Семья Берг
Шрифт:
Августа появлялась со стороны Тверской улицы. Каждый раз она была в чем-то новом — то в облегающем темно-синем костюме с меховой оторочкой и модной шляпе, то в сером свободном платье чуть ниже колен. И на улице, и в театре на нее все оглядывались. Павел это замечал и думал, как щедро природа ее одарила.
Как-то раз в кассе не было билетов, и Августа сказала:
— Идем к администратору, — и направилась к артистическому входу.
— Ты думаешь, он даст нам билеты?
— Конечно.
Администратором был давнишний служащий театра Федор Михальский, несостоявшийся актер. При виде Августы он с почтением поднялся со стула, пораженный ее внешностью:
— Добрый вечер, что я могу для вас сделать?
Она обворожительно улыбнулась:
— Добрый
Михальский рассыпался в любезностях:
— Не могу отказать такой даме и герою-орденоносцу Гражданской войны, — и сам проводил их в директорскую ложу.
А потом в антрактах приходил и спрашивал:
— Как вам нравится пьеса? Приходите к нам еще, я всегда буду рад вашему приходу.
Павел с интересом наблюдал, какой неотразимый эффект производила внешность Августы на незнакомых ей людей.
На сцене шла новая пьеса молодого драматурга Николая Погодина «Кремлевские куранты». Сюжет состоял в том, что после революции часы на Спасской башне — Кремлевские куранты — остановились и Ленин попросил еврея-часовщика привести их в порядок. На сцене присутствовал и Сталин, но ему была отведена небольшая роль, почти совсем без текста. По ходу действия в поиски часового мастера включается матрос-балтиец из охраны Ленина и молодая интеллигентная девушка из семьи профессора. Между ними возникает любовь, хотя они принадлежат к разным классам. Все заканчивается хорошо — и часы починены, и влюбленные соединены.
В первом антракте Августа спросила Павла:
— Это выдумка или действительно была какая-то история, связанная с починкой Кремлевских курантов?
Павел как историк интересовался разными событиями своего времени и рассказал ей:
— Починка курантов действительно имела место, и их действительно чинил в 1920 году мастер-еврей по фамилии Бернс [26] . Первые часы были установлены на башне еще при царе Михаиле Романове в 1585 году, но вскоре были проданы. Новые были изготовлены в 1621 году иноземным мастером Христофором Головеем. Для них на Спасской башне был построен специальный шатер. Новые часы были устроены с боем «перечасьем», для этого были отлиты 13 колоколов. При Петре Первом из Голландии привезли часы с 12-часовым счетом и музыкой и установили их в 1706 году, но в 1737 году музыкальный бой перестал действовать. В 1850 году их исправили и они исполняли мелодию гимна «Коль славен» и Преображенский марш. Во время революции, в 1917 году, при обстреле Кремля часы снова были повреждены. И тогда в 1920 году по распоряжению Ленина их исправил мастер Бернс, и часы стали играть «Интернационал».
26
Беренс (прим. верстальщика).
— Какой ты молодец, что так много знаешь.
— Авочка, я только интересуюсь многим, но знаю пока что мало.
По дороге домой Августа рассказывала Павлу о своей юности:
— Мужчины нашей семьи поколениями служили в армии, в войсках терских казаков. Они поверх кавказских бурок носили башлыки были ярко-синего цвета, у донских казаков башлыки были красного цвета, у кубанских — оранжевого. Мой дед и старший брат моего отца стали генералами. Но мой папа, Владимир Владимирович, был младшим сыном в семье и по закону мог не служить в армии. Он стал железнодорожником: в конце прошлого века это было очень ново и интересно. А моя мама, Прасковья Васильевна, которая живет с нами, — из простых казачек. Отец женился на ней по любви: увидел ее раз в окошке и влюбился. Наша семья вся влюбчивая — так и я влюбилась в Семена. Но потом вся родня относилась к маме холодно — они считали, что она не пара для папы. А родители счастливо прожили вместе почти сорок лет. Меня отдали учиться в институт для благородных девиц во Владикавказе. Там же учились две мои старшие сестры, Тоня и Оля. Старший брат Виктор стал тоже железнодорожником, а младший —
Женя — был офицером и ушел с армией Деникина из России. С тех пор след Жени потерялся, только мы об этом никогда не говорим — упоминать врагов новой России опасно.Павел поинтересовался:
— А как твоя мама относится к тому, что ты вышла замуж за еврея?
