Сеня, жми на тормоза!
Шрифт:
– Арс, привет!
Алла. Ильинская Алла Геннадьевна. 45 лет, не замужем, завлит севастопольского театра. У них с Воскресенским никогда не было большой дружбы, но они всегда с теплом и уважением общались на равных. Поэтому он к Ильинской спокойно обращался на «ты». Но в восприятии Арсения она ну никак не была Аллой. Её, полненькую, невысокую (но все же выше Сени), с золотистыми волосами, оформленными в стрижку каре, в невыносимо дурацком платье в цветной горошек, с её жадными до жизни глазами, с этой какой-то искрящейся детской непосредственностью, невольно хотелось назвать Аллочкой. Таким людям надо даже в паспорте писать «Аллочка Ильинская». И ни разу не Алла.
– Привет, Алла, - Воскресенский сдержанно её обнял, а Ильинская, как всегда, крепко, со всей страстью.
– Давно тебя не видела. Как
– На здоровье, если так можно сказать, - Воскресенский слегка улыбнулся.
– Идешь завтра на «Тартюфа»?
– спросила Алла, безуспешно щелкая зажигалкой, которая потом все же поддалась.
– Да, конечно.
– слегка опущено произнес Воскресенский.
– Как же культурный обозреватель самого читаемого севастопольского СМИ пропустит первую премьеру сезона?
– Не, Арс, что ты, такое пропускать никак нельзя, - Алла будто и не заметила меланхоличных ноток в голосе Арсения, продолжая прибывать на своей волне.
– Сегодня был генеральный прогон. И ты знаешь, это какой-то совершенно воздушный спектакль. Удивительно, но Алексей Владимирович ни разу за два с половиной часа не отошел от источника, от мольеровского текста, не ушёл в форму, полностью сохранил дух пьесы… И вот ты знаешь, Арс, я была поражена. Я была поражена… При том, что спектакль выстроен очень канонично, ровно, как такой крепкий конструктор, в нём в то же время есть какая-то совершенно обволакивающая лёгкость, смотришь и на душе прям праздник. Это, конечно, большая заслуга наших, не побоюсь того слова, гениальных артистов. Просто гениальных. Ох, Арс, ты бы видел, какая восхитительная, просто космическая Дорина получилась у Катюши Прохоровой. А Тартюф Миши Краснова - ну это же просто какая-то молекулярная работа над ролью! Понимаешь, там всё, там, я не знаю…, - сигарета в руке Ильинской почти дотлела, когда она наконец прервала свою восторженную рецензию.
– Да твою ж мать! Арс, дай ещё одну. Я что-то увлеклась, - Алла с сама себя же громко рассмеялась и, потушив окурок о край урны, взяла у Арсения новую сигарету.
– В общем, приходи, уверена, не пожалеешь. С большим интересом прочитаю твою рецензию.
Воскресенский никогда не испытывал к Алле кого-либо негатива и лишь одна её особенность, если можно так выразиться, вызывала в нем жгучее раздражение, и он ничего не мог с собой поделать. Дело в том, что Алле всегда всё нравилось. Какие бы спектакли не ставил театр, где она служит, ни разу в кулуарных разговорах от неё не прозвучало какой-либо резкой критики. С одной стороны, тут даже странно удивляться: завлит, говорящий дурно о спектаклях своего же театра - это явная аномалия. Но как быть с восторженными рецензиями на спектакли своего же театра? На страницах Аллочки в соцсетях это уже давно стало доброй традицией. И надо было видеть, в какие яростные перепалки Алла вступала со всеми несогласными, с какой фанатичной преданностью защищала худрука Романовского, и как искусно и тонко нанослоем размазывала каждого, у кого хватало смелости сказать дурное слово в адрес главного режиссера или артиста. Тогда безобидная Аллочка реально превращалась в Аллу Геннадьевну на супертяжелом танке и проезжалась по всем несогласным.
Правда смелой Ильинская была только в интернете. В реальной же жизни, попадая в зону какой-либо дискуссии о спектаклях своего театра-кормильца, она спешила немедленно удалиться. Но иногда её задевало. Было достаточно всего пару резких фраз от местной блогерши в адрес спектакля Романовского или даже приглашенного режиссера, чтобы у Аллочки начинало скакать давление и приливать кровь к лицу. Если дискуссия становилась жарче, Ильинская могла и вовсе начинать хватать ртом воздух, видимо искренне удивляясь тому, как в театральном Севастополе может быть какое-либо ещё мнение кроме её собственного.
