Серая Женщина

– Подожди минутку. Почему ты плачешь?

– Не знаю, – совсем по-детски пожала плечами Лоис и снова заплакала.

– Отец был очень добр к тебе, Лоис. Ничего странного, что ты о нем скорбишь. Но, забирая, Господь может воздать сторицей. Я буду относиться к тебе с такой же добротой, как отец. Нет, еще добрее. Сейчас не время обсуждать матримониальные дела, но, когда закончим с похоронами, я вернусь к этому вопросу.

Лоис перестала плакать, но сжалась от страха. Что имел в виду кузен? Пусть бы лучше рассердился за неразумные слезы, за глупость. В течение следующих нескольких дней она всеми силами избегала встреч с Манассией, хотя старалась не проявлять опасений. Иногда разговор за поленницей казался дурным сном: даже если бы в далекой Англии не оставался сердечный друг, если бы на свете не существовало ни единого избранного мужчины, она все равно не смогла бы принять Манассию в качестве супруга. До сих пор ничто в его речах и поведении не указывало на такие планы, а сейчас, когда прозвучали конкретные слова, Лоис поняла, что испытывает к кузену острую неприязнь. Да, он, несомненно, благочестив и набожен, но темные глаза, тяжелый пристальный взгляд, редкие прилизанные черные волосы, грубая серая кожа – вся внешняя непривлекательность после разговора за поленницей проявилась особенно остро.

Лоис понимала, что рано или поздно последует продолжение, но трусливо пыталась оттянуть решающий момент, а для этого ни на шаг не отходила от тетушки, зная, что матримониальные планы Грейс Хиксон относительно сына не совпадают с его собственными соображениями. Так и было на самом деле, поскольку матушка Манассии отличалась не только религиозным рвением, но и честолюбием. Успев рано и дешево купить землю в Салеме, затем, после подорожания, Хиксоны без особого труда приобрели значительное богатство. Этому во многом способствовала привычка к молчаливому накоплению: даже сейчас, располагая солидным доходом, они не пожелали изменить первоначальный, весьма скромный уклад жизни. Таким похвальным образом складывались внешние обстоятельства. Что же касается репутации, то она неизменно оставалась столь же высокой. Никто не мог осудить их привычки или поступки. Благочестие и смирение почтенного семейства было у всех на виду, поэтому Грейс Хиксон считала себя вправе выбирать среди самых достойных девиц города до тех пор, пока не найдет сыну достойную невесту, но никто в Салеме не соответствовал ее высоким требованиям. Даже сейчас, вскоре после кончины мужа, она планировала отправиться в Бостон, чтобы посоветоваться с уважаемыми священниками во главе с достопочтенным Коттоном Мэзером и спросить, нет ли среди их прихожанок добродетельной девушки, достойной руки ее сына. Помимо безупречной внешности и благочестия невеста должна была обладать еще одним важным качеством: принадлежать к состоятельной семье с хорошей родословной. В ином случае Грейс Хиксон с презрением отвергла бы ее. Естественно, что в случае обнаружения такого образца совершенства никаких возражений со стороны сына не предполагалось, поэтому Лоис не ошиблась, решив, что тетушка даже слышать не захочет о женитьбе Манассии на ней – бедной безродной сироте.

Однако однажды избранная девушкой защитная тактика дала сбой. Манассия уехал по делам, которые должны были занять целый день, но он завершил их быстрее, чем планировал, и вернулся домой раньше. Сестры сидели за прялками, а матушка вязала, когда он зашел в гостиную. Сквозь открытую дверь было видно, как Натте трудится на кухне, а вот Лоис не было. Слишком сдержанный, чтобы спросить, где она, Манассия отправился на поиски и нашел кузину на просторном чердаке, уже заполненном зимними запасами фруктов и овощей. Тетушка поручила ей перебрать яблоки, чтобы отложить те, которые могли испортиться, для немедленного употребления. Низко склонившись над корзинками, Лоис сосредоточилась на работе и не услышала шагов, и лишь подняв голову, увидела молодого человека: тот стоял совсем близко. От неожиданности она выронила яблоко, побледнела и молча в страхе посмотрела на кузена.

– Лоис, – заговорил Манассия, – ты, конечно, помнишь мои слова, сказанные еще до похорон отца. Став главой семейства и хозяином всего состояния, я должен жениться. Не знаю девушки милее и приятнее тебя, кузина!

Он попытался взять Лоис за руку, но она по-детски покачала головой и со слезами взмолилась:

– Прошу, кузен Манассия, не обращайся ко мне с такими речами! Наверное, как глава семьи, ты должен жениться, но при чем здесь я? Я-то совсем не хочу выходить замуж. Нет, не хочу!

