Сердце напополам
Шрифт:
– Спасибо, конечно, но я себе оформила командировочные. И мне их вполне достаточно.
Света впечатывает конверт Бате в грудь и, утратив всякий интерес к ним обоим – в смысле – к конверту и Бате, поворачивается ко мне.
– Ну что, я пойду, да? Не скучай.
Обнимаю свою девочку, а сам сверлю злобным взглядом Батю. Мне сейчас его прибить хочется. Своими руками надавать по его осунувшейся морде. Хоть так отомстив за Светкины слезы, которые ей не без труда, но все-таки удается сдержать. Чувство, надо заметить, новое. Так-то Батя – единственный родной мне человек. Я за него сам кому хочешь перегрызу глотку. Родной – не по крови, да. Но есть узы крепче кровных.
– Возвращайся скорей. Я уже скучаю.
Светка кивает, закусив губу. Отворачивается. Не глядя на Батю, делает шаг по направлению
– Забыла чего? – хриплю.
– Ага. Сказать, что люблю.
И все-таки она поразительная женщина. Столько молчала… А потом, посреди аэропорта – здрасте, приплыли. Набрасываюсь на ее губы. Я терпеть не могу публичного проявления чувств. Никогда не понимал парочки, которые вот так на глазах у всех сосутся. Прямо как мы сейчас.
– Быстрей там все решай. Поняла? – спрашиваю, задыхаясь от эмоций. Светка часто-часто кивает. – И это… Свет. За базар придется ответить.
– Да не вопрос. – Начинает пятится, улыбаясь. – Вопрос – как?
– По всей строгости. Замуж за меня пойдешь.
Это я не спрашиваю, если что. А утверждаю.
И вот что у нее за привычка – если чуть волнуется – губы кусать? Ну, ведь совсем они у нее истерзанные от этого. Потому что в последние дни волнения было достаточно. Я и сам на взводе. И из-за событий этих, когда думал, что меня инфаркт схватит прежде, чем я к ним с Батей домчусь, и из-за своего внезапного, но такого правильного, как я уже сейчас понимаю, предложения. У меня к ней серьезно ведь. А Светка после ночи с Батей в этом, знаю, что сомневается. Дурочка моя, готов поклясться, что плачет. Не зря же отвернулась так быстро и скрылась за дверьми, даже не оглянувшись.
Рядом хмыкает Батя.
– Кто тебя так учил предложения делать?
– А ты что – большой в этом спец? – отбрехиваюсь без особого энтузиазма.
– Да нет. Просто не пойму, к чему был предыдущий наш разговор, если ты надумал жениться. Не бери в голову.
Батя разворачивается и шагает, но я упрямо шагаю следом. В конце концов, мне тоже к выходу, да и понимаю ведь, что надо пользоваться его разговорчивостью, пока Рустам опять не замолчал, потому как не факт, что мне потом удастся разговорить его снова.
– Может, расскажешь, как одно мешает другому?
– Не пойму, что с тобой не так? – Батя останавливается у огромной Тойоты и, чуть сощурившись, подкуривает. Ну что сказать? Губа у него не дура. Как только достал Секвойю так быстро. Танк ведь, а не машина. – Ты же вроде и правда любишь…
– Без «вроде», – поправляю я.
– И? Не в лом тебе любимую со мной делить, м-м-м?
– Нет. Да и ты, заметь, ведь тоже не обломался, а вот теперь чего-то мутишь. Скажи, ты еще не заебался во всем и всех подвох видеть? Может, просто примешь, что нужен кому-то, а, Бать, и расслабишься? Я думал, мы семья, – отчего-то сипну. Так-то я тоже не привык к таким разговорам. У мужчин с этим сложней. Особенно у битых. Я ведь тоже жизнью ученый. Да, конечно, у Бати побольше опыта, но все ж… Мы с ним столько лет из одной миски хавали. Плечом к плечу при любом шухере становились, или вперед выступали, чтоб друг друга прикрыть. И теперь этот мудак просто берет все и к херам обесценивает. Люблю ли я Свету? Да, как ее не любить? Ревную ли я ее к Бате? Нет. К нему – нет, а любого другого убил бы просто за один косой взгляд в ее сторону. Но Рустам… Он как часть меня. У меня за него душа болит. Ведь, ну, по правде, жил мужик, хороший, блин, мужик, и что он в этой жизни видел? Да ничего. Съехал, вон. На хера, спрашивается. Что, ему плохо было возвращаться домой, где всегда теплый ужин ждал и горячая женщина? Пусть даже он этой женщины, по правде, только раз коснулся, но ведь видел я, как ему хочется, как он тянется к теплу домашнего очага, к ней, к нам... Неспроста же он вокруг нас крутился. Даже сериалы смотрел, когда мы, очумев от работы, врубали телек, чтобы чуть проветрить мозги. Так, ворчал только, что мы на какую-то муть подсели. Что, нам одной семьей плохо было? Да хрен там. Лично у меня душа только тогда была на месте, когда эти двое оказывались в поле видимости. Так казалось правильным. И плевать мне, если у кого-нибудь на этот счет какие-то свои представления.
Мне спокойней было от мысли, что у Светы есть Батя. Мало ли, случись что. Этот за свое порвет, всегда подстрахует. Да и опять же, чисто рассудочно. Для дела надежнее, когда все в одну семью. И если уж так разобраться…– Ну, какая семья, малой, шведская? – Батя затягивается так, что фильтр шипит.
– Единственная, какая у тебя может быть, ты об этом не думал?
ГЛАВА 19
ГЛАВА 19
Хоть убейте меня, я не понимаю… Какого черта Дэн до меня доебался? На кой ему это все? И ведь не сказать, что я сам не думал, не прикидывал в уме, как это могло бы быть. Не взвешивал плюсы, минусы, блядские риски. Куда только ни забредали мои мысли, пока я ходил из угла в угол в пустой, необжитой совсем квартире. И если с моими резонами соглашаться на такой формат отношений все было понятно (ведь ничего другого мне не светило), то у Дэна для этого не было никаких разумных причин. Если, конечно, он не конченый извращуга, чего я раньше за ним не наблюдал.
Нет, конечно, я в курсе, что есть на свете олени, которые видят особый кайф в том, чтобы трахать свою бабу после другого. Этому даже название придумали, как-то с куклами связанное… Я не запомнил, потому что, в общем-то, не интересуюсь такими вещами. И лишь поневоле слушаю, о чем треплются мужики, коротая срок, да удивляюсь тому, до каких тем порой доходит братва в своих экзистенциальных поисках. Кстати, если по всем другим вопросам мнения мужиков обычно разнятся, что приводит к очередной многочасовой философской дискуссии, то тут все на удивление единодушны – только опущенный может находить кайф в унижении и с гордостью носить рога. Вот только когда мы с Дэнчиком трахали Свету, он выглядел каким угодно, но не униженным. И если волчонок от чего и кайфовал в той ситуации – так это от возможности бросить вызов мне… старому матерому волку. А значит, тут в другом дело, так? И мотивы у малого другие.
– Чего ты добиваешься, Дэн? Зачем тебе это?
– На хера спрашиваешь, если все равно не поверишь?
– А ты попробуй.
– Окей. Я люблю тебя и желаю добра.
– Бля-я-я… – качаю головой. – Я сча тебе втащу, ты ж понимаешь?
– Да не как мужика, тьфу ты, Бать, какого хрена ты все к какой-то хуйне сводишь?!
– Я?! Да за такой базар тебе в зоне билет в один конец выписали бы!
– А мы не в зоне, Рустам, – замечает Денис устало и зло. Говорю ж – звереныш. – Здесь люди к психологам ходят, чтобы научиться свободно выражать свои чувства. Эмоциональный интеллект, ёпта, слышал про такое?
– Это что-то на пидорском? – сплевываю я, делая вид, что и впрямь недалекий.
– Так, – сдувается мелкий, потирая лицо лапищей. – Все с тобой понятно. Иди ты…
– Ну?! – подбиваю я Дэна, сам не зная, на хера мне это надо. Может, чтобы уж, наконец, выпустить эмоции, про которые он мне тут задвигает.
– Иди ты в пень, Бать. Я думал, ты выше этого говна. Думал, тебе хватит духу признать собственную слабость и поискать варианты. Потому как они, Бать, есть. Пусть и не самые очевидные, да. А ты просто трус. Вот теперь можешь втащить мне. Если получится, старый ты мудозвон.
И я его бью. Но Дэн на стреме, знает ведь, сучёныш, что перешел черту, и уворачивается, в ответ с разворота пиная меня ногой. Да только я преподавал там, где он учился. Сцепляемся не на жизнь, а на смерть. Так, только краем сознания бродит мысль – если я откинулся, отмотав срок от звонка до звонка, то у этого идиота ведь УДОшка. Сейчас загребут если – все, хана. Отправят пацана досиживать. И все бы ничего. За свои поступки отвечать надо. Вот и ответил бы. Только как мне это Свете объяснять?
– Кончай, малой! Все. Хватит… – беру его на болевой. – Сча повяжут ведь. Хочешь опять на этап?
– А тебе что? Ты ж даже мое место зассышь занять рядом со Светкой.
Самое смешное, что он прав. Наверное, зассу. Что не смогу защитить, что не окажусь рядом, когда это будет нужно. Что из-за меня… ей… Вон, как тогда, когда нас чуть не подорвали… Аа-а-а. Хватаю ртом обжигающе-горячий воздух. В нос набивается пыль, глаза застилает пеленой ярости.
– Убью, сука!
– Да пошел ты!