— Она верующая христианка, очень религиозная, поэтому вначале была недовольна. Уходящее поколение не понимает молодых. А потом сказала, что браки совершаются на небесах и, наверное, Бог так хотел. К тому же Сеня такой замечательный зять, так всегда добр к ней, и она видит, что я с ним счастлива. Вот и примирилась, — и Августа добавила со смехом: — Теперь, если он уезжает в какую-нибудь важную командировку, мама крестит его на дорогу. А Сеня не возражает, даже кажется довольным.
Когда они в следующий раз пошли в театр смотреть «Трех сестер» Чехова, администратор Михальский встретил их приветливо, но казался чем-то смущенным.
— Сегодня у нас замена. Недавно была специальная правительственная комиссия и велела переделать «Кремлевские куранты». Как раз сегодня мы пустили этот спектакль в новой редакции. Хотите посмотреть?
Они заинтересовались и остались. Действие и диалоги были все те же. Но на этот раз Сталин был на сцене почти все время, постоянно рядом с Лениным и даже немного впереди, ближе к рампе, — так было задумано режиссером. Ленин по ходу пьесы произнося любую реплику, приближался к Сталину и несколько заискивающе обращался к нему:
— Правильно я говорю, товарищ Сталин?
И Сталин важно кивал головой и отвечал:
— Правильно, Владимир Ильич.
Через пять минут Ленин опять подскакивал к нему с вопросом:
— Правильно я говорю, товарищ Сталин?
— Правильно, Владимир Ильич, — и опять кивок головы.
Провожая их до дверей после спектакля, Михальский осторожно прошептал:
— Комиссия приходила потому, что товарищ Сталин сам захотел посмотреть пьесу. Поэтому нам велели поставить спектакль в новой редакции. Как она вам понравилась?
Августа ответила с обворожительной улыбкой:
— Очень интересные и симптоматичные переделки.
— Как вы правильно заметили!
И Михальский, и Августа с Павлом понимали, кому в угоду была сделана «новая редакция» и ясно видели, что она только испортила спектакль, но говорить этого вслух не решались. Отойдя от театра, Августа тихо сказала:
— Теперь в пьесе вместо одной любовной коллизии между моряком и дочкой профессора разыгрываются как бы целых две — между двумя вождями тоже. Неприлично эго говорить, но поведение вождей на сцене похоже на поведение гомосексуалистов, когда один, пассивный, стремится угодить другому, активному.
Павел хохотнул и удивился — может быть, она была и права, но он не ожидал от нее упоминания о гомосексуалистах.
Семен с Августой были нежно влюбленной парой и не уставали постоянно нахваливать друг друга. Павел с добродушной завистью посмеивался над ними:
— Ваша семья — это прямо институт взаимного восхищения.
Августа рассмеялась этому определению:
— Посмотрим, что ты будешь говорить о своей жене.
Они были очень общительны, любили принимать гостей, танцевать, петь, веселиться. Большинство гостей были сослуживцами Семена, молодые, всем лет по тридцать с небольшим, все много трудились, пробивались, долго испытывали тяготы жизни и лишения революционного периода и теперь достигли достаточно устойчивого положения.
Хотя во всей стране был еще голод и действовала карточная система, но для Гинзбургов и их друзей уже начиналась более благополучная жизнь. Им хотелось расслабиться, повеселиться, начать получать удовольствие от жизни. В их еврейскую, отчасти мещанскую среду Августа вносила дух салонного аристократизма. Поэтому собрание их гостей Семен в шутку называл «Авочкин салон».
Ближайшими друзьями Гинзбургов были их соседи по дому Моисей Левантовский и его русская жена Ирина. Августа с Ириной стали неразлучными подругами. Августа как-то рассказала Павлу: