Сердце бури

В детях проблемы не было. Малыши были здоровы; они рвались в мир с положенными бойкостью и прилежностью. Но Рей… она так и не сумела оправиться после потери. Все эти полгода между гибелью Бена и рождением близнецов она была такой же, как и в тот день, когда Лея забрала ее со «Второго дома» — исхудавшей, измученной, опустошенной. Ее тело отражало состояние души. Все эти месяцы оно как будто боролось с каким-то тайным недугом — и только дети в нем оставались сильны. Рей — здоровая молодая женщина, к тому же, ей не занимать стойкости и терпения. При других обстоятельствах она, конечно, справилась бы с суровым женским трудом. Но теперь у нее просто не было сил бороться. Час за часом она медленно угасала, и не кричала, а лишь стискивала зубы, всякий раз приветствуя очередную бесполезную схватку тихим горьким стоном.

Лея была рядом. Она слышала эти стоны и бледнела, и хваталась за голову от ужаса. Она предпочла бы, чтобы Рей вопила во все горло, как кричала некогда она сама; чтобы билась и ругала врачей, говоря, что они все делают не так… Но этот страшный стон был похож на последний бессильный плач души. Так стонет человек, когда он уже не может кричать. Казалось, Рей окончательно смирилась с тем, что ей не дано пережить роды, и уже не противилась этой участи. Возможно, в глубине души она даже хотела смерти?

Когда их наконец извлекли на свет, Рио и Бейли были здоровы. Как будто какая-то неведомая воля тайно берегла этих детей. Они взяли у несчастной матери все, что она могла им дать. Они как бы вобрали в себя ее жизнь и силу — и вышли в мир крепкими, голосистыми карапузами. С самой же Рей все оказалось совсем непросто. Врачи продолжали корпеть над нею, даже когда детей уже вымыли и унесли. «Кровотечение никак не прекратится», — говорили они. А Лея, дежурившая у дверей операционной, кляла сквозь зубы и этих неумех, и сам акушерский центр в Моэнии, отчаянно жалея, что рядом нет Калонии — уж та бы знала, что делать!

Вскоре глава отделения вышел к ней и сообщил с выражением горькой решимости, тяжело покачивая головой, что иного способа сохранить девочке жизнь он не видит.

В глубине души Лея предвидела, что Рей так или иначе вряд ли будет рожать еще. И все же приговор привел ее в отчаяние. Такого она никак не ожидала. Как же так? Ведь Рей — еще совсем дитя! Но врач не отступал от своего: «Не гневите понапрасну богов, госпожа. У вашей снохи теперь есть сын и дочь. Мало кому в ее ситуации выпадает такая удача…»

… Рей попробовала было отшутиться: «Да полно вам, генерал! Где мне, по-вашему, искать нового мужа в этой глуши?» Однако шутка не нашла отклика. Лея продолжила смотреть на собеседницу взглядом, полным родительской строгости и глубокой, искренней печали.

Рей спокойно помотала головой, давая понять: жалеть ее незачем.

— Вы же знаете, я никого больше к себе не подпущу.

— Это тебе сейчас так кажется, — вздохнула Лея.

— Разве вы смогли бы быть с кем-то после Хана?

— Я — старуха, а тебе всего двадцать три. В твои годы у меня еще не было Бена. Думаешь, я буду рада, если ты до конца дней останешься чахнуть здесь, заботясь лишь о детях?

— Я не о том, — Рей сердито тряхнула головой.

Даже если ее раненое влюбленное сердечко может смириться со временем — кто знает, вдруг ей встретится надежный человек, добрый и преданный, вроде Финна? В конце концов, детям лучше расти в полной семье, — ее тело точно не примет никого, кроме Бена.

— Вы ведь знаете, как я отношусь к мужчинам. Я выросла в таких местах, где любовь, брак, дети чаще всего не приносят людям ничего, кроме лишних проблем. На Джакку привлекательное тело, — это способ прокормиться для большинства молодых женщин. Когда однажды меня едва не изнасиловали прямо на улице, знаете, что сказала на это моя приятельница Дэви? Ее возмутило, что какой-то пьяный идиот мог бесплатно взять то, за что можно выручить хорошие деньги. Вы думаете, что я — просто юная максималистка, влюбленная дурочка, которая бросается громкими словами? Нет, Лея, я говорю абсолютно серьезно: ни одному мужчине я не смогла бы отдаться так, как отдалась вашему сыну. С ним все было по-другому… Узы вели нас обоих. Бен чувствовал то же, что и я. Он не пытался, а точно знал, как доставить мне удовольствие. Мы оба с ним были как бы и мужчиной, и женщиной в одном лице. Поэтому теперь мне все равно. Бен был и останется моим единственным мужем. А Рио и Бейли — мои единственные дети.

Она сердито отвернулась, устремляя взгляд в окружающую черноту. На ее щеках вспыхнул румянец — знак не только гнева, но и стыда. Рей сама от себя не ожидала, что так разоткровенничается, и честно говоря, была не уверена, что ей стоило это делать.

Лея не нашла, что сказать, кроме едва слышного: «Я понимаю…»

Бежали минуты. Женщины сидели молча, вслушиваясь в легкие шорохи ночного леса. Рей, подняв голову, глядела прямо в усыпанное звездами небо и рассеянно водила пальцем в воздухе, чертя невидимые линии, соединяющие все эти сверкающие точки, как будто составляла в уме звездную карту.

Безмолвие нарушило появление Трипио с горячими чашками, от которых шел бодрящий аромат свежей мяты. Рей перехватила у него обе чашки и протянула одну Лее.

— Ты продолжаешь медитировать? — спросила Органа, с упоением втягивая носом и аккуратно позвякивая ложечкой.

Рей молча кивнула.

— А упражняться с мечом?

— Как правило, я это делаю на рассвете, когда дети еще спят.

Голос Рей был полон холодного равнодушия. Она лишь отдавала необходимую дань тому, чему когда-то поклялась служить, хотя уже давно не видела в этом смысла.

Лея не могла ее винить. Теперь, выходит, они обе — каждая по-своему — гнались по следам утраченного.

Внезапно она услышала:

— Во время медитации я могу видеть умерших.

— Ты о Призраках Силы?

— Нет, не Призраков. И не только одаренных. Я вижу души внутри вселенского потока. Тех, кто жил задолго до нас. Тех, кто теперь — не более чем тонкие струйки света в круговерти Силы. Я видела вашу бабушку — Шми Скайуокер, мать Энакина. Она умерла в муках от рук пустынных жителей. Смерть вовсе не огорчила ее. Она безумно устала от страданий и была рада освободиться. Она жалела лишь об одном — что ее сын видел, что с нею стало. Они так мало виделись при жизни, но именно ему довелось застать ее кончину. Она боялась, что он может наделать глупостей, — Рей грустно усмехнулась. — Еще я видела вашу мать, Падме. Она всегда была рядом с вами — почему-то только с вами, а не с Люком. Невидимая, она склонялась над вашей колыбелью и нашептывала ласковые слова. Вы ведь чувствовали ее присутствие, верно? Ее образ отложился в вашем подсознании как набор бессвязных ощущений…

Лея почувствовала, как в ее теле растет дрожь, хотя руки продолжали обнимать горячую чашку. Она никому об этом не рассказывала. Только брату — однажды на Эндоре в разгар полуночного праздника.

— Давно ты начала их видеть? — спросила она со страхом и одновременно с долей благоговения.

— Когда была беременна. Помните, я говорила, что иногда вижу Бейли и Рио там, у себя внутри? Так вот, как-то раз я просто поняла, что способна видеть не только нерожденную жизнь, но и жизнь, которой давно нет — ведь так ли они, в сущности, различаются? И то, и другое скрыто во мраке, за пологом тайны, которую извечно мечтают разгадать все разумные существа. Можно сказать, что мои дети, сами того не зная, научили меня видеть мертвых. Это — их неожиданный дар…

Лея не верила ушам. Если она все верно поняла, Рей сейчас говорит о том, что ей доступны все тайны прошлых лет, — причем, говорит таким будничным тоном, словно они обсуждают погоду или очередную выходку Бейли.

— Но почему ты раньше мне не сказала?

— Я… — Рей замялась на мгновение. — Мне казалось это неправильным. Понимаете, генерал, Призраки… они появляются по собственной воле. А тут… я как будто заглядываю в чужие окна. А чужие души, в чужие воспоминания…

— А Люк… ты и его видела? Он знает о твоих новых способностях?