Сердце Эухеньо

Нормальную жизнь променял на бухло!"

Молвил второй: "Ну а я педераст,

Чем был удручен - и украл контрабас.

Пойду я его музыкантам верну,

Окщусь и на мир по-другому взгляну".

И хором сказали они Эухеньо:

"Спасибо за помощь при перерождении!

Оставь себе плащ и, конечно, белье,

Возьми мое пончо, сомбреро мое.

Еще мы подарим тебе инструмент.

Поверь, это просто бесценный презент.

Ты сможешь признание в народе найти,

Играя на площади после шести".

Отдав ему пончо, сомбреро, гитару,

Бандиты достали большие сигары

И, их закурив, удалились в закат

И песню запели. Мотив был пиздат.

Знаком он тебе, мой читатель, поверь.

Услышав его, стих пишу я, как зверь:

Мы заведем себе и кол, и двор,

Пойдем Энрике выплатим налоги.

Калаш не нужен, больше я не вор,

Романтик я, но не с большой дороги.

Мы желаем жить - эх!
– по-другому,

Мы желаем жить - эх!
– по-другому.

Больше не лентяи,

Чао, жизнь блатная!

Тем, кто дружен, не страшны тревоги!

И в этот момент поглотил их закат,

И стал Эухеньо гитарой богат.

Совету бандитов он сразу же внял:

На площадь пошел и тотчас заиграл.

Он вскоре собрал небольшую толпу.

Послушать его собрались: лилипут,

Старушка, алкаш, аллигатор и кот,

Колдун деревенский и дама в трико.

Сказал лилипут: "Как он классно поет!"

Мяукнув, согласие выразил кот.

"Играет хуево", - сказала старушка.

"Но очень душевно", - заметил пьянчужка.

И лишь аллигатор устало зевнул

И жопу к Эухеньо свою повернул.

А дама сказала: "Как славно поет!

Как жаль, что мотивчик с проглотом сосет".

Колдун зашептал себе что-то под нос

И палец кривой к Эухеньо поднес.

Магическим светом его обдало

От ног до макушки, включая ебло.

И тут зазвучал из гитары соляк -

Крутое музлишко, а вовсе не шлак:

Один я скитался по свету,

Никто меня не любил.

Однажды гитару эту

Прохожий мне подарил.

Когда он меня увидел,

Он изменился в лице

И стал совсем безобиден

И опустил прицел.

Акапулько-ай-яй-яй-яй...

В краю достичтимых мексов

Прохожий бандитом был,

Работал с другом совместно,

А друг тот мужчин любил.

И очень они страдали,

Хотели меня пристрелить,

Однако речам моим вняли

И честно решили жить.

Акапулько-ай-яй-яй-яй...

Аплодисмент Эухеньо сорвал,

А также собрал небольшой капитал.

На следующий день он поехал в гастроль.

Унял ненадолго сердечную боль.

Везде принимали его на ура.

Шампанское употреблял он с утра,

Фанатов он в номер к себе приглашал

И там дополнительно их ублажал.

И вот заработал он много бабла,

Но знал, что бабло не спасает от зла.

Думал Эухеньо: "Теперь я богат,

С мужчинами часто имею приват,

Но все ж я лишен настоящей любви.

И пусть популярен я и даровит,

Мне кажется, что-то со мною не то.

Быть может, родители скажут мне что".

Закончил свою Эухеньо гастроль,

Фанатам раздал дорогой алкоголь,

Гитару слегка на хую повертел,

Купил билет в Мехико и улетел.

***

Тако с буритто, пивко с халапеньо

Сожрал в самолете наш Эухеньо.

К пище такой он совсем не привык -

От острого вспух у вампира язык.

Сходя с самолета, он сильно страдал,

Опухший язык меж клыками торчал.

Таксисту он адрес не смог объяснить -

Пришлось до родителей пехом пилить.

Путь занял ни много ни мало три дня.

На третий героя ждала западня.

Когда в Сочимилько Эухеньо пришел,

Зайти он решился в огромный костел.

Пред ним распахнулась дубовая дверь,

И вышла к нему мексиканская дщерь.

Промолвила: "Странник, скорей заходи

И веру в Иисуса в душе породи!"

Наш Эухеньо шагнул за порог

И ощутил возгорание ног,

А сразу затем - возгорание рук,

Как будто прижали электроутюг.

В этот момент уяснил Похуеску,

Что вурдалакам в костеле не место.

И вскоре вампир наш усердно бежал,

И плащ знаменитый на нем полыхал.

Темпом таким он добрался за час -

Лишь у дверей плащ несчастный угас.

Свисал изо рта орган речи опухший,

Взгляд, как и плащ, тусклый был и потухший.

Последним усилием воли герой

Нажал на звонок подуставшей рукой.

Открыла ему незабвенная мать.

Хотел он ее крепко расцеловать,

Но мать отстранилась, лицо скривил страх,

Спросила: "Неместный вы в наших местах?

Я вас не припомню, вы новый сосед?

Завтра придите ко мне на обед".

Сказал Эухеньо: "Мам, это я!

Хотел, чтоб воссоединилась семья -

И вот, я приехал. Был путь мой не прост.

К вам с папой имею серьезный вопрос.

Однако сначала позволь мне войти,

Обедом приятным меня угости.

Скучал я отчаянно, мама, поверь,

Открой же пошире сердечную дверь!"

Мамаша смутилась, впустила его.

Вошел Эухеньо крадучись, как вор.

Отец приподнялся с дивана и вдруг

Узнал в Эухеньо свой личный продукт.

Смешался совсем он, не знал, что сказать -

В сыночке видна мексиканская стать,

Однако при этом лицом он темней,

Чем сто двадцать восемь безлунных ночей,

А рот полон острых огромных клыков,