреевна Луговая, урождённая Симонова, тридцати восьми лет от роду, православного вероисповедания, дворянка, проживающая в доме супруга своего инженер-майора Лугового Владимира Михайловича, нумер пятый по Старосадскому переулку в Москве. То, что это именно искомая Полянова, подчинённые Шаболдина установили не только по сходному значению действительной и вымышленной фамилий, но и по тому, что Луговой, в то время ещё инженер-поручик, отсутствовал по месту проживания с октября 1805 года по январь 1808 года, то есть более двух лет.
Однако полностью и окончательно я уверился в том, что эта Луговая и есть та самая Полянова, узнав, что в настоящее время пребывает она в имении мужа — селе Карино Зарайского уезда земли Московской. После ухода Шаболдина я залез в «Атлас вотчин княжеских и боярских да дворянских имений в Европейской части Царства Русского», где и обнаружил, что оное село Карино не сильно удалено как от Коломны, так и от Ново-Михайловского — имения Бельских в Михайловском уезде земли Рязанской. Не улика, разумеется, но и простым совпадением быть не может с учётом того, что мне уже известно. Но вернусь к Шаболдину и его рассказу.Итак, установив, что Луговая находится в имении, Борис Григорьевич немедля отправился выправлять бумаги и получать деньги для поездки в то самое село Карино. А через какое-то время пристава вызвал к себе заведующий Елоховской губной управой старший исправник Ершов и настрого запретил Шаболдину предпринимать какие-либо розыскные действия в отношении супругов Луговых, пообещав, что завтра старший губной пристав получит необходимые по этому поводу разъяснения. В добавление к тому Ершов и дело себе затребовал.
— Я, Алексей Филиппович, честно сказать, сколько служу, первый раз с таким столкнулся, — растерянно говорил Шаболдин. Да и мне ещё не приходилось видеть Бориса Григорьевича настолько ошарашенным. — Вы бы завтра утром зашли ко мне в управу, вместе всё и узнаем, — предложил он.
— Зайду, Борис Григорьевич, обязательно зайду, — заверил я пристава. И правда, вместе и узнаем...
После ухода Шаболдина я попытался собрать в кучку разбегавшиеся во все стороны мысли. Что бы, как говорится, это значило? И чем оно может обернуться для моего интереса? На первый вопрос ничего похожего на ответ не просматривалось и близко, со вторым было несколько легче. Но именно что несколько — в таком необычном запрете я видел для себя и пользу, и вред. Пользой я посчитал то, что Шаболдин ничего не узнает про Александру Бельскую, вредом — то, что и я не получу доказательств, которыми можно было бы воздействовать на князя Бельского для решения моих брачных затруднений. Стоило, однако, предположить, что завтра всё тут может и поменяться. Так оно и вышло.
Ничего удивительного, что утреннее настроение у Бориса Григорьевича совершенно не способствовало служебному усердию, поэтому день мы с ним начали с чаепития. По паре стаканов выпить успели, по булочке с корицею съели, тут в кабинет и зашёл старший исправник Ершов в обществе господина с каким-то незапоминающимся лицом, одетого вроде и скромно, но со вкусом, да и одежда его при ближайшем рассмотрении выглядела далеко не дешёвой.
— Тайный исправник Мякиш, Михаил Дорофеевич, — представил Ершов посетителя. Так, Палата тайных дел, стало быть, пожаловала... С чего бы вдруг? — Старший губной пристав Шаболдин Борис Григорьевич, боярич Левской Алексей Филиппович, — человек с несерьёзной фамилией окинул каждого из нас цепким и острым взглядом, совершенно к такой фамилии не подходящим.
— Я, с вашего позволения, присяду? — спросил Мякиш, едва Ершов закрыл за собой дверь кабинета.
— Извольте, — дежурно-вежливо разрешил Шаболдин.
— Благодарю, — Мякиш удобно устроился на стуле и перешёл к делу. — Борис Григорьевич, могу я узнать суть вашего интереса к Татьяне Луговой?
— Она нужна нам как свидетельница по делу о бесчестном вымогательстве, с возможным переводом в положение потерпевшей либо соучастницы, — пояснил Шаболдин. — Предположительно, невольной соучастницы, — уточнил он, видя, как недовольно нахмурился тайный исправник.
— Алексей Филиппович, — обратился Мякиш ко мне, — мне известны ваши заслуги в поимке Усть-Невского маньяка, разъяснении положения дел в Священной Римской Империи, а также в раскрытии покушений на вашу жизнь. Однако в настоящее время вы находитесь в положении частного лица. В чём состоит ваш интерес в данном деле?
— Для меня было важным разыскать безвестно пропавшего мужа женщины, которой я многим обязан, — я слегка подпустил в голос высокомерия. Ссориться с Палатой тайных дел в мои планы не входило, но показать Мякишу зубки я посчитал нелишним. Так, самые кончики клычков...