Её «идейные враги» объединялись в свои небольшие группки на страницах каких-нибудь пожилых городских активисток, не переваривающих творчество Романовского и давали там волю своей желчи. «О, смотрите, Пяточок опять покакала восторженной одой. Как всегда облизала своего Винни Краснова», «А она случайно не спит с Романовским?», «Да я вас умоляю, Романовский вообще не по этой теме», «Наша хрюшка
опять в ударе!», «Тише, а то сейчас прибежит Аллочка-людоедка, поднимет тут вонь».Такая нетерпимость Аллы к объективной критике и являлась для Арсения главным раздражающим фактором. То ли у человека была какая-то детская травма, то ли это просто свойство характера - бросаться на амбразуру, защищая людей искусства, даже если они откровенно не блистали. Но чего добивалась Ильинская? Чтобы были одни хвалебные статьи? Арсений искренне этого не понимал. Неужели Алла не осознает, что всем вокруг затыкая рот, она таким образом себя выставляет не в самом лучшем свете?
Алла-завлит - эта одна её грань. Но есть же ещё Алла-зритель. И здесь Воскресенский также впадал в ступор. Если Ильинской нравились спектакли других театров, она всегда могла разродиться километровой рецензией. Но если на странице Аллочки в течение суток была тишина, это значило лишь одно - Аллочка тактично молчит. Понятное дело: профессиональная этика, её статус, и сам севастопольский театральный мир - здесь все как под одним одеялом. Но даже в личной переписке Алла максимально соблюдала правила приличия. Алла как-то пришла на премьеру к своему давнему другу Игорю Дворникову - режиссеру любительского театра при Дворце культуры. В тот вечер Арсений также был среди зрителей. И когда уже после спектакля он спросил в месссенджере Ильинскую о впечатлениях, она ответила максимально уклончиво и размыто: «Молодые люди занимаются тем, от чего искренне кайфуют. И это просто прекрасно, я считаю». Интересно, что бы Алла сказала о спектакле профессионального режиссера, и не её друга? Вряд ли бы суть кардинально отличалась. И в этом вся Аллочка Ильинская. Жанна д’Арк театрального Севастополя. Горя своим делом и идеями, готова сгореть дотла.
– Да, конечно, рецензия будет, уже завтра утром, - Арсений выдавил из себя усталую улыбку.
– Алла, я ещё вот о чём хотел с тобой поговорить…, - Воскресенский собирался с мыслями.
– Да, Арс, я тебя слушаю, - Ильинская замерла в слегка волнительном ожидании.
– Я на прошлой неделе приносил тебе свои рецензии и все необходимые документы для вступления в Союз театральных деятелей…
– Да, я прекрасно помню, - Алла продолжительно затянулась сигаретой, - я уже всё отдала Ольге Денисовне, заместителю председателя нашего регионального отделения.
– Так вот… В общем… Алл, я передумал вступать в СТД.
– То есть как это?
– глаза Аллочки максимально округлились и в них читался если не ужас, то лёгкий шок от услышанного.
– Арс, ты что такое говоришь? Я не ослышалась?
– Нет, ты не ослышалась. Я считаю, что мне пока ещё рано. Я всего два года на посту редактора раздела культуры, у меня не так много театральных рецензий. И…
– Так, Арс!
– Алла быстро затянулась сигаретой и тут же нервно потушила её об урну.
– Ты мне это прекрати! Что значит ты передумал вступать в СТД? Ты же прекрасно пишешь о театре. Все наши тобой зачитываются. Я вообще планирую скоро запустить в Севастополе курсы по театральной критике и хочу тебя привлечь в качестве постоянного эксперта. У нас до тебя в городе вообще не было никакой театральной критики. Можно сказать, ты первопроходец в этом деле. И ты хочешь всё это бросить? Арс, не пугай меня.
– Алла, послушай, - Арс устало закатил глаза, совершенно не желая развивать эту тему.
– Мне, конечно, очень приятно, что театральный Севастополь и ты в том числе так высоко оценили мои писательские способности, но пойми…
– Не понимаю, - глаза Алла продолжали оставаться как пятирублевые монеты и казалось она вот-вот расплачется.
– Алла, и всё же, пожалуйста, попытайся меня понять. Я… Ну, понимаешь, не хочу быть привязанным к какой-либо организации… Это мне всё как-то чуждо… Я птица вольная. От кого-то зависеть не хочу.
– Да ни к чему ты не будешь привязан, ни от кого не будешь зависеть!
– Алла почти закричала.
– Да ты… Ты не понимаешь… Это такие возможности! Ты… Ты сможешь в Москву ездить на лаборатории СТД, учиться театральной критике, смотреть лучшие спектакли, набираться опыта… Это же так здорово… Я не знаю… Как ты…
– Алл, ну, вот так, - Арсений тяжело выдохнул, но сказал это максимально мягко, словно успокаивая капризного ребёнка.
– Пойми, я не уверен, что в дальнейшем продолжу писать о театре и…