Семья для Феликса
Шрифт:
– Да кто он такой?
– наконец отмерла я для того, чтобы замереть вновь, услышав нечто невероятное:
– Спаситель наш, Мерлин бы его побрал! И наша с тобой обоюдная головная боль на пять лет, как минимум.
Приехали. Не может быть! Феликс - Гарри Поттер? Но позвольте, а где же знаменитый шрам?
Северус внимательно посмотрел на меня, помолчал немного и признался:
– Уж лучше бы ты кричала и возмущалась. А то мне жутко становится. Я виноват, что не поставил тебя в известность о нашем, даже не знаю, как это назвать...
Он поднялся, расстегнул несколько пуговиц на своем странном одеянии, заменявшем ему магловский пиджак. Я видела, что у него болит голова, что он еле заметно морщится, стягивая волосы в хвост моей резинкой. Что-то гадкое и злое, поселилось во мне после лицезрения его поступков по отношению к маленькому ребенку. Малышу, который мне понравился своими человеческими качествами, который успел разбудить во мне дремавшие до поры до времени чувства, свойственные любой здоровой женщине.
Скользкая мерзкая змея сомнений задушила во мне желание вскочить, обнять, усадить своего суженного на пол, чтобы он удобно оперся спиной о диван. Долго расчесывать и разбирать его слишком длинные для мужчины волосы, успокаивая его боль, выслушивая, соглашаясь, спрашивая. Привычный, давно сложившийся порядок вещей, был нарушен. Я закрылась, почти враждебно разглядывая нахмуренное лицо Северуса.
– К Мерлину!
– Северус резко провел рукой, и только что расстегнутые им пуговицы моментально застегнулись вновь.
– Пусть возится со своим недобитым "героем" сам! Я не потерплю в нашем доме атмосферы подозрительности и ссор. И было бы из-за кого!
– черные глаза полыхнули таким огнем, что я моментально почувствовала, как жар растопил-таки ледяную руку непонимания и неприятия, не желавшую отпускать мое сердце.
– Из-за кого, Сев?
– я похлопала по дивану.
– Снимай пиджак, давай сюда голову, призови мою расческу и рассказывай. Будем вычесывать проблему, пока не поссорились непонятно из-за чего.
Наша старая шутка немного смягчила черты любимого лица. Глаза, еще несколько мгновений полыхавшие ненавистным мне пламенем, слегка сощурились. Мне было знакомо это выражение: муж принял решение. Обсуждать больше нечего. Я не сомневалась, что он мне все расскажет, но это будет потом. После того, как Феликс, то есть Гарри, исчезнет из нашего дома.
Ох-хо, мужчины! Плетью обуха не перешибешь, конечно. Но плеть-хитрость - исконно женское оружие. Мягко обвить, да неожиданно дернуть. Зачем же перешибать? Главное, заставить муженька задержаться на минуту-другую, отодвинуть его планы, вынудить мне все рассказать. А там будем думать, что делать.
– Солнце мое черноглазое! У меня было нелегкое утро. Раз уж так получилось, что я столько времени потратила на ТВОИ, - я немного повысила голос, - дела, вместо того, чтобы заниматься нашими общими, то мне бы хотелось получить объяснение сейчас, а не мучиться от любопытства до вечера. Мне еще на работу, если помнишь. Буквально два слова, и я побегу, меня Филч и Кипа ждут.
– Хорошо, увидимся вечером и поговорим. А я пока отправлю яблоко раздора старому мудрому пню - пусть он и решает, что с этим фруктом делать, - Северус швырнул мою резинку на диван и провел руками по волосам, магией зализывая их назад, и явно собираясь уходить.
Зря надеялась. Не прокатило. Из таких рук, как у Сева, обух ни силой, ни хитростью не выбить. Только прямотой и честностью. Тогда он отложит его сам. Может быть. Я, бывает, по старой наивной привычке, надеюсь на ранее всегда срабатывавшее
оружие. Я всегда могла обвести вокруг пальца кого угодно, но не мужа. Обидно признавать, но он умнее меня.Я забралась с ногами на диван, обняла колени и обиженно уткнула в них нос. Проводила мужа взглядом до дверей его спальни. Блин. Поговорили, называется! Так всегда: он очень тонко чувствует малейшую фальшь и реагирует соответственно. Им нельзя манипулировать. Только искренность. Обидно: он требует ее от меня, но часто не считает нужным делиться со мной своими планами и мыслями. В такие моменты, я действительно чувствую себя маленькой глупой девочкой, которой, собственно, и являюсь.
– Алохомора! Алохомора!
Опаньки! А шоу, кажется, продолжается! Я прекратила шмыгать носом. Совсем, как давеча Феликс, вытерла слезы прямо о брюки на коленках и прислушалась.
– Алохомора! Открывайте, Поттер!
Куда там! Судя по голосу, Северус не на шутку разозлился, пора было спасать положение и новенькую дверь: "Бомбарда" от Сева - вещь очень мощная. Словно порыв ветра сбросил меня с дивана. В мгновение ока я взлетела вверх по лестнице, чтобы затормозить в дюйме от бледного от ярости мужа.
Шантаж! Шанс!
– Сев, ты прости, я очень обиделась на тебя и кое-что не рассказала о своих утренних приключениях и о Феликсе. Но ты сам виноват! Не дал мне и слова вставить. Я знаю, как обойтись без столь радикальных мер. Но давай сначала поговорим. И прекрати воспринимать меня как маленького ребенка! Мне это осточертело! Не настолько я тебя и младше!
Я не смогла довести свое выступление до логического завершения: я никогда так раньше не разговаривала с мужем. Я уважала и любила его. Мне всегда была противна сама мысль о скандалах и разборках. Так же, как и Северусу. А теперь, уже второй раз за столь непродолжительное время, я осмеливаюсь повышать на него голос. Мне стало так противно, так нехорошо, так... никак, что я разрыдалась.
Северусу раньше не доводилось видеть моих слез. Он опустил палочку и явно смутился: таким смущенным я видела его лишь однажды: когда мы с ним столкнулись у дверей в ванную старост. Судя по всему, ему стало явно не по себе: что делать со мной деловой, неунывающей, агрессивной, яростно отстаивающей права любого несправедливо обиженного им ученика, он знал, а вот с истерикой сталкивался впервые.
Хорошо, что очень уж лишний вес у меня пока лишь в планах: муж подхватил меня на руки, и понес вниз. Скользкая гадина внутри меня еле слышно прошипела: "Как романтично", но тут же скрылась. Правильно сделала: я сама не ожидала, что столь примитивное, древнее, как мир женское оружие окажется столь действенным. Если еще окажется! Сев товарищ такой: вполне может приласкать, напоить успокаивающим зельем и отправиться выполнять задуманное. От острого приступа жалости к себе, любимой, но бесправной, я всхлипнула еще громче, подавилась и закашлялась.
Как бы ни была я увлечена вытиранием моих горьких слез о его одежду, я все же успела заметить кое-что, что не заметил Сев: дверь в спальню беззвучно отворилась, и на пороге появилась маленькая фигурка, воинственно сжимавшая в руках настольную лампу. Весь вид Феликса говорил о том, что меня, кажется, готовятся спасать от грозного мужа. Я округлила глаза в безмолвной попытке приказать моему рыцарю исчезнуть с этих самых глаз долой. Он в ответ тоже сделал круглые глаза, но все же верно разобрался в ситуации и исчез в недрах спальни, притворив дверь.