– Вот и прекрасно! – почему-то воодушевился Манассия. – Не желал бы вести к венцу девицу, которой не терпится прыгнуть в мою постель. К тому же, если жениться слишком скоро после смерти батюшки, люди начнут судачить. Пожалуй, на данный момент сказано достаточно. У тебя еще будет время обдумать мои слова и изменить отношение к ним: ведь речь о твоем будущем.

Манассия подал ей руку, и на сей раз Лоис смело, твердо ее пожала, решительно заявив:

– Я знаю, что в долгу перед тобой, кузен, за оказанное гостеприимство и готова отплатить, но не так, как ты хочешь. Я готова почитать тебя и любить как доброго друга и родственника, но никогда как супруга.

Молодой человек отбросил ее руку, словно то была ядовитая змея, но глаз от лица не отвел, только теперь его взгляд наполнился гневом. Он тихо что-то пробормотал: она не разобрала, а потому храбро продолжила, хоть и не перестала дрожать и едва сдерживать слезы:

– Позволь объяснить, только не сердись. В Барфорде один молодой человек хотел на мне жениться, но я была бедна, поэтому его отец даже слышать об этом не желал. Это было так унизительно, что теперь я не хочу ни за кого выходить замуж.

– Все, ни слова больше! Теперь я ясно вижу, что ты должна стать моей женой и больше ничьей: это твое предназначение, и тебе его не избежать. Еще много месяцев назад, читая божественные книги, до твоего приезда дарившие радость и просветление, я перестал замечать печатный текст, а взамен видел лишь золотые и алые буквы неведомого языка, значение которых, однако, ясно проникало в душу: «Женись на Лоис! Женись на Лоис!» А когда умер отец, стало понятно, что время подходит. Такова Божья воля, и избежать предопределения невозможно.

Манассия опять взял ее за руку и попытался привлечь к себе, но в этот раз девушка ловко увернулась и возразила:

– Не признаю это проявлением воли Господа, кузен! На меня вовсе не снизошло, как любите говорить вы, пуритане, что я должна стать твоей женой. Вовсе не до такой степени стремлюсь я замуж, чтобы выйти за тебя, даже если другого шанса не представится. Да и не расположена к тебе как к будущему супругу, но вполне могу любить как родственника… доброго родственника.

Лоис замолчала: не хватало слов, чтобы выразить признательность и дружескую симпатию, способные перерасти в иное чувство ничуть не больше, чем две параллельные линии – пересечься.

Но Манассия до такой степени уверился в том, что считал пророчеством, что скорее испытывал негодование из-за ее сопротивления предопределению, чем искренне переживал об исходе, а потому снова постарался убедить избранницу, что ни она, ни он сам не располагают иными вариантами устройства личной судьбы.

– Голос приказал мне: «Женись на Лоис»! – и я ответил: «Непременно, Господи».

– Но, – не сдавалась Лоис, – то, что ты называешь голосом, не обращалось с такими словами ко мне.

– Лоис, – торжественно произнес Манассия, – обращение еще прозвучит. И тогда ты подчинишься, пусть даже так, как подчинился Самуил! [51]

– Нет. Честное слово, не могу! – горячо возразила девушка. – Могу принять сон за правду и поверить в собственные фантазии, если буду слишком долго о них думать, но выйти замуж из покорности не могу.

– Ах, Лоис, Лоис! – покачал головой кузен. – Ты еще не возродилась духовно. Но в видении ты предстала передо мной как одна из избранных, в белых одеждах. Пусть пока вера твоя еще слишком слаба, чтобы покорно подчиниться, но так будет не всегда. Стану молиться о том, чтобы ты смогла увидеть предначертанный путь, а пока займусь устранением всех мирских препятствий.

51

«И воззвал Господь к Самуилу еще в третий раз. Он встал и пришел к Илию и сказал: вот я! Ты звал меня. Тогда понял Илий, что Господь зовет отрока». I Книга Царств, 3:8.

– Кузен Манассия – окликнула Лоис, когда молодой человек пошел было прочь. – Вернись! Не могу подобрать достаточно убедительных слов, но поверь: ни на небе, ни на земле не существует силы, способной заставить меня полюбить тебя так, как следует любить мужа, или выйти замуж без такой любви. Заявляю об этом торжественно и серьезно, ибо лучше закончить разговор раз и навсегда.

На миг Манассия замер, словно в растерянности, а потом воздел руки и проговорил:

– Да простит Господь твое богохульство! Помнишь ли Азаила, сказавшего: «Что такое раб твой, пес, чтобы мог сделать такое большое дело? И сказал Елисей: указал мне Господь в тебе царя Сирии» [52] . Азаил пошел и исполнил приказ, потому что неправедный путь был предопределен ему еще до основания мира. Так разве твой путь не лежит среди благочестивых, как было предсказано мне?

52

IV Книга Царств, 8:13.