Семилетка поиска
Шрифт:
– Значит, у меня при такой опекающей мамаше есть опасность не овладеть высоким уровнем техники секса? – игриво надулась Лида.
– Опасность всегда есть, но сознание этой опасности от нее практически застраховывает… – захохотала Елена. – И запомни, главная техника – это не бояться получать от секса наслаждение…
…В субботу все занесло снегом так, что нельзя было выйти из подъезда. Но открывался съезд «Яблока», на котором надо было быть не по приказу, а из любопытства.
– Ты хочешь бросить больного ребенка? – надулась Лида.
– Ну, хоть
– Вот у меня будет осложнение, я умру, тогда будешь свободно ходить по съездам, – осуждающе закивала Лида.
– Ладно, не умирай, – засмеялась Елена. – Остаюсь, ты мне дороже построения демократии в России.
– То-то же! – успокоилась девочка. – Тогда сделай мне пюре.
– Есть! – Елена пошла на кухню.
– Ма, по телику сказали, что крупнейшие аэропорты все парализованы из-за снега! – кричала Лида из комнаты. – Приготовь мне гоголь-моголь и давай на картах гадать!
– Гоголь-моголь? Сейчас…
– Ма, а у нас жратвы в холодильнике много?
– Много. А что?
– А вдруг теперь до весны будет такой снег?! Зазимуем как медведица с медвежонком!
– Размечталась!
В Лиде словно что-то отмокло после развода, она будто простила его матери и теперь подлизывалась в форме болезни.
– Я так по тебе за все это время соскучилась! – кричала она.
– Я по тебе тоже… – улыбалась Елена.
– Надо чаще болеть!
– А без этого нет повода нормально общаться?
– Без этого не так клево…
Елена принесла ей гоголь-моголь в бокале с толстой соломинкой, села рядышком.
– Знаешь, мать, – сказала Лида и потянула напиток через соломинку потрескавшимися от температуры губами. – Вы когда с Каравановым расходиться начали, у меня внутри что-то натянулось… как струна. Мне было так больно! Как будто вы меня обманули. Я на вас смотрела и понимала, что вот так же хочу быть счастливой. И вдруг «бах», и все пополам…
– Так ведь долго трескалось. Потом разом порвалось, – напомнила Елена.
– Это я потом все вспомнила, задним числом заметила… А так-то казалось, что в раю живу, только почему-то ничего не получается… Все время болею, устаю, ничего не хочу – только вы «свет в окошке». Знаешь, как маленькие дети болеют, чтоб семья не распадалась, и цементируют ее своими болезнями… так и я. А теперь все на свои места стало…
– А ты за своего Вадика замуж собираешься? – осторожно спросила Елена.
– Да нет, он не для этого… с ним хорошо, когда все на местах. А если что, ему самому сопли утирать надо. А куда мне спешить? Один штамп у меня уже есть, теперь надо, как ты, карьеру делать, чтобы от мужиков не зависеть. Только вот никак не соберусь.
– В каком смысле не зависеть?
– Материально. Я вон смотрю, как ты легко с мужьями расставалась, а другие всю жизнь за деньги лямку тянут… Портятся как творог. Я раньше, когда надо было что-то сделать, просто копировала, как надо, как полагается… а после вашего развода меня прорвало. У меня словно глаз и ушей прибавилось, все сама начала понимать и чувствовать…
– Взрослеешь, – погладила ее по голове Елена.
– Получалось, что я возле вас ребенок. И вдруг увидела, что вы сами маленькие, слабые, нуждающиеся в помощи…
Елена
села за компьютер приводить интервью с Патроновым, которое уже пора было сдавать. Насмешливо подумала, что, когда придется вычитывать текст, надо будет звонить, и он примет это за предложение провести еще ночь. А для нее это было открытым вопросом…На экране неожиданно появился ник Караванова.
Раньше они болтали в «аське», но после развода, не сговариваясь, отказались от этого ритуала и перешли на телефонный диалог, он выглядел официальней. Вряд ли Караванов купил компьютер, видимо, просто был на работе. В выходной, в такую метель. Значит, ему ужасно одиноко. Елена подумала, что надо поднять Караванову настроение, и написала ему.
Белокурая. Привет.
Караванов. Привет.
Белокурая. Как определился про Новый год?
Караванов. Один. Первого, может, съезжу в гости.
Белокурая. Не забудешь Лидку поздравить?
Караванов. Когда это я забывал?
Белокурая. Так раньше все под рукой было. А теперь – отрезанный ломоть…
Караванов. Аккуратно отрезанный.
Белокурая. Чего поделываешь?
Караванов. Делаю вид, что работаю.
Белокурая. Я, в общем, тоже. Интервью с Патроновым надо сдать, а вид у него непубликабельный.
Караванов. Надеюсь, во всех подробностях?
Белокурая. Зачем нам подробности? Чай, не в желтой газете работаю…
Караванов. А я вчера был в клубе, на концерте.
Белокурая. Ну?
Караванов. На концерте группы «Тату».
Белокурая. Продолжаешь дурковать?
Караванов. Думаю, если ты кое-что послушаешь – понравится…
Белокурая. Не, мне уже не по возрасту.
Караванов. Возраст человек сам себе определяет. Имеет полное право.
Белокурая. Меня музыкой Лида в переходном возрасте достала. Теперь хватает, чтоб интеллигентно повякивало радио «Монте-Карло».
Караванов. Да что ты оправдываешься, не переживай, все в порядке, никто не осуждает.
Белокурая. Так если и осудят, приму как должное… У меня приятная новость. Девочка от развода резко поумнела.
Караванов. Чего не скажешь о разведенных… Ладно. Мне тут надо делом заняться. Пока.
Белокурая. Пока.
Отключила программу «аська», мурлыкать с Никитой после Караванова в нее уже не влезало; и занялась текстом про Патронова. А текст, надо сказать, не давался. Образ выпендривающегося громкого телеведущего резко расходился с текстом интервью, в котором все было очень точно и искренне.
«Как странно, – подумала Елена, – такой адекватный в ответах на вопросы и такой неточный в жизни… Словно каждый раз делает ровно на один шаг больше. Почему? Боится, что затопчут? Боится… Да, это похоже на страх, что отодвинут, обгонят, не заметят. Почему у меня никогда не было такого страха, хотя и отодвигали, и обгоняли, и не замечали? Ни с работой, ни с мужиками? Может быть, потому что я всегда делала свое дело и никогда не лезла в чужое? И в результате мое дело всегда сидело на мне как хорошо сшитое платье… И я знала, что всегда могу рассчитывать только на свой профессионализм, свою волю, свою организованность. А не суетиться, не спать за карьеру, не пытаться нравиться начальству…»