Серая хризантема(Фантастические повести и рассказы)
Шрифт:
— Хорошо, хорошо, пусть не ваш. Мы еще плохо различаем здешнюю технику. И к тому же ваше деление на нации и государства…
Геня не слушал его. Самолет не погиб. Он долетел до Кильдыма. Значит, Маруся жива. Сегодня же Геня попросит, и эти странные ребята зукхи отпустят его домой. Он найдет Марусю, и они будут гнать фашистов до тех пор, пока Москва и Кильдым не сольются в одну Россию. Привычным жестом Геня потянулся пригладить волосы, но рука нащупала голый шишковатый череп. Геня приблизил ее к глазам и впился взглядом в семипалую коричневую ладонь, покрытую шершавой, точно
— Извини нас! Мы не смогли сохранить твое тело, — прошептал Сресс, старший из зукхов. — Теперь ты почти как мы. Почти, но не совсем. Тот, чье тело ты занимаешь, не был рожден матерью. Его создали ученые. Это был механизм из плоти и крови. Слуга, зунг. Мы вселили твой мозг в его тело. Можешь считать себя одним из нас, если захочешь.
— Никогда!..
…Костер догорал. Геня протянул длинную руку, отломил несколько веток, от ствола, на котором сидел, и бросил их на угли. Снова, словно стекляшки в калейдоскопе, языки пламени сложились в картинку.
Они со Срессом стоят рука об руку возле огромного, во всю стену, экрана. Там, в тысячах километров под ногами, бурлит Юпитер. Зукх и человек разговаривают молча. Это — последняя беседа за сорокалетнюю дружбу.
— Выбирай! — говорит зукх. — У тебя две дороги. Полетишь с нами — навсегда останешься нашим братом. Больше сорока земных лет ты не был дома. Столько лет с нами… Ты даже не знаешь, чем кончилась твоя война. Здесь, на корабле, ты вдвое пережил себя земного. Неужели мы за это время не стали твоим народом?
— Извини, Сресс, не стали!
— Но ведь ты уже не человек!
— Ты так думаешь?
— Мне так кажется. Удерживать силой мы тебя не собираемся, но подумай хорошенько, прежде чем уйти!
— У меня было время подумать. Целая жизнь. Ты прав, мне виднее: я — человек. И если я не смогу жить среди людей, то умереть среди них — в моих силах! Вам пора домой. Мне тоже пора. И если люди не признают во мне своего — это будет расплатой за то, что я не умер тогда, возле моей тропы.
— А мне кажется, что сорок лет назад ты был прав, когда согласился отправиться с нами в долгую экспедицию к Центру Галактики. Ты не решился остаться на своей планете, и мы улетели. Разве можно вмешиваться в дела чужого мира, когда об этом не просят?
— Нужно, Сресс! Если можно помочь — помогай. Это наш принцип, земной. Постарайся понять его.
Сресс долго молчал. Потом его ладонь с сухим шелестом легла на руку Гени. После этого ни один звук не потревожил больше воздух в просторной рубке корабля.
Костер догорал. Лишь багровые огоньки пробегали иногда по подернутым серым пеплом углям. Геня долго смотрел на них, потом встал было, но почувствовал, что за спиной у него стоит человек. Геня слышал его мысли, в которых боролись страх, голод, желание подойти и снова страх. Он медленно обернулся. Шагах в десяти от него стояла за сосной маленькая девочка.
Когда отсвет углей вырвал из темноты Генино лицо, девочка вскрикнула и бросилась в лес, но споткнулась о корягу и громко заплакала. Геня взял ее, обмершую, на руки и беззвучно спросил:
— Как тебя зовут?
Девочка вздрогнула от слов, возникших у
нее в голове, и прошептала:— Олё-она!
— А что ты делаешь здесь в лесу, одна?
— Заблудилась я-а-а!!! — снова во весь голос заревела девчушка.
— Не плачь, Леночка! Я покажу тебе дорогу. Не надо меня бояться, слышишь?
— А ты кто такой? — спросила она настороженно.
— Я леший. Ты слыхала про лешего? Мы добрые.
Девочка уже с интересом глядела на Геню.
— Неправда, леших не бывает! Я знаю! Мне папа говорил, что лешие только в сказках водятся.
— Да, — согласился Геня. — Леших не бывает. А я есть. Я отведу тебя домой. Ты ведь из Кильдыма?
— Из Кильдыма! — кивнула девочка и, больше не всхлипывая, смотрела на него доверчивыми зелеными глазами.
Геня, сам не зная почему, вдруг спросил у этих добрых детских глаз:
— Лена, а дедушка твой воевал?
— Дедушка у меня погиб на войне! — гордо ответила девочка. — Давным-давно. А Вадик — в Афганистане, в прошлом году. Его привезли на вертолете в красивом гробу и долго хоронили. Я даже устала стоять, так это было долго! Но я тогда еще маленькая была.
Геня лихорадочно пытался вспомнить, что приходилось ему в юности слышать про Афганистан. Кажется, он первым признал Советскую Россию. Как же он мог тогда вероломно напасть на нас? Или… Или Советского Союза уже нет? Не верю… Не верю! — Из груди Гени рвался крик.
Дрожащей рукой он открыл планшетку. Там лежал еще один талисман прошедших времен — залитый зукхами в прозрачный пластик, пожелтевший листок партизанской газеты.
— Аленушка, ты знаешь этого дядю?
— Нет, не знаю, — сказала девочка равнодушно.
— Это же… товарищ Сталин… Аленушка, — сказал Геня совсем тихо. — Ты… никогда не видела это лицо?
— Ой, вспомнила, — вдруг засмеялась довольно девочка. — У дяди Гоши на машине такой портрет был на стекло приклеен. Он к нам из города на уборочную приезжал и долго у нас в колхозе жил. На машине нас катал часто!
«Если в России не забыли товарища Сталина, если есть в ней колхозы, значит, победила врагов Советская власть!» Очень аккуратно Геня сложил газету вчетверо и положил ее обратно в планшетку.
Его радость передалась и девочке. Та засмеялась. Геня подвинул ее к костру, раздул тлеющие угли и кинул на них охапку хвороста. С удовольствием смотрел он, как розовеет от тепла мордочка ребенка.
— Дяденька Леший, я кушать хочу! — шепнула девочка.
— Зови меня дядя Геня!
— Нет, лучше уж дяденька Леший! Так интереснее!
Накормить ее Гене было нечем. Сосредоточившись, он внушил девочке, что она сыта, и есть она больше не просила.
С полчаса они сидели в тепле и говорили о разном. Потом Геня встал со ствола.
— Пойдем домой! Там тебя ждут.
— Пойдем!
Он взял девочку на руки и пошел, прикрывая ее ладонью от колючих веток, туда, где была знакомая тропинка.
— Наш дом рядом с околицей, — бормотала девочка в полусне. — У меня есть два старших брата и собака Пистолет. Ты иди побыстрее, а то бабушка уже волнуется. Ты ее не бойся. Она тоже добрая. Ты ей понравишься… понравишься…