Сентябрь – это навсегда (сборник)

Вербейник… Он где-то здесь, рядом, растет на обочине. Или, может, все еще более фантастично? Может, еще с тех времен блуждает здесь, будто болид в космосе, атом запаха? Случайный, вечный, бессмертный атом… Остался и блуждает?

Виктор присел на придорожный столбик и будто провалился в прошлое.

В дом отдыха «Нижний Кастрополь» он приехал в конце ноября.

В сентябре его нежданно–негаданно буквально раздавило горе. Одно из неизбежных, но от этого не менее страшное. Он по инерции ходил на лекции, ел, спал, однако делал все это почти бессознательно, потому что ни умом, ни сердцем не мог понять: как в один миг может разрушиться целый мир? Депрессия углублялась — Виктор завалил несколько зачетов. И вот тогда декан Макарова, женщина умная и властная, выхлопотала в профкоме путевку и в разгар учебного года отправила его в Крым.

Так в один день Виктор перенесся от слякоти Днепропетровска, от скоротечных снегов и нелепых дождей к никогда раньше не виданным обрывам и утесам, рядом с которыми дремало аквамариновое море, зеленели кипарисы и какие-то незнакомые деревья. Бездумные загорелые лица отдыхающих обещали самое настоящее забвение.

Сестра–хозяйка — величественная и полусонная — открыла ему маленькую комнату, в которой стояли две кровати, отдала ключ.

— Напарник завтра приедет, — сказала она. — Занимайте, где вам понравится.

Сестра–хозяйка ушла, а он сначала вышел на длинную дощатую веранду, а затем, повинуясь какому-то подсознательному зову, направился к морю.

Спуск к берегу оказался неожиданно крутым. Опираясь на каблуки, Виктор сбежал по узкой тропе, спрыгнул на гальку. Море было равнодушное и угрюмое, словно его тоска. Странное дело! Эта похожесть как-то облегчила душу. Будто нашелся, наконец, человек, которому так же неприютно и одиноко, как и ему.

Он внимательно все рассмотрел. Валуны на берегу и камни в воде. Скалы, то подступающие к самой воде, то исчезающие в замысловатых складках берега. Жухлую траву и кустарники, так и не определившиеся к ноябрю — погибать им или зеленеть вечно.

— Э–эй–эй… — услышал Виктор зов.

На краю обрыва стояла девушка — белокурая, в коротком бежевом плаще и звала… его. Виктор в первый миг не поверил себе. Зовут кого-то другого, не его. Он оглянулся. На узкой кромке пляжа никого больше не было.

— Ловите!.. — услышал он веселый возглас.

Девушка заскользила–побежала по тропке, стараясь не разгоняться, но все равно убыстряя и убыстряя свой бег из-за крутизны спуска.

«Ловите…» — повторил про себя Виктор и шагнул навстречу незнакомке.

Она упала ему в руки — неожиданно тяжелая, упругая, будто рыба, прикоснувшись к нему всем телом. В голове Виктора все смешалось: белые колени, мелькнувшие перед глазами, толчок груди, от которого на миг, будто от удара электрического тока, помутилось сознание, наконец очень знакомый тонкий аромат, исходивший от девушки: то ли цветущей акации, то ли меда.

Девушка засмеялась и освободилась из его объятий.

— Здравствуйте, — сказала она. — Вы, наверно, сегодня приехали? Я не видела вас на обеде.

— Только что.

Виктора от смущения бросило в жар. Темно–зеленые глаза девушки смотрели лукаво и выжидательно.

Он подал ей руку, чтобы спуститься еще ниже — к холодной беспокойной воде.

— Жаль… А я завтра уезжаю.

Она сказала свое «жаль» так, что его можно было отнести и к их встрече. Жаль, мол, только встретились, а тут надо уезжать. По крайней мере, Виктор понял ее именно так.

— Вы откуда приехали? — спросил он, смелея. Ему вдруг стало понятно: случилось нечто очень хорошее. Случилось или еще случится. А может, происходящее — их болтовня, прикосновения рук, парение души — и есть то большое и радостное, в предчувствии чего не раз сжималось сердце?

— Из-под Москвы… Гусь–Хрустальный — слышали?

«Хрустальный, хрустальный…» — мелодичным перезвоном отозвался в нем голос девушки. Он вдруг узнал тонкий запах, который исходил от нее. Вербейник… Высокая трава с метелками желтых цветов. В детстве, после войны, он еще собирал ее, а мама заваривала чай — душистый, медовый.

— Работаю ткачихой, живу в общежитии…

— Я тоже в общежитии, — обрадовался неизвестно чему Виктор.

— У нас там девчонок — миллион, — лукаво взглянула на него новая знакомая. — Приезжайте — выберете невесту.

— Я еще учусь, — Виктор почему-то покраснел от своего признания. — На втором курсе филфака.

— Все равно приезжайте, — засмеялась девушка.

За разговором они незаметно подошли к маленькой рощице деревьев с темно–зелеными, плотными на вид листьями. Девушка достала из кармана полиэтиленовый пакет.

— Поможете?

Она срывала эти откуда-то знакомые листья и рассказывала о себе. Виктор помогал, но лишь для вида. Во–первых, непонятно, зачем ей эти листья. Во–вторых, и это главное — для чего ускорять это странное занятие, которое позволяет быть вдвоем и во время которого иногда встречаются их руки.

Виктор прочел — негромко, со значением:

Мы потеряли целый закат, — никому

не увидеть дружбу наших ладоней

в час, когда мир погружается в синюю тьму

— Чьи это стихи? Неужели ваши? — удивилась она.

— Пабло Неруды. Я очень люблю его. Знаю много наизусть.

— Почитайте еще, — попросила девушка.

Он начал другой стих, пьянея от колдовского завораживающего ритма, от собственной смелости:

В тебе все реки поют, и душа моя с ними

течет, как ты повелела, в тобой открытый предел.

Укажи мне, где цель, стань тетивой надежды,

и я в опьяненье на волю выпущу стаи стрел.

Всюду вокруг я вижу, как зыблется твое тело.

Твое молчание — облава моих пугливых минут,

твои хрустальные руки — долгожданная гавань

моим поцелуям и влажным моим желаньям приют.

На устах у любви твой голос влажнеет, крошится

в час, когда вечер гулкий катится в пустоту!

Так на донышке дня я слышу, как в чистом поле

молодые колосья шуршат у ветра во рту.

Виктор передохнул, облизал пересохшие губы.

Еще никогда стихи не были так созвучны его душе, смутным страстям и желаниям, бродившим в нем. А как слушала его девушка! Каким мягким сиянием полнились зеленые глубины ее глаз, как странно играла на ее лице улыбка! Точь–в-точь зарница: грозы еще нет, но сполохи неземного огня то вспыхивают на небосклоне, то угасают и от этого становится весело и чуть жутковато.

Девушка просяще взглянула: что же ты, мол, замолчал? Виктор начал нараспев: